Верден нагнулся, я испуганно отшатнулась, коснувшись спиной кафеля, и несильно стукнулась затылком о стену — ч-ч-черт, лучше контролировать себя надо, дорогуша! Тут же вторая ладонь Тима легла на пострадавшую часть, и его лицо стало еще на пару сантиметров ближе, почти нос к носу с моим.
— Хотя, знаешь, последнее, пожалуй, неплохо звучит, — задумчиво обронил он.
Его голос опять приобрел глубину и тягучесть, и я напряглась, моментально почувствовав опасность: Верден включил нахального и наглого типа, берущего, что ему надо, не спрашивая, а в сочетании с этими нотками и красноречивым взглядом сработало не хуже детонатора на мои еще не совсем успокоившиеся эмоции и желания. Тело вздумало артачиться, тут же охотно отозвавшись на провокацию, и пришлось до хруста стиснуть зубы.
— На фиг пошел, — твердо ответила я. — Только через мой труп я пропишусь у тебя на пээмже.
В ответ раздался смешок, Тим прижался ко мне, и его ладонь с затылка медленно переместилась на мое плечо, плавно скользя по мокрой коже, потом вдоль руки до локтя и ловко нырнула на талию. Пальцы Вердена легко пробежались но пояснице и замерли на моей пятой точке. Мм, я отвлеклась, завороженно прислушиваясь к новой гамме ощущений — прикосновения под струями воды чувствовались чуть по-иному, но оттого не менее… возбуждающе.
— Тебе учиться еще два с половиной года, — ласково известил меня об очевидном факте Тим, собрав губами капельки воды с шеи, что заставило меня тихо ругнуться и крепко зажмуриться — стоять спокойно выдержки хватало, а вот загасить в глазах настоящую свою реакцию вряд ли получится. Я снова хотела этого невозможного человека, отрицать бесполезно. — А потом все равно все вместе жить будем.
Последняя фраза привела в чувство покруче ледяного душа. Что там я говорила об опасности слишком частой близости с альбиносом?
— Чудесной шведской семьей?! — взвилась я, уперев ладони ему в грудь, но пальцы скользнули по мокрой коже, слегка царапнув ее, и, судя по резкому выдоху Вердена, это ему понравилось. Извращенец, точно. — Тебе конкретно объяснить, что НИЧЕГО между нами не будет и куда можешь засунуть себе все мысли на этот счет? — Я заводилась все сильнее, злость и желание намертво перемешались, но балом правили совсем не они, а упрямство и проснувшийся страх. — Да, все было отлично, спасибо, что избавил от страхов, но я не буду больше спать с тобой, точка, все, ясно? — выпалила на одном дыхании, всерьез опасаясь его ответа на мой всплеск.
Реально испугалась до чертиков и нервной икоты. И даже не того, что он отберет у меня пресловутую свободу и заставит играть в какие-то нелепые отношения, пародию на любовь-морковь. Нет. Я вспомнила, как совсем недавно плавилась в его руках, позволяя делать все что угодно, добровольно вручив ему власть над собственным телом, и какой ловила от всего этого кайф, и… Стало страшно, потому что это почище наркотика. Возможность быть самой собой хотя бы в подобные редкие часы, когда ни перед кем не надо притворяться и выглядеть старше, чем есть на самом деле, слишком притягательная, прямо-таки опасно манящая, и неизбежно вызовет привыкание, а я… Я не хотела привыкать, ни к Вердену, ни к кому вообще. Уж особенно к Вердену. Потому что, когда есть любовь хотя бы с одной стороны, человеком можно манипулировать в своих интересах, держать на некотором расстоянии, причинять боль от предательства или наоборот, окутать нежностями и прочими сантиментами…
Между нами любви не было. Было непонятное притяжение, настолько сильное, что сопротивляться оказалось крайне сложно, несмотря на все мои выбрыки и попытки сохранить дистанцию. Более того, влюбленного можно обмануть, можно использовать его чувства. Можно держать в счастливом неведении относительно реальных мотивов своих поступков, все равно будет верить и прощать. Я же могла испытывать к Тиму что угодно, кроме любви, могла делать что хочу, вести себя как заблагорассудится, и это никак не изменит существующего положения вещей. Так же, как и он мог быть каким угодно, хоть белым и пушистым, хоть зеленым и лысым рядом со мной. Абсолютно фиолетово, что очень точно отражало суть странной связи между нами. Секс являлся только приятным дополнением, красивой и удобной рамкой, служившей для оформления того, что происходило на самом деле.
И я также очень четко понимала сейчас, что то новое знание обо мне, которое он получил сегодняшней ночью, о новой Софье Александровской, появившейся на свет благодаря его настойчивости и уверенности в собственных действиях, не узнает никто, кроме нас двоих.
— Сонь, расслабься, — прошептал Тим, медленно слизнув языком еще пару капель, а я замерла, напряженная, как линия высоковольтной передачи, не зная, чего хочу больше — уйти наконец отсюда или махнуть на все рукой и уже убрать колючки. После драки кулаками не машут, Верден теперь имел прекрасное представление о собственной власти надо мной. — Все между нами останется… Я не буду ни к чему принуждать… Ну что ты такая испуганная и недоверчивая, а? — Тим поднял голову, внимательно всматриваясь в мои глаза, потом хмыкнул и снял душ с крючка. — Я же не лезу в душу, Сонька, и не прошу любить до гроба, ну? — Настойчивый голос звучал слишком уверенно, чтобы игнорировать его.
Теплые струи воды коснулись шеи, Верден отстранился, но его вторая рука снова уперлась в стенку, отрезая мне пути к отступлению.
— Просто будем где-то поблизости друг от друга, и все. — Он замолчал. А я неожиданно ощутила, к собственной досаде, как загорелись щеки от румянца: взгляд Тима медленно путешествовал по моему телу, разглядывая то, чего не видно было в темноте комнаты, и мои щиты из возмущения и злости разлетелись как стеклянные под этим серьезным, вдумчивым взглядом, ни разу не наглым или самодовольным. — Это ведь несложно, Сонечка?
А за взглядом следовали струи воды, и внутри стремительно нарастал знакомый вихрь ощущений. Кожа вдруг сделалась безумно чувствительной, до болезненности просто. Я прикусила губу и зажмурилась, всхлипнув от бессильной ненависти и судороги желания, скрутившей низ живота.
— В-верден… — простонала сквозь зубы, не в силах выразить обуревавшие чувства, в которых злость тесно переплеталась с восторгом от происходящего. — С-с-скотина, у-ублюдок… — Хватало только на ругательства, потому что струи душа, переключенные с дождевого режима на массажный, неумолимо, кругами снижались, приближаясь к стратегически важному месту между судорожно стиснутыми бедрами.
Что показательно, при этом Верден не касался меня и пальцем, просто смотрел и улыбался. Как обещал не так давно…
— Не надо бояться того, что происходит, — тихий мягкий голос почти сливался с шелестом воды. — Это ты, только другая… И этого никто, кроме меня, не увидит, никогда…
Вот это уж точно, никто и никогда. Мысль о том, что могу прекратить все очень легко, вмешавшись в организм Вердена, даже не маячила на задворках сознания — вряд ли я вообще сейчас на что-то способна, кроме жалких попыток усмирить собственный организм, что уж о чужом говорить.
— Ножки, Соня. — Голос Тима раздался совсем рядом с ухом, настойчивый и уверенный.
Уверенный, что послушаюсь, как совсем недавно — и ведь послушалась!.. Да, хотелось нырнуть снова, достать до самого дна и забить на все заморочки между нами, хотя бы на ближайшее время. Наркотик чистой воды, вызывающий привыкание с первого раза и от которого невозможно отказаться… Я уперлась пяткой в кафель, согнув ногу, отвела колено и решительно задвинула отчаянно верещащее сознание куда подальше. М-да, кажется, теперь понимаю, отчего интуиция дернулась при нашей первой встрече. Видимо, предупреждала вот как раз о таком развитии событий. Ну и пофиг, ну и к черту. В конце концов, я же сама сюда пришла, никто не заставлял. Ну а то, что банальный перепихон — в моем представлении — вылился во что-то гораздо большее, что ж, будем решать проблемы по мере поступления. Утром. Когда очухаюсь от всего и буду способна соображать на трезвую голову.
…Мы снова целовались, жадно, захлебываясь друг другом, и скоро душ сменили пальцы Тима, а потом и он сам. Мне было параллельно, услышит ли Ольга — если вернулась — мои крики и стоны, так же, как Вердену было совершенно все равно, что я располосовала ему плечи и спину, конкретно так, до крови. Мне хотелось сделать ему больно, хоть чуть-чуть отомстить за то, что посмел показать такое наслаждение, крепко подсадив на него, и теперь получил отличный инструмент для манипулирования мной. Но я не сдамся так просто, нет, только не чересчур умному альбиносу, слишком хорошо знающему, как со мной обращаться. Война так война, и все средства будут хороши. Вопрос, почему не могу принять все как есть, тоже как-то не возник, я сразу доверилась защитной реакции на попытку — успешную — вторгнуться на мою глубоко личную территорию и начала инстинктивно защищаться, вопреки желаниям и доводам разума. Подсознание страшная штука, особенно если оно решило встать на дыбы и показать зубки.
И да, уйти к себе мне снова не дали. Вымотанная и уставшая, я только вяло и дежурно послала его, когда Верден вытер меня, укутал в полотенце и отнес к себе в кровать. Я моментально выключилась, едва донеся голову до подушки. Алилуйя, эта ночь наконец закончилась.
Утро наступило внезапно и довольно поздно, по моим ощущениям. А еще ощущения говорили, что ночью по мне проехалось несколько катков и потопталось стадо слонов. Ныли все мышцы, и в таких неожиданных местах, что я боялась пошевелиться, чтобы не охнуть и не застонать. Кроме того, есть хотелось просто адски, и едва подумала о спрятанных в комнатном холодильнике заначках, желудок громко заурчал. Ну вот, зараза такая, всю конспирацию нарушил, а я-то думала по-тихому слинять, обойдясь без очередной порции душещипательных бесед., Не открывая глаз и откуда-то совершенно точно зная, что Верден уже давно не спит, напряглась в ожидании чего-то вроде «доброе утро, солнышко» или «как спалось, страстная моя?». Откуда в голову полезла вся эта чушь из бульварных романов в мягких обложках, не знаю: видимо, слишком сильны стереотипы.
— Глаза открывать будем, трусиха? — Альбинос в своем репертуаре, не оправдал моих ожиданий.
При этом продолжал обнимать одной рукой за талию — я лежала на боку, уткнувшись в его грудь и до ушей накрытая одеялом. В комнате было довольно прохладно, судя по моему холодному носу. Задержав дыхание, как перед прыжком в воду, я осторожно приподняла веки и наткнулась на пристальный, спокойный взгляд светлых глаз. Верден лежал, подпирая ладонью голову, и просто смотрел на меня, ожидая, видимо, первой реакции. Я не разочаровала. Наверное.
— И? — изогнула бровь, отметив, что голос еще хрипловатый, и откашлялась.
Глаз не отводила, хотя где-то на периферии сознания мелькнули остатки смущения — под одеялом, естественно, ни на нем, ни на мне ничего не было.
— Что «и»? — Губы Вердена дрогнули в намеке на улыбку. — В любви признаться, что ли? Или начать распинаться в том, как все было замечательно и какая ты вся из себя чувственная и сексуальная? — насмешливо заявил он, усмехнувшись шире — немедленно захотелось съездить по его физиономии, чтобы стереть эту чертову ухмылку. — Так первого нет, и ты это знаешь, а второе тебе уже известно и без моих слов.
— Ты просто песец какой-то ходячий, — сквозь зубы ответила я, раздраженная донельзя тем, как он легко просчитал ход моих мыслей. Оказывается, я мыслю дремучими стереотипами, ужас какой. И ведь опять, опять прав в каждом слове. На фиг признания. И подтверждение глубины моего падения, особенно от него, тоже туда же. — Всем спасибо, все свободны. — Я рывком выпрямилась, откинув одеяло и стараясь не ежиться от прохладного воздуха, и спустила ноги с кровати, повернувшись к Вердену спиной.
— Не, ну кофе в постель могу организовать, — до меня донесся тихий смех. — Но ты вроде его не особо любишь, да? И не горишь желанием задерживаться в моей постели дольше чем нужно. Так зачем заставлять?
Нагнулась, подняла с пола его джинсы и запустила в весело скалящегося альбиноса. Давай, давай, я тебе еще устрою небо в алмазах и ананасы на березах. Думаешь, теперь сама за тобой бегать буду? Угу, вот прямо щас все брошу и начну. Удержалась от вопроса, а что в таком случае ему вообще от меня нужно, — не знаю и знать не хочу, достаточно того, что упорно тащит в свою ячейку, — и начала одеваться, собирая с пола одежду. Взгляд Тима почти не напрягал, остатки стеснения решили, что после такого ночного марафона и безумства в душе глупо краснеть только потому, что кто-то слишком наглый в открытую пялится на твою голую грудь и попу. И чего там не видел, спрашивается? Я заправила свитер, надела рубашку, кое-как пригладила волосы и наконец посмотрела на Вердена. Он лежал, закинув руки за голову, до половины укрытый одеялом, и тоже смотрел на меня.
— Поцелуешь на прощанье? — Светлая бровь поднялась, а я чуть не поперхнулась от такого наглого предложения.
Мало, что ли, ночью целовались?! У меня вон до сих пор губы опухшие и болят… Я скупо улыбнулась и послала ему воздушный поцелуй.
— Бывай, герой-любовник, — демонстративно помахала ручкой и направилась к двери.
— Приходи в любое время, секси, — раздался вслед ехидно-насмешливый ответ.
Я промолчала и просто вышла, закрыв дверь. Пока в голове царила пустота, мысли попрятались по углам, отказываясь выходить и принимать участие в обсуждении дальнейшей стратегии поведения с Верденом. Я махнула рукой, решив не насиловать измученное непривычной ночной нагрузкой сознание, и занялась удовлетворением насущных нужд: есть и курить. А потом можно и поразмышлять…
— Судя по твоему помятому личику и встрепанной шевелюре, да здравствует секс? — раздалось со стороны Ольгиной кровати, и я чуть не подпрыгнула от неожиданности.
Она сидела, поджав под себя одну ногу, и насмешливо ухмылялась, не сводя с меня блестевших от любопытства глаз. Я неопределенно повела плечами и полезла в холодильник.
— Типа того, — как можно безразличнее отозвалась, не желая вдаваться в подробности.
Ольга и сама прекрасно знает, каково оно, а сплетничать на тему мужиков и тем паче их достоинств, уподобившись каким-нибудь кукольным блондинкам, не хотелось.
— Да ладно?! — недоверчиво протянула Грановская, и настолько натурально, что я вынырнула из недр и уставилась на соседку, не понимая, то ли так искусно притворяется, то ли на самом деле удивлена. — Сонь, я ж так ляпнула, вижу, ты выходишь вроде как со стороны комнаты Тимки, вообще думала в сортир ходила… Че, реально переспали? — снова переспросила она с любопытством.
В какой-то момент мне показалось, что в голосе Ольги слишком много нездорового интереса. А уж то, как она его постоянно называла — Тимка, ага, — вообще ни в какие ворота не лезло, тоже мне, нашла комнатную собачку, домашнего мальчика. Но ломиться без приглашения в чужую душу, да еще когда в своей форменный бардак, посчитала не совсем правильным.
— Оль, а чего ты так переживаешь по этому поводу? — спокойно поинтересовалась я, накладывая салат в тарелку.
— Да просто странно, ты же от него несколько месяцев шарахалась, а тут бац… — Она замолчала и, я уж подумала, успокоилась. — Ну-у и? Понравилось? — Соседка снова вернулась к прежней теме.
Вздохнула, сдержав раздраженный ответ.
— Сама знаешь, чего спрашиваешь-то? — Я равнодушно пожала плечами и устроилась на своей кровати. — Оль, извини, есть хочу. И обсуждать не имею желания, честно, — решительно добавила, отправив первую ложку в рот.
— Ладно, ладно, как скажешь. — Она демонстративно закатила глаза и поднялась, отправившись умываться.
Подчистив тарелку, я взяла пачку сигарет и удалилась в курилку, чувствуя, как начали шевелиться мысли. Тело ломило меньше, и все равно массаж бы не помешал, но не к Вердену же идти с такой просьбой?! Прикурила, устроилась на скамейке, задумалась. Начнем с самого простого: понравилось? Понравилось. Еще хочу? Ой как хочу-у… Тьфу. Гормоны, что ли, или я на самом деле такая… ненасытная? Фиг знает, проверяется только практикой, а ее как-то… Блин, и хочется, и колется. Абстрактно, не принимая во внимание Вердена как любовника, естественно — побольше и можно без хлеба. Ну а реально, кроме него, ни с кем так не смогу. Это слишком… личное, а притворяться у меня не получится, стопудово. Да и как-то не представлялось мне никого, кроме чертова красноглазого. И что делать? Каждую ночь зависать у него, что ли, пока не насыщусь? Поежилась, стряхнув пепел: какая-то не слишком радостная перспективка — лишний раз давать ему увидеть меня… такой. Ну не могу, не могу. Я словно моллюск, с которого стащили панцирь, обнажив мягкое тельце. Верните раковину, я с ней уже сроднилась и срослась!
Так, ладно, с собственной физиологией разобрались, кажется, тараканы но поводу секса благополучно сдохли и больше не будут портить мне жизнь. А вот Верден… Я еще больше запуталась. То пугающее чувство единения, которое раз за разом накрывало нас ночью, заставляло сознание съеживаться в точку и кричать, что на фиг нам такое счастье, все равно непонятно, что с ним делать. А ведь чертовски, просто офигительно классное ощущение. Бли-и-и-ин… Я прикрыла глаза, прислонившись затылком к стене. Кто мы теперь — друзья, любовники, будущие напарники? Враги на всю жизнь? Не знаю. И пока ничего не понимаю. Тим вел себя совершенно не так, как я ожидала, не озвучил, что ему, в конце концов, надо, кроме будущей работы со мной, не разводил ненужных слюней и нежностей. Но отчего-то меня его утреннее поведение не задело, не обидело. В чем-то даже обрадовало. Вздумай он сюсюкать и изображать счастливого влюбленного, мне было бы ужасно неловко и стремно. А так… он снова поставил меня в тупик, дав некую свободу выбора. Ведь захотела бы — осталась. И, каюсь, подленькая мыслишка вертелась, пока одевалась. Почему Верден не удержал? Не хотел, пожалел и отпустил отдыхать или сознательно взял нейтралитет, проверяя мою реакцию?