— Утоплю! — категорично заявил альбинос, но я даже не повернулась в его сторону.
Угу, конечно, утопит… Давно по кустам не бегал? Устрою, не вопрос.
— А не фиг в речку скидывать! — парировала я, гребя к берегу.
Ответа не услышала, а в следующий момент сильные пальцы схватили за лодыжки, потянув вниз. Чуть не захлебнувшись, я попыталась лягнуть разошедшегося Вердена, не получилось, и я разозлилась, снова на пару секунд уйдя под воду. В общем, наше барахтанье вместе с ржачем красноглазого и моими возмущенными воплями распугало всю рыбу в радиусе метров двадцати точно. Под конец возни я утомилась, злость и раздражение на выходку Тима прошли, и захотелось растянуться на коврике.
— Все, я на берег, — часто дыша, я повернулась к нему, стоя по шею в воде. — И предупреждай в следующий раз, оки?
Верден кивнул и вдруг, притянув к себе, поцеловал. И не просто чмокнул в губы, а по-настоящему. Честно говоря, я растерялась, не ожидая от него такого, ведь обычно он не позволял себе подобных слишком личных знаков внимания вне своей комнаты или тем более где-то на улице, где нас могли видеть. Прежде чем успела понять, как к этому отнестись, меня уже отпустили.
— Просто захотелось, — усмехнулся он, увидев на моей физии большой знак вопроса. — Пойдем, замерзнешь.
Похлопала ресницами, покрутила пальцем у виска — благо он отвернулся, — и молча вышла на берег.
За четыре дня до августа мы вернулись в общагу: начинался второй год обучения в институте.
Дальше время понеслось с удвоенной скоростью: из предметов появилась биоэнергетика — нас учили снимать боль, замедлять, а потом и останавливать кровотечение, лечить всякие мелкие болячки, в общем, весьма полезное дело. Потом ясновидение, теория и практика, у каждого своя — у меня Таро и шар, у Вердена — руны, у Ольги — воск. Нас разбивали по мини-группам и проводили отдельные семинары. Еще, к моему вящему удивлению и недоумению, актерское мастерство, причем отдельно у мальчиков и девочек. У нас его вела потрясающая тетка, высокая, с короткой, тщательно уложенной стрижкой на светлых волосах, пренебрежительно прищуренными серыми глазами и губами, искривленными в снисходительной улыбке. Всегда стильно одетая, в свои сорок с гаком имевшая фигуру, которой могла бы позавидовать иная двадцатилетняя девчонка. С безупречным маникюром, идеальным макияжем и неизменно начищенными туфлями. Говорила Элоиза Степановна негромко, с эдакой ленцой, и на занятиях неизменно курила тонкие сигареты, вставленные в длинный мундштук. Леди от кончиков волос до кончиков пальцев на ногах. Ходила она плавно, словно плыла, чуть покачивая бедрами, в ее речи никогда не проскальзывали слова-паразиты или жаргонизмы, и при этом Элоиза Степановна обладала поистине неисчерпаемыми запасами едких шуток и саркастических замечаний.
Она учила нас двигаться, одеваться, подмечать мелочи во внешнем виде, на первый взгляд незначительные, но могущие иметь очень большое значение. Она учила нас перевоплощаться в разные образы, от уличной девчонки до утонченной леди. Ну, последнее, конечно, давалось с изрядным трудом, все-таки это — стиль жизни, это надо с детства впитывать, а в нас захотели запихать азы за полгода. Но лично для меня эти уроки явились некоторым потрясением, потому что если до сих пор я была этакой пацанкой с трудным характером, прекрасно чувствующей себя в джинсах и футболках или рубашках, то Элоиза показала, что значит быть женщиной в глубоком смысле. И она заставляла нас переодеваться в юбки и платья и вставать на каблуки… Ольга тихо ржала и дразнила меня тем, что протащит втихаря фотик и заснимет в таком виде, чтобы потом Вердену показать. Я шипела и в отместку грозила устроить ей затяжной запор на неделю, она веселилась еще больше и отвечала, что ошарашенная физия непробиваемого альбиноса того стоит.
Продолжился курс ментального воздействия, углубленно, остался пейнтбол и прибавились еженедельные выходы в город, где Николаич давал какие-нибудь мелкие задания на тренировку умений. Внезапно меня определили на факультатив по освоению отмычек, а Ольгу — на экстремальное вождение. Тим как-то попробовал посадить меня за руль, но те двести метров, которые удалось проехать, вцепившись в баранку, как утопающий в спасательный круг, и вытаращив от испуга глаза, навсегда отбили у меня охоту осваивать эту шайтан-машину. У Вердена права есть, вот он пусть и водит. В крайнем случае поймаю такси.
В общаге, после ухода выпускников, к октябрю появились новенькие. Мои тайные опасения, что к Тиму кого-то подселят, не оправдались — то ли действительно хватало комнат, то ли Николаич подсуетился, зная, чт
— Хочешь — делай, помнишь, да? — Его рука легла на спинку скамейки рядом с моими плечами. — Не, я не заставляю, конечно, можешь месяц париться здесь в общаге, — и улыбка альбиноса стала шире.
— Верден, не наглей. — Я нахмурилась и отхлебнула пива.
— Я? Да ни единого раза. — Он чуть повернул голову, и я уловила в глубине красных глаз затаившуюся хитринку.
— Я тебе, кажется, давно сказала, что никаких отношений между нами не будет! — повысив голос, огрызнулась и на всякий случай немного отодвинулась. Мало ли что ему в голову придет. — Езжай сам в свою деревню!
— Гос-с-споди, задолбала твоя паранойя, — вздохнул Верден с легким раздражением, выкинул в урну пустую бутылку и вдруг резко притянул меня за плечи к себе, обхватив другой рукой за талию. — Ты прекратишь дергаться или нет? — Наши лица находились в какой-то паре сантиметров друг от друга, и мое сердце от неожиданности скатилось в желудок. — Если бы не хотела, я даже и не заикался бы! Что за несносное существо, а! — буркнул он и в следующий момент прижался к моим губам.
Я начала молча отбиваться, совсем сбитая с толку его поведением: вообще, в последнее время Верден неуловимо изменился, перестав обращаться со мной как с несмышленой девчонкой, позволял себе провокации на грани фола и опасно подступил к черте, за которую я отчаянно не хотела заходить. И смотреть на меня он стал по-другому, не с доброжелательной насмешкой, а… Блин. Оценивающе, что ли. И елки-палки, хуже всего то, что такое поведение мне нравилось, хотя и пугало до дрожи в коленках. Во мне тоже что-то менялось, я стала подмечать мелочи, которые раньше для меня значения не имели: например, какие у Вердена мягкие волосы, как плавно он двигается, даже когда просто перемещается по комнате, и как сладко замирает что-то внутри от запаха его туалетной воды. Куда-то наши отношения катились, и с каждым днем все стремительнее, только вот если Верден наверняка понимал куда, то я боялась думать в этом направлении.
— Поедешь? — выдохнул гад красноглазый, не отпуская меня и глядя прямо в глаза.
— Что за нежности?! — прошипела я, упершись ладонями ему в грудь. — Пусти!
Он тихо, довольно рассмеялся, и не подумав выполнить мою просьбу.
— Какие нежности, о чем ты, Сонька? — Его ладонь проворно забралась под мою рубашку и провела по спине. — Я подло пользуюсь моментом и твоей слабостью.
Походу, ему абсолютно по фигу, что тут в скверике есть еще люди.
— В-верден, ты что творишь, скотина?! — Я судорожно вздохнула, невольно прогнувшись. — Руки убрал, маньяк озабоченный!
— Так поедешь со мной? — Пальцы замерли на пояснице, легонько поглаживая, и я на какой-то момент выпала в астрал, наслаждаясь ощущениями.
— А?.. — Я с некоторым трудом сфокусировала на нем взгляд. — По-моему кто-то слишком много стал себе позволять… — Черт, как не вовремя голос охрип, и главное, куда подевалось возмущение его действиями?!
— А по-моему, кто-то слишком заигрался в упрямую трусиху. — Верден прищурился, на его лице не было и тени улыбки или веселья. — В общем, так: я пошел домой, завтра в девять уезжаю.
Чмокнув в нос, он аккуратно усадил меня обратно на скамейку и пошел к общаге. В голове вертелись одни ругательства, я выдохнула и наклонилась вперед, закрыв лицо ладонями. В горле встал ком, сердце билось там же, а так старательно утрамбованные в дальний угол страхи выползли на свет божий. Альбинос стал слишком… решительным и настойчивым в последнее время, и, что самое паршивое, его поведение совпадало с моими тайными желаниями, хотя я изо всех сил старалась вести себя так же, как раньше, как год назад. Нейтрально, по-дружески. Хотя тянуло к беловолосому гораздо сильнее, чем тогда… Нет, надо уже решить этот вопрос окончательно, и чем скорее, тем лучше. Он говорил, что ему ничего не надо от меня? Ну так пусть подтвердит снова, тогда, может, поверю. Встала и направилась домой.
Пустая комната непривычно резанула по слуху тишиной, я обвела ее рассеянным взглядом, посмотрела на дверь в смежный коридорчик… Ладно, красноглазый, поговорим еще раз. Я решительно толкнула дверь и зашла к соседу.
Верден собирал сумку, но едва я появилась на пороге, выпрямился и уставился на меня внимательным взглядом.
— Я тебя не люблю, — с ходу выпалила и с облегчением поняла, что не вру, ни ему, ни самой себе.
— Не дурак, в курсе, — спокойно ответил Тим, скрестив руки на груди. Футболка обтянула рельефные бицепсы, и я с некоторым трудом отвела взгляд от них, сосредоточившись на лице. — Дальше что?
— Чего тебе от меня надо, Верден? — Я настороженно наблюдала за ним, пытаясь понять, что у него на уме.
— О, так мы созрели до выяснения отношений? — насмешливо хмыкнул он. — В очередной раз, Сонь?
— Какие на хрен отношения, слышишь?! — взвилась я, нервно вышагивая по комнате. — Я не живу с тобой, я просто иногда сплю здесь! У тебя никаких прав на меня нет! Ты не имеешь права распоряжаться моей жизнью и за меня принимать решения!.. — посыпались из меня слова, но Верден договорить не дал.
— Эк тебя занесло, — покачал он головой. — А теперь заткнись и попробуй честно ответить всего на несколько моих вопросов, идет?
Поперхнувшись следующей гневной фразой, я, помедлив, кивнула.
— Вопрос первый. Назови хоть один раз, когда я за тебя что-то решал и уж тем более заявлял какие-то права, — ровным голосом произнес Верден.
— В самом начале, когда с места в карьер начал приставать, — буркнула я.
Он склонил голову, хмыкнул.
— Ступил, — кратко ответил альбинос, — но быстро исправился. Еще скажи, что тебе не нравилось целоваться со мной, — усмехнулся Верден. — Итак? Я делал что-то, что тебе активно не нравилось или шло вразрез с твоими желаниями?
Черт. Почувствовала себя дурой, честно. Причем истеричной дурой. Молча покачала головой, отвернувшись к стене.
— Хорошо. Тогда следующий вопрос. Ты действительно не хочешь ехать со мной?
— Нет, — произнесла еле слышно и прикусила губу.
— Радует. И последнее, пожалуй. — Верден помолчал и продолжил: — Почему ты так отчаянно трусишь делать то, что тебе хочется, Соня? Что в этом страшного?
Я молчала, потому что не знала, что ответить.
— Посмотри на меня, — тихий, не допускающий возражений голос.
Повернулась, встретилась с ним глазами и неожиданно растерялась, утонув в ворохе вспыхнувших эмоций.
— Перестань думать, Сонька, а! — Верден чуть прищурился. — И перестань уже искать подводные камни. Я делаю ровно то, что мне хочется, и ничего такого, чего не хочется тебе. Мысли, конечно, можешь закрывать, но ауру я вижу, и эмоции твои тоже, и чувствую очень хорошо твое состояние. Ты боишься зависимости, причем панически, любой. — Тим помолчал. — Черт, Соня, ты же знаешь, нам не деться друг от друга никуда. И хочешь честно? — Я с каким-то сладким ужасом замерла в ожидании. Верден же продолжил со злой радостью: — Я не хочу никуда от тебя деваться, знаешь ли. Мне комфортно рядом с тобой, и можешь сколько угодно шарахаться, но я чувствую, что ты испытываешь то же самое. Мне не нужны от тебя никакие обязательства, сколько повторять, у меня нет потребности видеть тебя каждую минуту своей жизни или контролировать каждый твой шаг. Ты вольна заниматься чем хочешь. Но, Соня, — Тим сделал шаг вперед и поднял указательный палец, не сводя с меня пристального прищуренного взгляда, — если тебе хочется проводить время со мной, хотя бы изредка, хватит делать вид, что совершаешь самую большую ошибку в своей жизни. Перестань мыслить и действовать по шаблону, Александровская, — он снова шагнул, его голос стал чуть тише, а я не могла пошевелиться, застигнутая врасплох его отповедью, — ты уже не школьница, не маленькая девочка. Мы разговаривали и не раз на одну и ту же тему, и ты упорно не хочешь видеть дальше своего носа. И знаешь что? — Он подошел вплотную, приподняв мою голову за подбородок. — Я больше не буду тебя уговаривать, а просто буду делать то, что считаю нужным, — снова пауза, Верден наклонился, глядя, казалось, прямо мне в душу своими чертовыми глазами. — Нам обоим нужным, Соня. — Его голос упал до шепота. — И, прости, твои психозы и выкрутасы мне по барабану, — усмешка, от которой у меня внезапно ослабли коленки, — Ну? Чего хочешь сейчас, последний раз спрашиваю? — задал он вопрос требовательным тоном.