— Да чтоб ты сдох, Верден!.. — Я прошипела ему в лицо, и…
Крепко обняв за шею, притянула к себе, жадно поцеловав. Черт, эмоции и чувства сошли с ума, просто затоптав попытавшихся робко протестовать тараканов, ибо предателю-организму все, что он услышал, чрезвычайно понравилось. И решительность, и подтекст, в котором ясно ощущались властные нотки, и… Короче, по-моему, вместе с чувствами сошла с ума и я. Он опять содрал с меня панцирь, вытащив мягкого моллюска наружу, но вместо того, чтобы безжалостно тыкать в уязвимые места, начал ласково поглаживать, успокаивая и давая время привыкнуть к себе. Все-таки приручал, скотина, пусть даже искренне считал, что нет.
— Откуда ты взялся на мою голову, а?! Упырь красноглазый… — Лихорадочный злой шепот срывался с моих губ, пока я судорожными движениями пыталась стянуть с него футболку, задыхаясь от переполнявших эмоций. — Гос-споди, как же ненавижу тебя, слышишь?!.
— Заткнись, Сонька. — Верден тихо, довольно рассмеялся, отбросив футболку, и, схватив меня в охапку, посадил на очень удачно стоявший рядом стол. — Поздно психовать, и… — он наклонился к моему уху и закончил, пока его пальцы проворно справлялись с пуговицами на моей рубашке, — в твоей ауре ни единого черного пятнышка, вруша. — Дыхание Тима защекотало шею, и я от избытка эмоций и зашкаливавшего желания впилась ногтями в его плечи.
Крышу сорвало не только у меня — Верден сломал молнию на джинсах, когда расстегивал, но это я обнаружила только утром. Как бедный стол выдержал бешеный порыв нашей страсти, ума не приложу, но скрипел он подозрительно жалобно и угрожающе, явно не рассчитанный на такие нагрузки. Порадовалась, что половина этажа уже разъехалась, ибо меня, наверное, не слышал только глухой. Уже ближе к утру, распластавшись обессиленной медузой на альбиносе, отстраненно подумала, что трындец моей относительно спокойной последние два года жизни. Верден, похоже, твердо намерен доказать, что я не права в своих заблуждениях и упрямстве.
— Рад, что ты это понимаешь, Соня, — от вкрадчивого шепота чуть не подскочила — откуда только силы взялись?! — и ошалело уставилась на наглую усмешку красноглазого.
— Ты!.. — Я поспешно вернула блок на место, красная как свекла от его бесцеремонности. — Стучаться надо, между прочим! Придурок…
Он довольно усмехнулся и притянул меня к себе, уложив голову на плечо. Вообще-то я предпочитала спать или на животе, или на боку, но не… не так близко к нему. Сейчас же сопротивляться и отвоевывать относительную свободу желания не было. Мышцы превратились в желе, а в сознании лениво ворочалась одна мысль: спать.
— Не расслабляйся, Александровская, — фыркнул он мне в макушку и добавил: — Все, спи. Завтра вставать рано.
Чует моя задница, последний год в институте будет самый сложный. Я ошиблась. По сравнению с начавшимися после выпуска буднями в ячейке третий курс оказался цветочками.
Июль пролетел быстро, несмотря на то что прошел под знаком молчаливой войны с Верденом: я снова залезла в раковину, а мой персональный кошмар с завидным постоянством и упорством выковыривал меня оттуда. Его действия стали решительнее, и он теперь на самом деле позволял себе гораздо больше, чем раньше. Например, уже не устраивался отдельно, если мы оставались в доме, а нагло пристраивался рядом, так, чтобы иметь возможность прикоснуться или обнять, хотя при этом, если я на весь день удирала в лес или на речку, не преследовал. Все равно ведь возвращалась вечером. К нему. Пару раз пыталась уехать на электричке, но неизменно натыкалась на перроне на Вердена, и последний раз он спокойно сообщил, что если хочу вернуться, то можем уехать в любой момент. Вместе. Умный, зараза, знал же, что не от него бегу, от себя. От все возраставшей потребности быть с ним рядом и все чаще звучавшей в сознании, тщательно укрытом сложным блоком, коварной мыслишки «он мне нужен».
Под конец все же сдалась, и последние несколько дней между нами царило хрупкое перемирие, я даже перестала ходить постоянно с хмурой мордой и на время вернулась веселость и способность улыбаться. Особенно когда перед сном неожиданно устраивалась битва подушками или меня начинали щекотать до икоты и боли в животе от смеха. А еще богатая фантазия Вердена удумала вытащить меня среди ночи на речку купаться. Голиком. Нарисовав несколько рун, он решил вопрос комаров, а захватив одеяло — вопрос жесткой земли. Ешкин кот… Вообще я не понимала раньше романтики, всяких там прогулок под луной и прочего, честно, но тут… Не знаю, что случилось, что во мне дрогнуло и отозвалось неуверенным таким, но приятным звоном, когда мы долго целовались, стоя по пояс в темной речке, когда ладони Вердена медленно скользили по телу, стирая капельки воды, а потом он отнес меня на одеяло… Было хорошо до головокружения и звездочек в глазах, но — повторения не хотелось. К такой степени открытости и близости, как в ту ночь, когда я сама была непривычно нежной, когда Тим был непривычно ласковый и мягкий, оказалась не готова. И он понял каким-то образом, потому что мы не обсуждали то, что произошло на речке, очень долго. Я задвинула эти опасно притягательные, вкусные воспоминания подальше и закрыла на замок до поры до времени.
На следующий день вернулись в Питер — впереди маячил третий курс и окончание учебы. По здравом размышлении я решила не рвать попу на британский флаг и не пытаться закончить досрочно.
И все завертелось по новой. Только на сей раз уже по-другому. Николаич разделил группу на тройки или четверки и для каждой составил индивидуальное расписание. Мы решали теоретические задачи по моделированию возможных ситуаций, расписывая, кто и что будет делать, упражнялись на практике действовать вместе, в общем, усиленно готовились к выпуску. Гарик тоже ушел в учебу, появляясь у нас не так часто, как на нервом курсе, и хотя их отношения с Ольгой, похоже, потихоньку сошли на нет, дружба с Тимом не прервалась. Касаемо нас с Верденом… С одной стороны, не до раздумий и анализа, с другой — я чутко держала руку на пульсе, по-прежнему не позволяя ему на людях обозначать, что между нами что-то есть… Словно издеваясь, Верден делал вид, что уступает, ровно до конца октября, когда я поверила и расслабилась. А потом, в один прекрасный день, когда стояли в курилке, просто нагло обнял, прижал к себе и не отпускал. Мимо ходили люди, косились на нас, понимающе усмехаясь, а я краснела, бледнела, пыхтела как чайник, но устраивать возню на виду у всех считала ниже своего достоинства. И понеслась… Жизнь превратилась в игру «прощай, нервы».
Верден действительно перестал меня уговаривать или чего-то ждать, его уроки стали чуть жестче, но, черт возьми, действеннее! Мне не оставляли выбора и времени на раздумья, только на то, чтобы решить, сдамся ли добровольно собственным желаниям или мне наглядно докажут, что упрямство не право и ему не место в моей голове. Это выражалось даже в мелочах: собираясь у нас в комнате для очередной подготовки к семинару, я демонстративно садилась на стул, хотя на самом деле хотелось пристроиться под боком Вердена, потому что устала, а от него исходило тепло, надежность, и можно было беспрепятственно подзарядиться. Упырь красноглазый молча вставал, хватал возмущенно пищащую меня в охапку, так же без слов усаживал рядом, обняв так, что не вырваться, и мы начинали заниматься. Ольга невозмутимо делала вид, что ничего необычного не происходит.
Как-то я взбрыкнула и целую неделю упорно игнорировала собственные желания, ночевала у себя. Напряженно ждала каждый вечер, что Верден что-то предпримет… А он даже не шутил на эту тему, словно все шло так, как должно, и вел себя с невозмутимостью сфинкса. В конце недели, когда я легла спать снова у себя, альбинос сделал ход конем: мне уже какой-то сон начал сниться, естественно, блок и экран ослабели, ибо во сне поддерживать защиту — это уже попахивает безумием. Верден, улучив момент, мгновенно снял остатки экрана и устроил мне небо в алмазах, повторив давнюю шутку с первого курса, но на сей раз усовершенствованную. Он усилил мои эмоции, и так находившиеся в очень нестабильном состоянии. Закрыться не получалось, потому что какая на хрен сосредоточенность, когда тело колотит нервная дрожь от неудовлетворенного желания, а перед глазами все плывет… Я скрипела зубами ровно минуту, судорожно сжимая простыню и выстраивая трехэтажные матерные конструкции в голове. Потом сорвалась с кровати и чуть не снесла дверь… попав прямо в гостеприимно распахнутые объятия чертова красноглазого.
— Еще раз так сделаешь, сам в гости наведаюсь, — мурлыкнул вампир недоделанный и слегка прикусил мочку уха, словно в ответ на мои мысли. — И плевать на Ольгу.
В ответ я его послала, почти простонав слова и обреченно понимая, что завтра буду как кисель, ибо спать мне не дадут несколько часов точно. А времени два ночи.
В общем, укрощение строптивой во всей красе. Умом я понимала, что веду себя глупо, но поди докажи что-нибудь подсознанию, не желавшему мириться с положением вещей. Верден же ставил вопрос ребром: или я начинаю ему доверять, или он дальше претворяет в жизнь свой план делать то, что считает нужным для нас. Невзирая на мою реакцию.
Как-то, уже после Нового года, Ольга словно невзначай обронила:
— А чего ты к Вердену не переедешь? Все равно половина твоих шмоток у него, то за свитером бегаешь, то за штанами, — она бросила на меня насмешливый взгляд, — то за лифчиком.
Я прищурилась, сконцентрировалась и послала ей короткий импульс в район желудка. Грановская сдавленно охнула, побледнела и сорвалась с места в направлении сортира, проорав на ходу:
— С-с-сонька, скотина!.. Правда глаза колет?
Колет. Но тыкать меня в нее имеет право только Верден. Почему? Потому что. Не знаю и знать не хочу. Ольгу качественно выворачивало минут пятнадцать, а я получила моральное удовлетворение.
В таких веселых раскладах пролетела весна и с неотвратимостью надвинулась последняя, выпускная практика. За ней вручение диплома, и… работа. И почему у меня холодок по спине при мысли об этом?
Выпускная практика в общем-то отличалась только одним: задание было единственное, максимально приближенное к реальности, и давалось на месяц. Если вкратце: обнаружен условно труп со следами ритуальной смерти, найти убийцу и нейтрализовать. Мы справились за три недели. И что удивительно — для меня, по крайней мере, — на время выполнения задания все наши с Верденом разногласия отошли на задний план, мы работали быстро, слаженно, понимая друг друга с полуслова. И это было классно. Конечно, настоящей опасности задание не представляло, как и не требовало серьезных напряжений, но тем не менее некоторые усилия для решения приложить пришлось. С Ольгой получилось немного странно, потому что она вроде с нами все делала, но зачастую получалось так, что мы и вдвоем могли бы справиться. Тем не менее Тим находил и для нее дело.
Оставшуюся неделю до конца июля заняли сборы вещей, сдача комнаты и получение обходного, подписание кучи документов у Николаича, и когда на доске в холле общежития появилось объявление, что третьего июля у выпускников вручение дипломов, после чего инструктаж и ячейки могут разъезжаться по полученным адресам, я вдруг осознала, что действительно все. Учеба закончилась, и буквально через пару дней начнутся рабочие будни. Я больше не студентка…
Ольга, проверив собранную сумку, упорхнула куда-то, сообщив, что, скорее всего, ночевать не будет, и в комнате я осталась одна. Накатила растерянность и даже некоторый страх, я уставилась невидящим взглядом на улицу в открытое окно и закурила.
Что дальше? Дальше, наверное, работа, суть которой объяснит Николаич после вручения дипломов. Кстати, какие они будут, интересно? Специфические институтские или обычные, для каждого по его специальности? Хотя в принципе это мне сейчас, мягко говоря, до лампочки. Обостренный слух уловил тихий звук открывшейся двери, но я не обернулась, и так зная, у кого хватило наглости завалиться ко мне в комнату.
— Чего грустим? — На подоконник по обе стороны от меня опустились широкие ладони, а затылка коснулось теплое дыхание.
Пожала плечами, даже не зная, как ответить. Страх перед будущим, перед тем, что ждет нас дальше. Полная неизвестность с Верденом и раздрай в собственной душе по этому поводу тоже не добавляли радости. Все опять менялось: только я привыкла к студенческим будням, как они резко закончились.
— Эй, паникерша, выше нос, — раздался неожиданно ласковый шепот, и Верден обнял меня, осторожно прижав спиной к груди. — Все будет в ажуре, Сонька.
— Мне бы твой оптимизм, — вздохнула, подумала и достала еще одну сигарету. Навалилась усталость от последних дней, и особенно от нашего противостояния, и потому сейчас я не дергалась, просто расслабившись и прислонившись к нему. — Как-то уж очень быстро время пролетело…
— Так, знаешь, что? — Он вдруг решительно взял время меня за руку и потянул за собой. — Пойдем-ка, подруга.
— Куда? — Я попыталась вяло отмахнуться.
— Приводить тебя в тонус, — Верден усмехнулся, — а то ты как кисель, причем, судя по выражению твоей физии, прокисший.
— Ну спасибо, — я фыркнула, — знаешь, как девушку в себя привести!
— А то! — Он нахально подмигнул. — Не жалеть же тебя и не утирать сопли. Вообще, это нормальное состояние выпускника — паника и вытаращенные глаза с большим вопросом «что делать?!» Но, — Тим поднял палец, пропустив меня вперед, и продолжил: — У нас есть большой плюс: нам не надо искать работу. Закрывай давай, идем.
Извечное любопытство нетерпеливо отпихнуло грусть-тоску и заняло выжидательную позицию.
— Да куда уже, колись! — Я настойчиво подергала Вердена за руку.
Он только таинственно улыбнулся и промолчал. Вполголоса чертыхнулась и, поскольку упрямство родилось раньше меня, решила залезть в его голову. Блоки альбиноса я обходила, хотя и с некоторым трудом, другое дело, что в последний момент этот гад все-таки ловил мои попытки и подсовывал вместо своих настоящих мыслей или какие-нибудь воспоминания особо горячих моментов нашего ночного общения, отчего меня бросало в краску и жар, или мысленно начинал рассказывать похабные анекдоты. Я начала распутывать замысловатую защиту красноглазого, очень осторожно и аккуратно, надеясь, а вдруг в этот раз получится подсмотреть настоящие мысли. Дело растянулось до самого выхода из общаги… Расковыряв дырочку, я радостно сунулась туда… Перед моим носом возникла здоровая фига и нагло пошевелила пальцем.
От моего возмущенного вопля с деревьев испуганно вспорхнули голуби и несколько прохожих с другой стороны речки покосились в мою сторону.
— Верден, с-с-сволочь! — Я ткнула его кулаком в руку, точнее, попыталась это сделать.
Запястье перехватили, меня саму моментально скрутили, и я глазом не успела моргнуть, как оказалась висящей на плече Вердена.
— Алле, гараж, поставь, где стояло! — Я тут же стукнула кулаком по спине, обтянутой темно-синей футболкой, за что получила немедленный шлепок по попе.
— Будешь дальше драться, еще получишь, — послышался невозмутимый ответ альбиноса.
— Скотина, — с чувством выругалась я, пытаясь держать голову прямо. — Мне ж плохо станет!
— А не будешь больше в мою голову лезть? Тогда поставлю на ноги, — насмешливо парировал Верден.
При этом мы шли вдоль набережной мимо общаги, в сторону от института.
— Ладно, шифровальщик, — нехотя согласилась я. — Хотя твои сюрпризы могут обернуться фиг знает чем. Не люблю я их.
— Этот понравится, — уверил он, и я оказалась снова на своих двоих. — Все же лучше, чем киснуть в общаге, — и Верден с усмешкой подмигнул.
Ну, если с этой стороны, то да. Э-э-эх, и почему, когда надо, мое ясновидение не срабатывает?! Знала бы, что задумал упырь беловолосый, хрен бы куда отправилась с ним.
Мы пришли в тот самый бар, где я пару лет назад так позорно напилась и устроила некрасивую истерику. С тех пор мы тут частенько зависали для расслабона, но без фанатизма, естественно.
— Падай. — Тим подошел к нашему любимому столику у окна и сел, я тоже плюхнулась напротив. — По пивку?
— Ну давай, — осторожно кивнула. — Напиваться не собираюсь! — поспешно добавила, с подозрением глядя на него.
С Вердена станется споить меня для контраста, типа клин клином — тоску похмельем.
— Да и не надо, что ты, — хмыкнул он. — Я с пьяными женщинами не люблю общаться, — с усмешкой добавил альбинос. — Твоя норма полтора бокала за вечер, не больше.