Я задумчиво глянула на него.
- Я думала, тебе здесь нравится... Обед всегда готов и даже "твоя любимая наливочка", - передразнила я. - Что? Я бы осталась.
Мгновение Эдвард с весёлым изумлением смотрел на меня. Потом тихо рассмеялся.
- Катрин, ты бы правда могла бы провести всю жизнь... здесь? В лесу? В компании зверей, разбойников... Всю жизнь?
"У чокнутой ведьмы", - добавила я про себя.
- А почему нет?
Улыбка сползла с лица Эда.
- Знаешь, может, тебе и правда стоит остаться... С твоим проклятьем...
- Я. Не. Проклята! - прорычала я. Тоже почему-то тихо. Почти шёпотом.
Взгляд Эдварда сделался... ну... таким обычно на буйных сумасшедших, наверное, смотрят.
- Конечно, Катрин. Я имел в виду... Тебе здесь безопаснее... И, если тебе тут правда нравится, матушка наверняка будет рада... Оставайся!
- Мне здесь не нравится, - буркнула я.
Юноша, разом помрачнев, замолчал.
-А если ты меня здесь "забудешь" пойду за тобой. И утопну в трясине.
-Приставучий Котёнок, - пробормотал Эд. - Ладно. Тогда после полуночи будь готова.
- Эдвард! - тихо позвала я после паузы. - Мы... правда сбегаем? Разве это правиль...
- Эдвард, милый, - раздалось из дома, - твои любимые рулетики готовы! Ты обязан их попробовать! И ватрушечки, Эдвард, твои любимые!
Эд молча скривился и кивнул на дверь. А я не выдержала и рассмеялась.
Мда. В таком случае лучше бегства выхода действительно нет.
***
Зелёный болотный огонёк метался от печи до сундука и обратно.
Я следила за ним из-под опущенных ресниц. Надо же, обычная, оказывается, козявка. Вроде светлячка. Маленькая, и тупая - не может в окно обратно попасть. По идее надо бы, как случайно залетевшую муху, метлой гнать.
Утром на подоконнике с десяток таких вот козявок наберётся. Мёртвых. Погибают почему-то от солнечного света - даже такого тусклого, еле-еле заметного сквозь листву.
Жаль.
Огонёк трепыхнулся раз-другой - и его заслонила тень.
- Катрин? - шепнул Эд. - Пора.
Я осторожно свесила ноги, нашла туфли. И, стараясь не очень спотыкаться в темноте, поспешила за Эдвардом.
Наверное, как тот огонёк выглядела. С четвёртого раза только дверь нашла. И ещё раза два в подоле запуталась - сменную одежду Эда старуха конфисковала, вроде как в стирку. А мне выдала то же капустное платье, только попроще. Сильно попроще: серо-жёлтое, без вышивки, да и ткань, честно говоря, оставляла желать лучшего. Зато чуть покороче. Но всё равно для меня слишком длинное.
Всё время моего переодевания и поиска двери старуха старательно храпела на печке.
Слишком старательно, на мой взгляд.
Ну а потом мы снова шли. Эд каким-то образом вывел нас через трясину, дальше шагать стало легче. И я почти и не вымазалась!
Из леса мы вышли на рассвете. Пасмурном таком рассвете, когда долина внизу покрыта дымкой, а ты сверху, на холме, стоишь и смотришь на неё, как на облако. И ёжишься от холода, потому что конфискованная у старухи накидка не спасает.
- Марцеис, - Эдвард указал на сгусток тумана внизу. Сквозь белую пелену кое-где, точно могильные кресты, торчали башенные шпили.
Ну, угу. Ура.
- Эдвард, и что теперь? - спросила я, не отрывая взгляда от "крестов". - Куда теперь?
Эд пожал плечами - ну точно нахохлившийся воробушек!
- Как обычно. Проскочим ворота и пойдём искать работу... Ладно, - глянув на меня, поправился юноша. - Я пойду. А ты подождёшь в таверне.
Что-то мне эта идея уже не нравится.
Иначе истолковав мой взгляд, Эд улыбнулся.
- Катрин, не беспокойся. Я знаю здесь отличный дом тер...
- А это обязательно? - перебила я. - Проституткой? Обязательно? Ты же, наверное, мог бы...
Эдвард отвернулся.
- Не мог, - бросил он. - Катрин, ты, правда, считаешь, что мне хочется этим заниматься?
Я вытаращилась на него.
А если нет, тогда почему...
- Потому что именно публичные дома король всегда игнорирует, - словно читая мои мысли, ответил Эд. - И только там меня не будут искать. Какое-то время.
- Почему? - выдохнула я.
Эд пожал плечами.
- Может, потому, что Его Величеству тоже противно даже думать о проститутках?
И, не дожидаясь меня, закинул мешок с вещами на плечо и стал спускаться со склона.
А я стояла, чувствуя себя так, будто это на меня вылили горшок нечистот, да ещё и посмеялись.
Рядом громко и, по-моему, весело каркнула ворона.
Я машинально обернулась.
Птица сидела на нижней ветке, нахохлившись, и странно косилась на меня.
Честное слово, я узнала её взгляд.
"А ты, деточка, оказывается, дура".
Ворона вскрикнула ещё раз и посмотрела мимо меня - на удаляющегося Эдварда.
Ох, чёрт!
Я подхватила подол и поспешила следом.
***
Ворота мы именно проскочили. Пристроились за какой-то телегой, и, пока ту осматривали, пробежали мимо.
- Повезло, - усмехнулся Эд, останавливаясь какое-то время спустя. - Иной раз приходится по полдня такой случай ждать.
- А мы не могли нормально пройти, потому что.., - начала я, но Эд перебил.
- Потому что у нас нет лишних денег на уплату пошлины, - фыркнул он. - Не бойся, Катрин, стража не умеет отличать меченых.
Я хотела было спросить его про тех, которые в касках, показавшихся мне в первый день стражниками. Но передумала. В конце концов, Эду неприятно слушать про Посланцев. Может, "каски" тоже какие-нибудь... не трупы, конечно, но...
- А кто умеет? - всё-таки вырвалось у меня.
Эд снова усмехнулся и зачем-то взял меня за руку.
- Король. Его посланцы. Городской совет - у них есть нужные амулеты. И приказ - выдавать меченых. Они всегда с удовольствием его выполняют.
- Э-э-э... Городской совет?
- Да, разряженные купцы, в основном. У них здоровенная восьмиугольная звезда на коте, - весело откликнулся Эд. - Не беспокойся, просто так по городу они не ходят. И даже ездят нечасто. А вообще, их легко узнать - по этой самой звезде.
Я попыталась вспомнить, видела ли раньше таких... звезданутых.
Кажется, нет...
Улочки этого города ничем не отличались от того, где я "появилась". Такие же узенькие и многими местами грязные.
Эх, а вот в Стокгольме они же смотрелись очень... романтично. Ну естественно, там же не приходилось постоянно перескакивать через лужи, да выискивать себе местечко почище.
И ещё воздух там не смердел.
Я никогда не привыкну к местным городам. И лесам. И одежде. И...
Верните меня домой!
В каком-то переулке Эд неожиданно остановился, огляделся и поманил меня к двухэтажной каменной громадине, больше смахивающей на крепость, а не на таверну. Но Эдвард, по-прежнему держа меня за руку, спокойно открывал дверь. И как обычно улыбался.
Я уже начинаю ненавидеть его фальшивую улыбку.
- Катрин, не бойся, сейчас мы найдём комнату и отдох...
Он неожиданно замер и подался назад, но дверь за нами уже захлопнулась.
А?
Тёмный, точнее даже сумеречный (но какой-то опасно сумеречный - утренний солнечный свет сюда вроде и не проникал, а три факела и горсть свечей только дополняли ощущение замка с привидениями) зал казался маленьким - наверное, из-за избытка столов.
Не для привидений, конечно, те здесь вряд ли водились. Зато у стойки и за столами восседали пятеро толстяков в забавных местных одеждах.
На груди у каждого горела восьмиконечная звезда.
Эд прильнул было ко мне, но тут же отпрянул, точно от прокажённой. Очень тихо прошептал:
- Катрин, уходи. Скорее.
А сам шагнул в середину залы. Отцепил от пояса кинжал (короткий меч? длинный нож?) и, не вынимая из ножен, отбросил подальше от себя.
Оружие бухнуло по доскам пола, отгремев у меня в ушах похоронным звоном.
Один из толстяков совершенно по-жабьи улыбнулся.
- Вы заставили себя ждать, господин, - издевательски протянул он, кивая невесть откуда вынырнувшим "каскам".
Я почему-то ожидала, что Эдвард станет сопротивляться, как та сгоревшая женщина. Но он только ощутимо напрягся... и тут же расслабился, позволяя связать себе руки.
- И девчонку прихватите, - скучающе произнёс другой толстяк. - Его Величество наверняка захочет с ней побеседовать.
Со мной? Да ладно!
Я запоздало метнулась к двери, но, конечно, не успела.
А Эдвард, до этого совершенно спокойно стоявший в окружении стражников, вдруг рванулся вперёд.
- Стойте! Не...
Последнее, что я помню: кто-то из стражников хорошенько ему врезал, а другой затолкал в рот какую-то тряпку.
А потом то же самое сделали со мной, и мир как-то странно померк.
Глава 7
Голова пыталась взорваться. Причём в одном конкретном месте - на затылке. Сквозь алую дрёму я бессознательно потянулась тронуть - и тут же сознание пронзило ещё одно ощущение: чья-то рука у меня за пазухой. Шершавая тёплая рука - чужая.
Я инстинктивно замерла, одновременно сражаясь с красной паутиной перед глазами - их открыть почему-то не получалось.
- Эдвард? - слова застыли ещё в районе горла, наружу вырвался только еле слышный сип. А может, только для меня он был еле слышным. Не знаю - в уши словно вату напихали.
Рука сместилась с моей спины на грудь. И принялась совершенно бесстыже её мять.
Меня словно током ударило: кто посмел?!
Слабость как рукой сняло, паутина порвалась в мгновение ока. Я дернулась, чужая рука инстинктивно сжалась.
Все девушки знают, как это больно, когда бьют в грудь, да? Наверное, примерно как мужчину в пах.
Крик вышел сиплый, но определённо получился. А уж с каким энтузиазмом я метнулась в сторону - за одно это "отлично" можно ставить, если кто-нибудь соблаговолил бы оценить энтузиазм.
Звякнула цепь - меня отбросило в сторону. Обратно. Под ноги этому... владельцу руки.
Мне некогда было его рассматривать - он сразу постарался восстановить статус-кво. Видимо, в честь этого мне со всей силы врезали по щеке, а потом ещё и рванули рубашку.
Рубашку?
Думать об этом тоже было некогда.
Я отбивалась и пыталась звать на помощь. Не помогало.
Если ты хрупкая девушка без пояса по какому-нибудь восточному боевому искусству (а если даже и с ним?), тебе очень сложно отбиться от верзилы, превышающего тебя по весовой категории раз в тридцать минимум, да ещё и твёрдо вознамерившегося удовлетворить свои низменные мужские потребности. Ударов он словно не чувствовал. Зато его руки обрабатывали меня очень качественно. Спустя какие-то мгновения (очень долгие мгновения, практически вечность) я серьёзно уверилась, что как минимум одно ребро мне сломали, а уж от физиономии точно кроме синяков ничего не осталось.
Щёлкнул замок на двери. Раздался чей-то голос. Но ни я, ни верзила его не заметили. Я всё ещё пыталась отбиваться и скулила от ужаса, а эта... эта сволочь одной рукой потянулся к поясу - как тот разбойник в лесу. И...
Кричал он знатно. Громко. Как музыка. Даже с какой-то детской обидой.
Я же, вырвавшись, забилась в угол, во все глаза наблюдая, как двое "касок" держат верзилу за руки, а третий, показывая на меня что-то ему внушает. Кажется, про божью справедливость и невинных дев. Верзила сучил ногами, рычал и вырывался. В итоге получил по физиономии. Раз. Второй.
Да что б ты вообще больше не встал, кретин!
Его в итоге утащили - куда-то за дверь, которую тут же заперли. А я, дрожа от пережитого, попыталась запахнуться в длинную, но безнадёжно порванную рубашку - единственное, что на мне имелось.
И наконец-то смогла оглядеться.
Это не только напоминало камеру, но, я уверена, ею и было. Вот только в странной рубахе с нашитыми на ней алыми символами я оказалась одна. И с цепью, кстати, тоже.
За что ж такая честь?
Впрочем, это всё пришло в голову много позже - сначала я просто дрожала в уголке и рыдала от страха.
Но больше ко мне никто не лез. Долго.
А в принципе - было кому. Маленькая, грязная камера, полная мышей (такие, серые, пушистые и быстрые. Вроде не крысы) и жуков, больших и малых, вмещала кроме этой живности ещё и с десяток людей - в основном мужчин. Была, правда, парочка женщин - древние старухи. Одна точно слепая. Другая не шевельнулась ни разу. Может, уже того?
Эда не было.
А ещё тут имелось окно. И слава богу, потому что уборной как раз не было. Если бы не ветер снаружи (внутренний двор, как я потом разглядела), вонь бы стояла адская.
А так она была просто терпимой.
А порядки, скажу я вам... Кормили меня почему-то отдельно. И, поили. Остальным просто швыряли тазик - а мне кружку. Сколько капель на донышке осталось, после того, как она в пределы досягаемости цепи докатится - все мои.
А кухня тут... Мда, и ведь ели. И я тоже. А что? Голод не тётка, несмотря на вонь и жажду.
Я вообще много нового о себе узнала за это время.
Например, поняла, что все мои принципы, типа "со мной ничего не случится" конкретно тут не стоят ничего. Особенно представление день, кажется, на третий очень сильно вправило мозги.
Я смотрела в окно - насколько цепь позволила. Там кого-то казнили - женщину вроде. Я видела только, как ей последовательно отрубили руку и ногу. И так оставили.
Не сожгли. Я даже радовалась за неё сначала - жива.
Ага.
Она умерла дня через три. На помосте. Под дождём. От потери крови или голода, или холода - не знаю.
И ей никто не помог. Альтруистов вроде Эда не нашлось.
***
Где-то в промежутке - уже после этой казни, но ещё до смерти несчастной - меня вызвали на допрос.
По крайней мере, так это у них называлось.
Сам процедура допроса меня к тому времени уже не волновала. Просто я очень хотела есть, помыться и узнать, что с Эдвардом. Примерно в таком порядке.
Меня накормили. Помыли - бадья с лягушками впечатлила. Выдали новую рубаху. Слава богу!
А разговаривать - слишком большая честь, оказывается.
Вот так, босиком, мокрую, жалкую впихнули в допросную - совершенно нестрашную комнатку, чем-то напомнившую небольшую университетскую аудиторию.
Картина маслом - сидит за столом дяденька благообразного вида. Точь-в-точь наш завкаф. Смотрит на меня - устало и с привычкой. А потом этак лениво - и тоже устало да с привычкой - не то диктует, не то спрашивает:
- Знаете ли вы, за что вас арестовали?
Я тупо на него уставилась. И не поняла сначала, чего он от меня хочет.
Дяденька подождал с минуту. Вздохнул. И заговорил - уже внятнее и намного медленнее.
- Вас обвиняет в том, что вы еретичка, что ваша вера противна учению святой Церкви и Его Величества Дерика Дебуа.
Чё?
И снова минута ожидания. Потом (очень грустно):
- Веруете ли вы в Господа нашего Его Величество короля Дерика VII, Повелителя-на земле-и-на-небе?
Э-э-э... Не-а.
Я моргнула.
Они что здесь, свихнулись все?
А "завкаф" продолжает:
- ...Заступника нашего и Благодетеля, Вседержителя и Пастыря ныне и во веки веков... Веруете?
Чего ради я должна верить в какого-то короля?
- Э-э-э...
Взгляд дяденьки стал почти просящим.
- Признаёте ли вы, что не молились, не исповедовались...
- Э-э-э...
Типа "ingnoratia non est argumentum" - незнание законов не освобождает от ответственности?
А секретарь тем временем строчил, кажется, что-то вроде: "Обвиняемая упорствует во грехе". Своими глазами видела!