– Вот сейчас мы и узнаем, кто из вас кто! – громко объявил хозяин дома, поставив нас на неровные каменные плиты пола.
Я сразу узнал это место, мы находились в той самой комнате с волшебным зеркалом. Единственно, что шкур животных на полу больше не валялось. Видимо, злодей учёл прошлый печальный опыт, когда я тут неслабо порезвился, будучи зайчиком. Сейчас ситуация изменилась, разыграть два раза одну и ту же партию уже не получится. А жаль, искренне жаль…
– Зеркало моё верное, мудрое да всезнающее! Покажи мне этих двух девиц да истинный облик их яви без обману!
Кощей подтолкнул нас вперёд, а сам встал за левым плечом Марьяны, держа нас двоих так, чтоб в случае чего снести одним ударом головы обеим. Собственно, за царевну можно было не волноваться, но вот когда хрустальная поверхность стекла, отражавшая всех нас, на миг померкла, у меня упало сердце. Ну а когда изображение восстановилось…
– Участковый?!! – вытаращились одновременно и гражданин Бессмертный, и сестрица нашего царя.
Я кивнул. Нет, не для того, чтобы подразнить, а так, машинально. Просто потому что из зеркала на меня глядел я собственной персоной, в полной форме, разве что фуражка чуть сбилась набекрень не по уставу.
– Ах ты, ищейка милицейская, – почти ласково пропел Кощей Кирдыкбабаевич, вздымая чёрный меч.
Я икнул и зачем-то подпрыгнул на месте. Ноги поразмять захотел, что ли, сейчас ведь и не вспомню даже. Но результат не заставил себя ждать…
– Врёшь, не уйдёшь! – взвыл государственный преступник и под дикий визг царевны Марьяны, со всей дури, страшно рубанул по… моему зеркальному отражению!
Стёкла так и брызнули во все стороны! А сам Кощей тупо уставился в пустую раму, где некогда красовалось старинное волшебное зеркало. Абзац.
– Семь лет удачи не будет, – грустно констатировал я, и царевна согласно поддакнула.
Гражданин Бессмертный растерянно всхлипнул, поднимая на меня полный укора взгляд…
– Э-э, меня, кажется, зовут. Вы уж извините, что не остаюсь на чай, но служба превыше всего, – сообщил я, отделавшись дежурной фразой, подхватил подол и дал дёру!
Честное слово, я даже успел выбежать за ворота, наверх, к лестнице, когда сзади раздался яростный мат-перемат и мне в спину ударила волна горячего воздуха! Я вылетел из подземного дворца Кощея, словно пробка из бутылки, на три метра вверх, а по приземлении ещё и пропахал носом шагов пять-шесть в тёплом песке. Кое-как встал на колени, отплевался и был вскинут на борт пролетающей ступы крепкой сухонькой рукой моей бдительной домохозяйки.
– Валим отсель, Никитушка! Ва-али-и-им!
Мы успели. Пока Кощей собирался в погоню, пока поднимал свою охрану, пока чёрные всадники выскочили из Лысой горы – наша ступа была уже очень далеко! Баба-яга не подвела, мы вырвались. Кто бы поверил?! Точно не я, я на сказочные истории с хорошим концом не ведусь эдак с класса третьего…
Как только бабка вернула мне прежний облик, то первый же вопрос я поставил ребром, хотя ответ был очевиден.
– Как царевна попала к Кощею? Вы же запихивали её в ступу, я сам видел.
– Запихивала, да вот недозапихнула… Вывернулась, мерзавка шустрая, да меня же моим же помелом по затылку и наградила! Крепенько эдак… Я как в себя пришла, её и след простыл. Кинулась в погоню, глядь, а тут ты летишь.
– Спасибо, что подхватили.
– Да не за что… А ты там чего у Кощеюшки-то наделал, что сам жив-здоров вырвался?
– Практически ничего, – подумав, признал я. – Ну разве что невольно поспособствовал тому, что волшебного зеркала больше не существует.
– Разбил?! Ох ты и хват, участковый…
– Не я, он сам. Мечом.
– Как так?
– Оптическая иллюзия.
Мой подробный рассказ не занял много времени, тем более что ступа, словно бы рвавшись домой, летела без понуканий с удвоенной скоростью.
– Ну что ж, сокол участковый, – удовлетворённо заключила Баба-яга, – нет худа без добра. Конечно, Марьянку энту выручать по-любому придётся, но и без зеркала волшебного Кощеюшка ныне тоже как без рук.
– Минуточку, – перебил я. – Там колокол звонит, вам не кажется?
– Навродь нет…
– Прислушайтесь…
– А ить ты прав, сыскной воевода, – принахмурилась бабка. – Тока энто не простой колокол, энто набат! Видать, что серьёзное в городе случилось. Пожар, война или смута…
Этого нам ещё не хватало. В отделении Митя и Еремеев, да и все дежурные стрельцы на месте. Что ж они там, милицейской сотней порядок навести не могут? Вернусь, поставлю обоих в угол!
– Не, не пожар, и уже слава богу, – сообщила Яга, вглядываясь в далёкие очертания Лукошкина. – Да и вражьих войск тоже, как погляжу, нигде не видно. Стало быть, смута боярская али бунт народный.
– Вы уверены?
– Дак по другому поводу в набат не бьют. Так только на большие события людей сзывают, когда всем миром проблему решать надо али ото всех беду неминучую отводить…
Больше мы не спорили и непроверенных версий не выдвигали. В конце концов, через полчасика прилетим и во всём разберёмся. Я устало зевнул, осознав, сколько нам сегодня досталось, прикрыл глаза и постарался хотя бы десять минут ни о чём не думать. У меня получилось. Я даже успел задремать, когда бабкина ступа совершила не самую мягкую посадку во дворе нашего родного отделения.
– А-а-а почему нас никто не встречает? – зевая, высунулся я.
Баба-яга, не утруждаясь ответом, молча вылезла из ступы и, сунув два пальца в рот, резко, по-разбойничьи, свистнула. Верный кот Васька прибежал практически в ту же минуту, прыгнув хозяйке на руки, так что та едва устояла на ногах. В нём же кило десять – двенадцать, я не говорил?
– Думаете, он в курсе?
Чёрный кот, неодобрительно покосившись на меня, что-то быстро замурлыкал бабке на ухо. Моя домохозяйка сделала круглые глаза…
– Чегось?!
Кот, видимо, повторил в красках и деталях, и у Яги повело челюсть вбок, а левую щёку задёргало нервным тиком…
– Да что там происходит? Скажите уже, хватит шептаться.
– Меч нашли, – выдохнула бабка, старательно перекрестясь.
– Так радоваться надо!
– Нечему радоваться, Никитушка… Меч-кладенец дьяк Филька нашёл и с ним же ко двору царскому попёрся. На полном праве руки царевны Марьяны требует!
– Эм… ам… ём… – Я так и не смог сформулировать вопль души, а Яга мрачно продолжила:
– Теперича народ на площади бузит! Справедливости жаждет. Раз дьяк меч вернул, стало быть, Горох и обязан его с царевной повенчать да полцарства отрезать! Потому и набат…
– Где наши?
– Видать, все там. А тока ежели дьяку прилюдно руки вертеть да в поруб пихать, так нам лукошкинцы за таковой самосуд всё отделение спалят. Да и, по чести сказать, прав народ: коли такое дело завертелось, таким боком коленкор вышел, так отдавай, царь, обещанное!
– Вот давайте без популистских лозунгов, а? Нам ещё не хватало, чтоб из-за десятка горластых «правдолюбов» Горох стрелецкую гвардию на улицу вывел да из пушек пальнул.
– А чего ж делать-то, соколик?
– Собирайтесь, идём на площадь, разберёмся.
– Тебе нельзя, Никитушка-а! – Тощая Баба-яга крестом раскинула руки, закрывая от меня ворота. – Ты ж у нас «покойник», мы твоё воскрешение ещё и не обдумали толком, а коли прямо сейчас к народу живьём выйти, так представляешь ли, какая суматоха подымется? Люди у нас простые, решат ещё сдуру, что Страшный суд наступил, раз помершие милиционеры с того свету возвернулись!
– Спокойствие. – Я хладнокровно поправил фуражку и приобнял за плечи едва не плачущую главу экспертного отдела. – У меня есть идея. Поспешим.
– Куда?
– В курятник.
…Когда я только начал объяснять, кот Васька, первым отшатнувшись от меня, демонстративно покрутил когтем у виска. Яга тоже въехала не сразу, но, выслушав до конца, вынужденно признала, что может и сработать. Бывало и хуже, но ведь выкручивались же…
На то, чтоб собрать кучу разнокалиберных перьев, у меня ушло минут пять-шесть. Чтоб превратить их в огромные лебединые крылья, бабке понадобилось вообще меньше минуты. Поэтому успели мы вовремя – и я, и она. Ну и конечно компактному перелётному средству, нашей ступе, в тот день впору было выносить благодарность.
Я высадил Бабу-ягу поближе к площади, а сам улетел со ступой на крышу царского терема. Благо в общей шумихе, криках и беготне головы никто не задирал и меня не заметили. Сверху у меня был отличный обзор и, самое главное, возможность контролировать ситуацию с обоих фронтов – народного и царского. Итак, что мы тут имеем?
Ну, со стороны государя всё было как обычно: суетливо бегающие бояре, строящиеся шеренги стрельцов, пушкари, выкатывающие здоровущие «единороги» к воротам, а личная гвардия Гороха уже седлала лошадей, готовясь к разгону демонстрантов. Сам государь, видимо, сидел у себя, наверняка пил и горестно думал о судьбе отечества. Решить внезапный конфликт дипломатическим путём возможность, разумеется, была, но это же не в традициях российского правительства. Любой вопрос власти и народа неизменно решался силой! Иначе не принято, мы же русские, у нас свой особенный путь. Всё, значит, пора и меня ввести в историю…
– Что же Яга медлит? – слегка начал нервничать я, нетерпеливо ожидая сигнала.
По времени бабка должна была бы пробиться сквозь толпу, найти Митю и Еремеева и уже с поддержкой наших прилюдно обвинить мятежного дьяка в воровстве, лжи, шарлатанстве и призыве к массовым беспорядкам. Он, естественно, начнёт отпираться, и тогда Яга должна обратиться за праведным судом к народу, призывая в свидетели «светлый дух сыскного воеводы». После чего, как вы понимаете, эффектно появляюсь я.
– Ну же?! Не тяните, ну…
Сверху мне было видно, как неровно колышется людское море. Ветер доносил обрывки фраз и лозунгов в основном насмешливо-экстремистского содержания.
– А пущай будет! Ну и чё, чё раньше не было? Зато представь, дьяк Филька на троне… Обхохочемся же!!!
– Ах ты, кобель в скуфейке! Меч он нашел? Я, может, тоже право имею, я в тот вечер двор подметал! Так, может, ты у меня тот меч и покрал, а? Может, энто я царёв зять?!!
– Вот как станет он тут свои порядки наводить, так и взвоем ужо! Всех поутру водку пить заставит! Хотя чё энто я так сразу в амбицию? Ничё плохого в том не вижу…
– Я ему задам! Я ему все глазки бесстыжие выцарапаю! Значит, как ко мне под подол лезть, так «Настасьюшка, красавица!», а как жениться, так тока на царевне Марьяне…
– Вы мне тут ещё… Не грубить! У него, поди, и среди боярской думы свои люди есть… Ты, Филимон Митрофанович, главное дело, меня запомни, как себе кабинет министров набирать станешь!
– Взашей его, православные!
– Нехай говорит, хучь поржём!
– Да я вас… всех… на плаху… дайте срок, смутьяны небогоизбранные! Мой меч-кладенец, стало быть, и правда моя! А кто супротив, тот… упс?!
На мгновение вдруг резко повисла тишина. Люди замерли. Видимо, бабка тихо, но доходчиво толкала речь. Потом все в едином порыве задрали головы к небу…
– Пора, – сам себе скомандовал я.
Повинуясь движению помела, ступа взяла вертикальный взлёт чуть ли не до самых облаков и, резко бросив влево, на миг застыла в критической точке, а потом начала в меру медленный спуск. Толпа внизу просто обомлела…
– И впрямь участковый! Ох, держите меня четверо, я ить убежать могу со страху великого, а любопытно же…
– Гляньте, народ, у него ж крылья белоснежные за спиной! А чё говорили, что он упырь?
– Сам ты упырь!
– От упыря слышу!
– Вот те в рог за оскорбление милиции! Эх, сажай меня, дорогой наш Никита Иванович, для тебя ничего не жалко, за тебя хоть на каторгу, хоть под венец!
– А не одна фигня?
– Ну, практически…
– Молись, православный люд, ибо как есть согрешили мы, раз Господь самого сыскного воеводу архангелом с огненным помелом прислал! Я каюсь…
– И я каюсь, каюсь!
– И я за компанию, а в чём каяться-то, мужики? Хотелось бы, чисто для антиресу, знать, на какой тюремный срок подписываюсь…
– Батюшки! Матушки! А чё мне-то теперича делать, коли я прямо тут вся так и влюбилася, аж ноги судорогой свело?
– В монастырь дуру! Али просто замуж…
– Разойдись, честной народ, дай посадку ангелу при исполнении!
Последнее – это уже наши. С трудом сдерживающие гогот еремеевцы расталкивали лукошкинцев в стороны, высвобождая пятачок два на два метра для посадки ступы. Довольная Яга тихо улыбалась в кулачок, а ретивый Митяй крепко держал за шиворот присмиревшего дьяка Груздева. Стоящий рядом Еремеев поднял над головой длинный продолговатый свёрток. Как я понимаю, теперь искомый меч-кладенец у нас там.
– Встаньте, граждане, не надо, – громко попросил я всех, кто бухнулся на колени и уже начал успешно бить звучные поклоны о булыжник. – Я вернулся, милиция всегда приходит по первому зову туда, где нуждаются в защите законности и порядка.
– Слава те господи, – дружно выдохнула вся площадь. – А то у нас тут такое творится, что хоть всех святых выноси! Дьяк Филька-то наш…
– Я в курсе. Разберёмся. Гражданин Филимон Груздев, вы арестованы за организацию общественных беспорядков и несанкционированный митинг.
– Кто? Я?! Да знаешь ли ты, хвост коровий, с кем говоришь?! Я, может, без пяти минут царский зять! Я, может, могу приказать тебя…
– Митя, – подмигнул я.
Мой младший сотрудник послушно сорвал с головы дьяка скуфейку и запихнул ему же в рот. На дальнейшее бульканье арестованного мятежника внимания уже никто не обращал.
– В отделение его. Еремеев, конфискованный меч передайте в экспертный отдел. Пусть с ним Баба-яга работает. Все свободны!
Но народ ни в какую не хотел уходить. Люди светились радостью и чистосердечным изумлением. Я вдруг понял, что меня тут по-своему любят и в разлуке даже скучали. Но долг превыше сантиментов, я метким круговым движением помела поднял ступу в воздух…
– Не улетай так сразу-то, Никита Иванович, – нервно сорвался кто-то. – Рассказал бы хоть, как оно там, на небе-то, а?
– Пресс-конференция, посвящённая возвращению главы Лукошкинского отделения милиции, состоится послезавтра в обед, – заученным текстом выдала Яга. – Желающие задавать вопросы подают заявки в письменном виде с шести до одиннадцати. Расходимся, граждане, расходимся!
В общем, тьфу-тьфу, но, когда царская гвардия торжественным маршем выехала наконец «разгонять политическую демонстрацию», они обнаружили лишь четырёх мальчишек, играющих в «арест дьяка Фильки». Мы снова спасли город, так как все естественным образом рассосались по двум направлениям: бабы в церковь, мужики в кабак! Как говорится, ура?
Если бы вот так запросто наше российское руководство выходило к простому народу, то «бессмысленных и беспощадных бунтов» было бы в разы меньше. Хотя, честно говоря, вряд ли кто-то поверил бы депутату с крыльями за спиной?
Тем более что стоило мне приземлиться во дворе отделения, как стрельцы доложили о подходе отца Кондрата с ещё четырьмя запыхавшимися попами. В смысле священниками. Ладно, кто бы поверил, что церковь с ходу не заинтересовалась бы моим публичным «воскрешением»? Пусть идут, лучше уж разобраться со всеми вопросами сразу…
– Здравствуйте, отец Кондрат. – Я сам встретил его у ворот, первым протянув руку. – Заходите, граждане священники!
– Здрав будь, Никита Иванович. – Он безбоязненно пожал мне руку и удерживал, пока спешащий за ним старенький батюшка не выплеснул мне в лицо полведра святой воды.
– Мать вашу… Богородицу… Ну вот какого?!
Вместо ответа другой поп не менее резво подскочил и сунул мне к губам здоровенный серебряный крест.
– Целуй!
Я на автомате чмокнул распятие.
Отец Кондрат улыбнулся и распахнул мне объятия:
– Дай хоть обниму тебя, блудный сын участковый!
– Э-э, прости господи грешника, но, может, его ещё и ладаном окурить, Библией по кумполу ошарашить да «Об изгнании демонов…» почитать на ухо с выражением? – на всякий пожарный предложил кто-то из святой братии, но его не поддержали.
Отец Кондрат в этом плане пользовался непререкаемым авторитетом, и мокрый я смог наконец вернуться в отделение, официально приступая к исполнению служебных обязанностей. Ну, правда, пришлось пообещать ему, что, как всё закончим, я загляну в храм Ивана-воина, на рюмку церковного кагора, и всё обстоятельнейше расскажу…