Как не странно, нас не повезли в внутренний гараж, а провели через главный вход. То ли на разрыв шаблона, то ли еще почему?
Главный холл стал еще праздничней, чем был. Добавились разноцветные светящиеся гирлянды, шарики, которые переливались всеми цветами радуги, еще какая-то новогодняя мишура. С удивлением я осознал, что у меня впервые за много лет в душе шевелится ощущение праздника, что-то такое, что было утрачено с тем процессом, которые называется 'взросление'.
С опаской взглянув на стойку я облегчением вздохнул — Дарьи там не было. Я ее и в одиночку-то побаиваюсь, а уж с Викой, которая взяла меня под руку... Не надо мне такого счастья. И то диво, что она ничего мне в машине не стала выговаривать, хотя, может, просто при охранниках не хотела скандал устраивать. В последнее время она стала вести себя немного по-другому, не так, как раньше, изменилась у нее модель поведения. Я даже стал подозревать, что она начала почитывать 'Космополитен'.
— Каково? — невесть откуда появился Валяев — Привет, Викуля.
Он чмокнул ее в щеку.
— Впечатляет — одобрила Вика — Масштабно!
— Вот нормальный человек — показал на нее рукой Валяев — Со вкусом! Не то что некоторые.
— Это он про меня — к нам подошел Зимин — Я имел глупость употребить слово 'Пестро' и теперь он меня шпыняет. Добрый вечер, Виктория.
Вика получила братский поцелуй в другую щеку и горделиво глянула на ресепшн.
— А что ты думешь по этому поводу, Киф? — поинтересовался у меня Зимин.
Я обвел глазами все помещение, от одного края до другого и было собирался искренне похвалить дизайнера-любителя, но не успел, поскольку слова застряли у меня в горле, когда я заметил, кто вошел в стеклянные двери, ведущие в здание.
Глава шестая
в которой происходит некоторая систематизация
Точнее было бы даже сказать так — 'что' вошло в холл. С большой вероятностью это было существо женского пола, об этом говорили стройные ноги в драных колготках и некогда красивые, а теперь замызганные донельзя полусапожки. Но на этом ясность заканчивалась. Грива черных спутанных и грязных волос полностью закрывала лицо, одета непонятная фигура была в когда-то явно дорогую и белую шубку, но теперь меховое изделие была очень грязным и местами даже драным.
Непонятная личность, пошатываясь, сделала пару шагов и звучно икнула.
— Не понял? — Валяев потер глаза — Э?
— А это что такое? — спросила Вика — Куда охрана смотрит?
— Снегурочка-бомжиха? — предположил я — Сейчас по социальным программам кто только по адресам не таскается. Но у нас-то к кому она могла прийти? Может, перепутала чего? Ошиблась домом?
Существо руками, от которых отлетали ошметки грязи, расправило волосы на лице и огляделось.
— Нех мне дьябел порве — сообщило оно громко — Ту дьябло варта!
— Нашлась наша пропажа — негромко сказал Зимин Валяеву — Но чтоб меня скрутило, если я чего-то понимаю!
— Накидалась она в усмерть, вот уж диво дивное, сто лет такого не видел — Валяев даже покрутил головой — Ты же знаешь, она на на языке родных осин... Или чего у них там? Болот? Ну неважно. Если она на польский перешла, это значит дошла до края.
— Уведи ее отсюда — Зимин был крайне серьезен — Быстро, быстро, пока она тут дел не наворотила и лишнего не наговорила. Потом выясним, что к чему.
— Нашел, кому это поручить — фыркнул Валяев, но сорвался с места и подбежал к пьяно раскачивающейся и невероятно грязной кадровичке — Ядвига, серденько мое, это где же ты так наклюкалась-то? А пойдем-ка со мной, мы тебя помоем, чаем напоем и спать уложим.
— Скурвел — кулачок Ядвиги чуть не задел нос Валяева — С тобой? Естес хоры умыслово? Убийца!
У Зимина дернулась щека, он щелкнул пальцами и два охранника, из тех, что приехали с нами, быстро направились в сторону женщины, которая плавно переходила на крик.
— Ядвига, золотко, ну что ты несешь! — Валяев с невероятной ловкостью уворачивался от кулаков разошедшейся польки, грязь летела во все стороны, видно перед тем, как прийти в здание, она здорово повалялась в ней — Ты же меня как облупленного знаешь!
— Нех че пёрун тшасьне! — визжжала Ядвига, которую уже начали скручивать люди Эдварда — Пёс ци морда лизАл!
— За мной ее тащите — скомадовал Валяев охранникам, которые таки схомутали кадровичку — Быстро, быстро.
Он направился к служебному лифту, лицо его было бледным и сосредоточенным.
— Как не стыдно — сказала Вика Ядвиге, когда ее проносили мимо нас — Такую должность занимаете и...
— Естес таня курва — сообщила ей Ядвига и плюнула в ее сторону, впрочем, не попав — Маш дупэ як шкафе!
— Чего? — Вика посмотрела на меня — Ничего не поняла. Чего она сказала?
— Это на польском — раздался знакомый мне голосок у нас за спиной — Она сказала, что вы дешёвая ... ммм... женщина, переведу так. И еще что у вас, извините, задница — точно шкаф, большая и некрасивая.
— Чтоооо!? — взревела Вика и повернулась к Дашке, которая стояла с виноватым видом, опустив глаза в пол.
— Так это она сказала, не я — Дарья, не отрывая взгляда от пола, ткнула пальцем в удаляющихся охранников, волокущих пьяную польку к лифтам. И я понимал, почему она так поступает, поскольку прекрасно представлял, какие сейчас скачут бесенята в ее шалых зеленых глазах — Вы спросили, что она сказала, я перевела...
— Виктория, не принимайте близко к сердцу слова пьяной женщины — Зимин положил на плечо разъяренной женщины руку и повернул ее к себе — Мало ли что она могла наговорить? Не забывайте, что Ядвига полячка, а они на язык и в трезвом виде не слишком сдержанны, ну, а пропустив пару рюмок такого могут наговорить... И уж тем более тут совершенно ни при чем эта девушка.
— У меня попа как шкаф! — всплеснула руками Вика — У меня! Как такое даже по пьяни можно сказать было!
Я глянул на Дарью, ее плечи подрагивали, как от плача, но я сильно сомневался, что она роняла слезы по поводу Викиного расстройства. Почуяв, что я смотрю на нее, проказница с ресепшн подняла голову, и я увидел прозрачно-зеленые глаза, лучащиеся шалым весельем. Сердце начало привычно долбиться в грудную клетку, стремясь проломить ее.
— Вик, и вправду — поддержал я Зимина, незаметно для расстроенной жены показывая кулак Дашке — Она вон и празничное убранство холла охаяла, а как по мне — оно офигенное. Одни пять плазм в ряд чего стоят!
— Зараза — проворчала Вика, шмыгая носиком — Великопольский верблюд.
— Идите наверх — голос Зимина не оставлял сомнений в том, что это не просьба, а приказ — Отдыхайте, у вас был трудный день.
— У нас всех был непростой день — согласился с ним я — И тебе отдохнуть бы надо, Максим Андрасович. Ты, конечно, человек золотой, но не каменный же?
— Да я ещё вон с девушками пообщаюсь — деловито ответил мне Зимин — Всё, доброй ночи!
Он кивнул последнему из трех охранников, что вошли с нами в здание, обозначив тем самым ему задание сопроводить нас до места, и деловито пошагал к стойке, прихватив по дороге Дарью.
— Задница у меня толстая — все бурчала и бурчала Вика, подобрав полы шубы и вертясь перед зеркалом в лифте, при этом совершенно не стесняясь охранника — Сама вся сморшенная как лимон, волосы у нее как пакля и шея блеклая. Зараза польская!
Мне же было интересно вот что — пьяная в дугу Ядвига обласкала всех до единого, кто был в холле и только меня обошла добрым словом. С чего бы такое равнодушие? Помнится мне, что в прошлую нашу встречу она не стеснялась ни в чувствах, ни в словах — и это по трезвяку. А тут на нервах, по пьяни — и ничего, словно не было меня там, словно я пустое место. Чудно, чудно...
Вика ближе к нашему этажу подуспокоилась, барственно кивнула консьержке, не удостоив ту даже приветствием, войдя же в двери апартаментов, сообщила мне:
— Сегодня я с мамой говорила, сказала ей, чтобы ждали нас к Рождеству. Ты с Зиминым общался по этому поводу?
— Нет — я принял ее шубу, которую она, повернувшись спиной, изящным движением сбросила мне на руки — Недосуг было. Ты же видела его — весь в делах человек, весь хлопотах, словно пчела какая. Куда еще к нему со своими мелочами лезть?
— Прости, дорогой, но я не считаю своих родителей 'мелочью' — невероятно ровным голосом сообщила мне Вика.
Только женщины умеют в нужные моменты говорить так гладко и безинотанационно, у мужчин подобный талант отсуствует. Мы по своей сути увлекающиеся и эмоциональные существа, поэтому всегда вкладываем в свои слова то или иное чувство. Женщины же иногда произносят целые монологи абсолютно неживыми и холодными голосами.
— И я их не считаю таковыми — вздохнул я, все еще держа в руках шубу — Тем более, что я их вовсе не знаю еще. Но у каждого вопроса есть свое время и место, и ты это знаешь не хуже, чем я, а может даже и лучше.
— Есть вопросы, которые нельзя откладывать в дальний ящик — Вика смерила меня взглядом — Что ты с шубой стоишь? Повесь уже. Да куда на крючок, для кого вешалка вон болтается? Дай сюда, ничего тебе поручить нельзя!
Ладно, голос ожил, уже неплохо. Но вообще это все начинает уже серьезно напрягать. Шубы, крючки, мапы-папы... Я все это уже как-то проходил, и насколько помню, подобные аспекты была тогда стартовой локацией, потом все стало куда жестче. Однако, история похоже повторяется, и что примечательно — фарсом тут и не пахнет. Она тупо дублирует предыдущую. Обидно, а все так неплохо начиналось...
— Я в душ и спать — поставила меня в известность Вика, видимо решив, что без этой информации мне и жизнь не жизнь — Да, вот что забыла спросить — а холл внизу, его просто для вида украсили, или...
— Или — подтвердил я — Там в новогоднюю ночь все местные жители, ну, кто в здании обитает, будут президента слушать, бокалами звенеть и хороводы водить.
— И мы? — утвердительно спросила Вика.
— И мы — подтвердил я, стягивая пальто — Куда ж деваться? Мы теперь тоже местные, так что соседи не поймут-с, коли не придем.
— Неуместный сарказм — глуховато прозвучало из комнаты — Есть определенные статусные мероприятия, присутствие на которых необходимо для людей нашего круга. Это такая же обязанность, как ходить на работу или принимать душ, пора бы это усвоить.
'Нашего круга'. Эва как.
— Усваиваю, усваиваю — заверил ее я — А как же.
— Я еще раз прошу — меньше иронии в голосе — Вика вышла в коридор, на ней уже был халат — Для всего есть свое место и время. Что ты все копаешься, я вон уже переоделась, а ты до сих пор даже не переобулся.
— Я никуда не спешу — пожал плечами я — Вроде как все дела на сегодня сделаны?
— Ох, работать мне еще над тобой и работать — пожаловалась самой себе Вика, взъерошила мои волосы и прошествовала в ванную комнату.
Чего надо мной работать? Меня уже допиливай, не допиливай — отработанный я материал. Только инструмент затупишь да поломаешь.
Прихватив футляр с подаренным пистолетом, я прошел на кухню, где, положив его на стол, снова с удовольствием щелкнул аккуратным замочком, открывая.
Изящная штука — признал я, оттягивая затвор. Он щелкнул, фиксируясь в положении 'разряжен'. Я нажал соединительную серьгу — кожух затвора вернулся на свое место.
Музыка для мужчины — звуки, связанные с оружием. Звон стали о сталь, щелчки предохранителей и вынимаемых обойм. В этом есть что-то простое и вместе с тем всеобъемлющее.
Я погладил костяные щечки на рукояти, пальцы ощутили вдавленные линии гравировки.
Интересно. что эти символы означают? А они явно здесь не для красоты, Шелестова даже болтая, слова в простоте не скажет, а тут подарок, стало быть все она продумала.
Я вгляделся в знаки, которые шли по кругу. Что это за язык, что за буквы? Да и буквы ли это? Может, каббала какая-нибудь или скандинавские руны? Я таких символов точно не видел до этого. А работа тонкая, стало быть каждый из значков выполнен точно, как должно.
Эх, кабы не мой домашний арест, завтра можно было бы съездить к Слонику, она все эти мистические дела знает, как свои пять пальцев, может, опознала бы эти загогулины.
С Слоником, а точнее с Анной Златновой, я учился вместе в институте. Прозвище свое она получила вовсе даже не за глобальные размеры тела или длинный нос, а по причине того, что с детства любила этих миролюбивых и больших животных, а потому с удовольствием носила одежду, на которых они были изображены.
Обладая мягким и покладистым характером, она быстро стала любимицей группы, отдельное же признание у сокурсниц она заработала после того, как они узнали о ее увлечении 'таро'. Она лихо гадала на этих картах и что примечательно — ее предсказания даже иногда сбывались. Впрочем, я всегда считал это совпадением. Верить в эту чушь, все равно что верить гороскопам. Видел я как их пишут, у нас Женька, которая за это дело отвечала, перед выходом своей колонки таскалась по коридорам и опрашивала встречных, требуя произнести каждого из них какую-нибудь заковыристую фразу, вроде 'Стрельцам следует проявлять осторожность в управлении легковым транспортом'. Оно и понятно, фантазия-то не безгранична. Кстати, когда колонке исполнилось полтора года, Женка перестала бегать по коридорам и просто тасовала старые номера. И никто так ничего и не заметил ни разу.
Но вернемся к Златновой. Позднее от таро она перешла к 'ведам', цепочка потянулась дальше, то ли к индейцам майя, то ли в дебри нумерологии, и в результате Слоник по самые уши погрузилась в эзотерические глубины. Впрочем, это не слишком здоровое увлечение сослужило ей неплохую службу, поскольку, приобретя определенный вес и известность в московской мистической тусовке, она получила предложение от популярного глянцевого журнала, и уже лет шесть как вела колонку в нем. Что-то вроде 'Узнай свою судьбу' или 'Советы от провидицы Анны'. Ее даже пару раз приглашали экспертом в какие-то телешоу, где она заупокойным голосом изрекала вековые мудрости и глобальные предсказания. Зная ее неплохо, могу с полной ответственностью заявить — глумилась она над зрителями нещадно, явно получая огромное удовольствие от самого процесса произнесения заведомого бреда, выдаваемого за абсолютную правду.
Короче, могла бы она что-то сказать про эти знаки, зуб даю. Но фиг я к ней так просто попаду, не отпустят меня. Да еще этот Касимов на носу, с родителями Вики и, не дай бог, ее малахольной сестрицей. Туда мне совсем уж ехать неохота, знаю я эти забавы. Водка с ее папой, недобро на меня зыркающим, 'бла-бла' с ее мамой, блестящей глазами. 'Ой, Харитон, а кем у вас мама работает? А вы в семье один? А сколько метров квартира? А мы в Москве тааак давно не были!' И по кругу, по кругу...
А потом еще подруги — школьные, детсадовские, соседнеподъездные, с их смешками и взглядами, то оценивающе-презрительными, а то и призывно-липкими. Что примечательно — не я им нужен, им свинью Вике надо подложить, и свое самолюбие потешить. Бррр...
И совсем уж хреново будет, если она там еще и безутешного поклонника оставила, который, само собой за эти годы про нее наверняка забыл, но с ее возвращением все сразу к нему вернулось — и жизнь, и чувства, и любоффф.
И начнет этот касимовский альфа-самец с того, что сходу сломает мне три ребра, чтобы показать, чьи в его городе Вики. И еще хорошо, если три ребра, это поправимо. Виталик Бояринов вот так к родителям подруги жизни в город Похвистнево съездил года два назад, тоже, к слову, на новогодние праздники. Славный город, стоит на реке Большой Кинель, рыбалка, пароходы, то-се... И 'бывший' его нынешней, с пудовыми кулаками, верными друзьями и амурами, вновь порхающими в душе.
Виталика вывезли в Москву только через месяц, раньше врачи не разрешали. Да и как его повезешь, с таким ассортиментом повреждений. Я так и не понял, как человеку ногу можно в трех местах сломать?
В результате парень полгода мыкался по больницам, чуть там не крякнул, потому как медики не прочухали, что у него аллергия на какой-то препарат, и приобрел две фобии — на пересечение границы МКАД и редкостную нелюбовь к девушкам из провинции. Не потому что они плохие, а потому что надо будет раньше или позже их малую родину посещать.
В общем, хреновые перспективы. И что примечательно — надо же будет еще как-то туда выбраться? Впрочем, можно и от обратного сыграть — договориться с Зиминым, чтобы он демонстративно меня туда не отпустил. Вот так вот, чтобы прямо в присутствии Вики кулаком по столу — шарах со всей дури. 'Нет' — чтобы крикнул. Нет, это слабовато. Чтобы вот так, громко и властно — 'НЕТ! НИКУДА ТЫ НЕ ПОЕДЕШЬ!'. И все. Я человек поневольный, так что не могу, дорогая. А ты — езжай. Хоть на все праздники. Родители — это же святое, я все понимаю. А я тут, как-нибудь, один... Хе-хе.