Если Лорен и удовлетворил ответ отца, она никак этого не показала. Девочка молча шла рядом с Гэйбом, и на ее лице застыло встревоженное выражение. Гэйб призадумался, не совершил ли он ошибки, притащив семью сюда, в Холлоу-Бэй. Черт побери, далее собаку тошнит от этого местечка. Но Гэйб ведь старался сделать как лучше: годовщина исчезновения Кэма приближалась, и Гэйб не хотел, чтобы все они — и в особенности Эва — встретили ее в том доме, где родился их сын, где он рос и где слишком многое постоянно напоминало о нем.
Отец и дочь вошли в главную дверь Крикли-холла, и Гэйб постучал в окно кухни, когда они проходили мимо него, — Эва сразу обернулась. Они с Келли уже накрывали на стол. Эва кивнула и улыбнулась входящим.
Дверь кухни была открыта, как и предполагал Гэйб. (Пусть это и неразумно, однако что-то внутри Эвы заставляло ее держать незапертой дверь их лондонского дома. Как будто боязнь, что Кэм может вернуться и расстроиться из-за того, что дверь закрыта на ключ.) Отец и дочь вошли внутрь, топая ботинками по толстому коврику, чтобы стряхнуть дождевую воду и грязь. К удивлению Гэйба, Эва все еще улыбалась.
— Вы быстро его нашли, — сказала она, имея в виду их домашнего любимца, привязанного к дереву под окном.
— Да, — согласился Гэйб, снимая свой любимый морской бушлат. — Он побежал наверх, видимо, решил добраться до города.
К еще большему его удивлению, Эва поцеловала в щеку его, а потом и Лорен. Это было чем-то вроде внезапного просветления для жены, внутренне отсутствовавшей так долго. Пораженный, но весьма довольный, Гэйб в некотором замешательстве всмотрелся в лицо Эвы.
— Папуля, а почему ты не привел Честера сюда? — Келли таращилась на отца снизу вверх, держа в пухлой маленькой ручке четыре столовые ложки. Эва, видимо, поднимала дочь, чтобы та могла выглянуть в окно, когда явились Гэйб и Лорен, дабы убедиться, что Честер нашелся.
— Потому что он сказал мне, что хочет немножко подышать свежим воздухом. Он устал сидеть взаперти целыми днями напролет.
— Честер не умеет говорить, папочка.
— Конечно умеет! Ты просто ни разу не оказывалась рядом, когда он говорил что-нибудь.
— Ну уж! — важно произнесла Келли.
— Ты мне не веришь? Когда я был ковбоем в Америке, у меня была лошадь, которая вообще болтала без передышки.
Эва и Лорен весело переглянулись.
— У Вуди нет говорящей лошади, — с сомнением возразила Келли, имея в виду один из своих любимых мультфильмов.
— Это потому, что у него вообще никакой лошади нет.
Эва вмешалась в их разговор.
— Гэйб, ты зря внушаешь ей такую идею, потом самому придется выкручиваться. Ты ведь знаешь, она верит всему, что ты говоришь.
Гэйб только ухмыльнулся в ответ.
— Ничего, Лорен сумеет найти выход.
— Ну конечно, тебя ведь не было поблизости, когда мои друзья смеялись надо мной. Я до сих пор разочарована в Рождественском Дедушке.
Голова Келли тут же повернулась в сторону старшей сестры.
— Рождественский Дедушка?..
— Ты еще слишком маленькая, чтобы понять, Келли, — терпеливо сообщила ей Лорен. — Папа просто сочинял разные истории.
Келли вновь обратила свое внимание на отца.
— Ну, посмотрим, кто тут у нас вдруг повзрослел, — поддразнил Гэйб старшую дочь.
Эва снова вмешалась, прежде чем Келли успела услышать что-нибудь такое, что лишило бы ее новогодних иллюзий.
— Похоже, ты сам еще не успел стать взрослым, — сказала она Гэйбу, и, как ни странно, ее улыбка была искренней.
Гэйб уставился на жену. Неужели к ней вернулась хотя бы часть прежнего сияния? Гэйб почувствовал, как у него стремительно улучшается настроение.
— Ты хорошо провела утро? — спросил он, как бы бросая пробный шар. Когда они с Лорен садились в машину, Эва выглядела как обычно — подавленной и измученной. Неужели что-то случилось за то время, пока они с Лорен отсутствовали? Если так, то, может быть, Эва решила отложить объяснение до того момента, когда они с Гэйбом останутся одни? Чуть терпения, и все прояснится.
Но Эва все молчала и молчала, несмотря на то что печаль, беспросветная и неизбывная, вдруг отступила — словно в темную комнату проник солнечный луч. Она оживилась, искра жизни вновь зажглась в ее глазах, а движения утратили медлительность. Гэйб вновь увидел перед собой ту женщину, которую любил столько лет, и боялся сказать лишнее слово, чтобы не вспугнуть перемену.
Он не пытался выяснить причину даже тогда, когда они остались одни, а девчонки убежали к себе. Только один-единственный вопрос сорвался с его губ: «Ты в порядке, дорогая?» — и она повернулась к нему и просто кивнула: «Да».
И ничего больше.
Он оставил все как есть. Может быть, ее разум начал наконец понемногу справляться с тоской и с чувством вины. Если так, решил Гэйб, то перемены, наверное, будут медленны, но, по крайней мере, может быть, именно сегодня их можно поздравить с первым шагом к полному выздоровлению. Гэйб надеялся, что так оно и будет.
17
Спальня
Лорен и Келли были в ванной комнате. Лорен чистила зубы, волнуясь из-за того, что завтра ей предстояло пойти в новую школу, а сестра сидела рядом на унитазе. Пижамные штанишки спустились до самых лодыжек, и Келли изо всех сил старалась, чтобы в ее организме не осталось ни капли лишней жидкости. Келли напевала без слов, оглядывая комнату, выложенную черно-белым кафелем.
Глубокая фарфоровая ванна, стоявшая на уродливых металлических лапах, занимала почти все пространство вдоль стены, восьмиугольная раковина на мощном пьедестале располагалась напротив, под узким и длинным зеркальным шкафом. Свет жемчужного плафона в центре высокого потолка отличался резкостью, из-за него стены и ромбовидные плитки пола выглядели кричаще-яркими и холодными, а отражение Лорен в зеркале — неприукрашенным. В окне над унитазом стояло матовое стекло, а дверь ванной когда-то выкрасили в черный цвет. В этом помещении очарования было еще меньше, чем во всем Крикли-холле.
Лорен сегодня решила, даже без понуждения со стороны родителей, лечь спать пораньше. Может быть, из-за того, что ее разбудили прошлой ночью, девочка чувствовала себя очень усталой. А ей хотелось утром выглядеть свежей и отдохнувшей. Она бы немного почитала, пока мама или папа будут рассказывать Келли вечернюю сказку. Для этого Гэйб повесил лампу на маленький шкафчик между кроватями Лорен и Келли. А когда Келли, как обычно, заснет, прежде чем сказка кончится, Лорен тоже постарается закрыть глаза. А может, и читать не станет, иногда ей нравилось слушать сказку вместе с Келли — хотя истории для младшей сестренки подбирали совсем уж детские, в них иной раз бывало что-то… успокаивающее.
Лорен сильно разочаровалась, что ее новенький сотовый телефон не работал. Ведь именно с его помощью Лорен собиралась общаться с лондонскими друзьями, пока она будет в отъезде. Она сто тысяч раз пыталась отправить сообщение, но на дисплее «Самсунга» высвечивались лишь два слова: «Ограниченная связь», и каждый раз, когда она все же набирала текст и нажимала на кнопку «Отправить», телефон бесстрастно повторял: «Ограниченное обслуживание».
Когда Лорен пожаловалась отцу, тот попробовал отправить сообщение со своего мобильника — с тем же результатом. Тогда он сказал, возможно, дело в том, что они находятся в каньоне (в ущелье, тут же в очередной раз поправила его Лорен), скорее всего, рядом просто нет подстанции. Звони по обычному телефону, посоветовал ей отец, но Лорен хотелось общаться с друзьями без свидетелей, а древний телефонный аппарат Крикли-холла стоял в холле, где кто угодно мог услышать разговор. В общем, ее это очень рассердило.
Причесываясь, Лорен зевнула, устало разглядывая себя в зеркале ванной.
Келли, убедившись, что последняя капля упала куда следует, соскользнула с холодного сиденья унитаза и наклонилась было, чтобы натянуть пижамные штанишки.
Но тут обе девочки замерли, забыв о своих делах, и разом уставились на потолок.
* * *
Внизу, в кухне, пока их дочери наверху в ванной готовились ко сну, родители сидели за бутылочкой шабли. Гэйб наклонился через стол, чтобы снова наполнить бокал Эвы белым вином, но та вскинула руку, протестуя.
— Я опьянею, — пожаловалась она; правда, на губах ее блуждала улыбка.
— Это не так уж и плохо, — заметил Гэйб, улыбаясь в ответ, продолжая медленно наполнять бокал.
Эва зажгла четыре свечи и расставила их в стратегических точках комнаты, а потом выключила верхний свет — и тут обнаружилось, что кухня слишком велика для того, чтобы результат замысла был удачным. Одну свечу Эва поставила на стол между собой и Гэйбом, и ее огонек заставлял глаза Эвы мягко поблескивать.
— Прежде мы частенько вот так сиживали, — низким голосом сказал Гэйб и тут же пожалел о своих словах. Они частенько сиживали вот так до того, как пропал их сын.
Но Эва как будто и не слышала, хотя, возможно, и уловила намек. Она отпила немного вина. Чтобы не молчать, Гэйб сказал:
— Не похоже на Лорен — так рано ложиться спать.
— Она, наверное, очень устала.
— Да, и немного расстроена из-за своего телефона.
— И твой мобильный не работает. Или ты без него обходишься?
— Я звоню по городскому.
— Здесь такой старый аппарат!
— Ну, по крайней мере он цифровой. Я вообще-то даже удивился, думал, тут будет что-нибудь с кнопками, а то и вовсе с диском.
— Похоже, он из самого первого поколения цифровых аппаратов.
— Это настоящий мужской телефон.
— Ну да, ужасно старомодный.
— Нормально. Эва, ты, кажется… — Гэйб сначала замялся, но потом все же решился сказать: — Ты… э-э… кажется, стала немного спокойнее в последнее время. Знаешь, я очень тревожился за тебя.
Эва опустила взгляд. Она не знала, стоит ли рассказывать Гэйбу о том, что произошло сегодня днем, о сне, который был почти явью. Поверит ли муж, что Камерон каким-то образом дотянулся до нее, пусть даже всего на несколько секунд? Сама-то Эва была уверена, что все произошло на самом деле, но поверит ли Гэйб, сможет ли принять?.. Она ведь почти спала, дремала, это верно, и тот ужасный человек со зловонным дыханием, и запах, оставшийся после его ухода, вполне могли быть чем-то вроде кошмара, но в присутствии того, кто мог быть только Кэмом, Эва не сомневалась. Нет, она не может рассказать об этом мужу, не сейчас. Не скажет ничего, пока не убедится окончательно, что Кэм пытался поговорить с ней. Конечно, она и прежде видела его в своих снах, но это были именно сны, фантазии, которые рассеивались, стоило только Эве проснуться. Но сегодня днем… нет, это совсем другое дело. Между ней и сыном всегда существовала очень сильная внутренняя связь, даже Гэйб не мог этого отрицать. Но поверит ли он, что теперь Кэм пытается добраться до нее по той психической нити, что всегда была протянута между ними? Эва сомневалась в этом. Идея была уж слишком необычна для того, кто всегда смотрел на жизнь с чисто практической стороны. Нет, Эва должна доказать Гэйбу… Но сначала следует доказать это самой себе. Наверняка есть какой-то способ.
Эва мысленно улыбнулась: впервые почти за год в ней пробудилась надежда, и это было прекрасно…
— Милая?
Эва осознала, что слишком ушла в себя.
— Да, Гэйб?
— Ты действительно выглядишь сегодня как-то необычно, — осторожно сказал он, протягивая через стол руку, чтобы коснуться пальцев любимой жены.
— Может быть… — начала она, но тут Честер, лежавший на своем одеяле у двери кухни, внезапно вскочил и визгливо залаял.
Удивленные, они разом обернулись к собаке. Шерсть Честера встала дыбом, короткий хвост напрягся, зубы оскалились. Широко раскрытые глаза смотрели на распахнутую дверь в холл.
— Что случилось, Честер? — Гэйб отодвинулся от стола, и ножки стула скрипнули по линолеуму. — В чем дело, приятель?
И тут они услышали.
Через дверь донесся тихий звук шаркающих шагов.
Застыв на месте — оба уже весьма настороженно относились к необъяснимым звукам Крикли-холла, — они прислушались.
Далекий звук не утихал, а лай Честера перешел в поскуливание. Пес, откровенно напуганный, начал скрести передними лапами дверь в сад.
Гэйб встал и направился в холл. Эва — за ним.
Она касалась плеча мужа, как будто нуждалась в проводнике, и в то же время напряженно вслушивалась, пытаясь определить, где находится источник звука.
Оба они уставились на высокий потолок холла.
* * *
Лорен и Келли стояли снаружи у двери ванной комнаты и тоже смотрели наверх — Лорен положила руки на перила галереи, а Келли таращилась сквозь балясины. Рты у обеих были открыты, повернутые вверх лица бледны.
Внизу, в холле, Эва шепнула в ухо Гэйба:
— Что это такое?
Гэйб не отрывал взгляда от потолка. Через мгновение-другое он прошептал в ответ:
— Похоже на шаги. Как будто там целая толпа бродит…
* * *
Они столпились перед дверью на площадке — той, что вела в комнату — или комнаты — в мансарде, куда ни Гэйб, ни Эва до сих пор не заглядывали.
— Она заперта? — спросила Эва, почему-то полушепотом.
— Не знаю, — ответил Гэйб, тоже очень тихо. — Ну, ключ все равно в скважине.
Он левой рукой протянул Эве выключенный фонарь — они не знали, в порядке ли освещение за этой дверью, — а правой коснулся дверной ручки, ощутив легкое сопротивление, как будто замок слегка заржавел внутри. Гэйб сначала потянул дверь на себя, потом толкнул — и та довольно легко открылась внутрь, хотя ее петли и скрипнули негромко. Теперь Гэйб забрал фонарь у Эвы и включил.
Звук многочисленных тихих шагов наверху затих, затих разом, как будто его выключили минутой раньше. Вся семья удивилась и насторожилась, что было вполне понятно.
— Тут выключатель, сразу за дверью. — Гэйб навел луч фонаря на выключатель.
Эва протянула руку и щелкнула тумблером. Но ничего не произошло.
Тогда пришлось посветить маленьким фонариком вдоль узкой лесенки, ведущей на чердак.
— Смотри, провода есть, а лампочки нет.
— Я поднимусь наверх, — заявил Гэйб.
— Мы с тобой, — требовательно шепнула Эва.
— Не слишком удачная идея. Там может быть, ну… понимаешь… — Он не хотел слишком много говорить при дочерях.
— Крысы! — догадалась Лорен. — Может быть, белки. — «Белки» — это звучало более привлекательно.
— Гэйб, мы слышали шаги, — возразила Эва. — Так не ходят животные.
— Вот как? А кто же еще?
— Кто знает, в этом доме всего можно ожидать.
Келли прижалась к матери.
— Что там такое, мамуля?
Эва посмотрела на малышку, понимая, что упоминание о призраках может слишком испугать обеих девчонок.
— Давайте пойдем и посмотрим, — предложила она скрепя сердце.
— Мы все пойдем. — Келли еще крепче вцепилась в мать.
— Хорошо. Пойдем вместе. — Эва знала, девочки, скорее всего, наотрез откажутся оставаться одни на площадке, и не стала спорить.
— Папочка, ты первый! — встревоженно произнесла Келли.
— Конечно я первый. — Гэйб улыбнулся, не разжимая губ, его кривоватая улыбка выражала скорее решимость, чем веселье.
Деревянные ступени скрипели под ногами, когда он поднимался наверх, а жена и дочки шли следом, дыша ему в спину; Келли крепко держалась за руку матери, а Лорен, замыкающая шествие, так осторожно ступала по лестнице, словно боялась, что доски под ней проломятся. На лестнице пахло старым деревом и пылью. За поворотом Гэйб обнаружил люк без крышки — только открытый люк, и все.
Гэйб просунул туда голову и посветил фонарем, изучая пространство: никакая это не мансарда, а самый настоящий чердак под крышей дома. Помещение оказалось длинным, лишь в дальнем конце стояла перегородка, отделявшая часть чердака, но потолок нависал низко. Окна были прорезаны в наклонной часта стен, и две кирпичные каминные трубы уходили вверх сквозь крышу. Там же, во второй половине чердака, должны были проходить и другие трубы, ведь на крыше Крикли-холла красовалось несколько труб. Широкие доски пола не были ничем прикрыты, и мебели здесь тоже не было, кроме сваленных в одном из углов металлических детских кроватей.