Дед, ухмыляясь, повесил полотенце на плечо, и, подойдя, развернул Аверина к себе.
– А вот Руднев умеет завязывать галстук, – ехидно заметил он, ловко справляясь с коварной полоской ткани и опуская воротничок аверинской рубашки.
– Причём тут Руднев? – нахмурился Николай Николаевич, одёргивая пиджак.
– Ну как же! Выходит, у него есть преимущество!
– У немцев в сорок первом тоже было преимущество, – строго и прочувствованно ответил ему Аверин, чем мгновенно довёл деда почти до истерики.
Пожав плечами, Николай Николаевич обогнул корчащегося от смеха товарища и, сняв с вешалки пальто, принялся критически его осматривать.
– Я его почистил, – подал голос едва живой от смеха дед.
– Спасибо, – буркнул Николай Николаевич. – Может ты, заодно, и портфель мой найдёшь?
– За печкой твой портфель. И удостоверение не забудь.
Аверин залез во внутренний карман пиджака и проверил, там ли документы.
– Так ты почему про Панарина спросил? – поинтересовался он, надевая пальто.
– Я вчера заметил кое-что, когда за нашим подопечным наблюдал, – дед вытер слезящиеся от смеха глаза и, стянув с плеча полотенце, вернулся к оставленной на столе посуде. – Похоже, не я один вчерашней встречей интересовался.
– Любопытно, – Аверин накинул на шею шарф и задумался. – Кеш, ты думаешь то же, что и я?
Дед согласно кивнул:
– Не удивлюсь, если это он на нас Князева повесил.
– Всё интереснее и интереснее, – пробормотал Аверин, забирая из-за печки портфель. – Насколько я знаю, чёрные маги – не его профиль… А где ты с ним познакомился?
– В монастыре. Вместе дрова пилили.
– А потом?
– Нет, больше мы не встречались.
– Ладно, разберёмся. – Николай Николаевич обернулся на пороге. – К тебе домой заглянуть?
– Только если почтовый ящик проверить… Нет! – Дед тут же замахал руками. – Лучше побыстрее возвращайся. Пора уже ту вещицу владельцу отдавать. Мы должны разобраться с ней как можно скорее. Вот сегодня и займёмся.
Николай Николаевич вздохнул и потянул на себя дверь.
– Только, пожалуйста, возвращайся в нормальном состоянии, – насмешливо бросил дед ему в спину. – Если ты опять впорхнёшь ко мне безумным светлячком, как вчера, я могу этого не пережить.
– Ну, знаешь! – опешил Аверин. – Как будто это не ты вчера сотворил!
– Есть масса способов достичь того же эффекта и без моего вмешательства, – уклончиво ответил дед. – Ну, ладно, ладно! Я пошутил. Не задерживайся, в общем. У вас же сегодня нет заседания? Так что чаю с коллегами попьёшь – и назад.
«Международный форум: Россия и мир – XXI век» значится на указателе. Красная стрелочка сообщает, что надо подняться вверх по лестнице. В холле, оформленном в сине-белых тонах, участники мероприятия оживлённо толпятся перед столами регистрации.
У стены вполоборота, внимательно слушая собеседника, стоит мужчина: довольно молодой, русые кудри, лицо, как вдохновенный набросок художника (брови вразлёт, гордый взмах ресниц, тонкая линия носа и красиво очерченные губы). На нём джинсы и бежевый пиджак, которые ловко сидят на его спортивной фигуре. Взгляд холодных со стальным отблеском голубых глаз оставляет ощущение, что тебя аккуратно вскрывают скальпелем.
Парень оборачивается и замечает самодовольного, холёного господина, который движется в его направлении, гордо рассекая толпу. Молодой человек, лавируя между чьими-то спинами, пробирается ему навстречу. Тот важно протягивает руку:
– Паша! Рад тебя видеть…
– Взаимно, Юрий Александрович, – улыбается молодой человек, почтительно пожимая протянутую руку, и тихо добавляет. – Вы отлично поработали над образом! Чиновник такого ранга не может иметь столь человечное и интеллектуальное лицо, которое было у Вас раньше. Это настораживало.
Юрий Александрович снисходительно смеётся. Его очки поблёскивают, отражая синие стены и силуэты людей в холле.
– Я тебя тоже хочу похвалить. Видел твой последний репортаж. Очень тонко. Всё-таки Ближний Восток – сложная тема. А ты молодец. Видна аверинская школа. И твёрдая рука Викентия Сигизмундовича.
– Да уж. Им я обязан всем.
– Как продвигается наше дело – с мальчиком Ромой?
– Как по маслу. Можете не сомневаться.
– Даже и в мыслях не было! Что и говорить, Вики и Ники великолепно работают в паре. Смотри только, не проколись!
– Знаю. Креплюсь изо всех сил. Но они ведь тоже не дураки. Приходили недавно. Всю душу вытрясли.
– И как ты выкрутился?
– А я изначально не дал им вообще никакой информации. А когда они пришли меня пытать, честно выложил оставшуюся инструкцию. Почти всю…
– Ты страшный человек. Почти как сам Радзинский.
– Каков учитель, таков и ученик.
– Болтун. А как тебе удалось Аверина уговорить? Он же ненавидит преподавать.
– Ну, сначала Николай Николаевич был ужасно недоволен… Но я знаю один секрет. Если он слышит знакомые интонации Викентия Сигизмундовича, мгновенно становится более покладистым. Мне повезло, что я могу так удачно их имитировать.
– Ты пугаешь меня всё больше. Ладно. Помни, упустить этого мальчика мы ни в коем случае не должны. Возможность осуществления его миссии должна быть пресечена в самом начале. Если не справимся, то лет через тридцать нас всех ждут большие проблемы. Держи меня в курсе, если возникнут какие-то сложности. Информацию о нём мы закрыли. Так что, если не проболтаешься, некоторая фора у нас будет. А теперь извини, мы подозрительно долго с тобой общаемся.
– А может, я сын какого-нибудь важного человека и Вам что-то от меня нужно? Или от моего папочки.
– Не импровизируй. Передавай нижайший поклон Ники и Вики.
– Передам. Как только увижу. Я теперь стараюсь им лишний раз о себе не напоминать. Завтра уезжаю в Сирию, потом на полтора месяца в Ливан.
– Тогда, будь осторожен. Удачи. Кланяйся от меня Фархаду и Ихнему Высочеству. Да, и жене привет передавай! Сколько вашей Мусе уже?
– Три года.
– Как время-то летит! Ну, будь здоров!
– Спасибо. До встречи!
Они разошлись в разные стороны и оба мгновенно растворились в толпе.
====== Глава 10. Разведка ======
Ласковый язычок пламени всё пригибался, вытягиваясь и трепеща, как будто хотел лизнуть металлический диск, лежащий на столе поверх смятой тяжёлой бархатной ткани.
– Ну что, поехали? – напряжённо спросил Радзинский. В глазах его застыла тревога. Сидевший напротив Аверин рассеянно кивнул. В неустойчивом свете единственной свечки его лицо, очерченное резкими тенями, выглядело ещё более осунувшимся, чем всегда. – Помни, я тебя вытащу. – Дед беспокойным взглядом ощупывал витавшего в облаках товарища. – Только не заходи слишком далеко. Нам всего лишь нужно знать направление.
Аверин, казалось, его не слушал. Он закрыл глаза и осторожно кончиками пальцев прикоснулся к лежавшему между ними предмету.
– Рассказывай то, что видишь, – негромко велел дед слегка осипшим от волнения голосом.
– Ани роцэ левакеш…(1) – взволнованно пробормотал в это время Аверин, не открывая глаз. Брови его поползли вверх. – О-о-о! – удивлённо протянул он, – Тов (2), ему не нужно этого знать…
1 Я хочу попросить (иврит).
2 Хорошо (иврит).
Он продолжал выдавать обрывочные фразы. Радзинский терпеливо ждал. Видно было, что он уже успокоился и прислушивается к сбивчивой речи Аверина с ничем не омрачённым интересом.
– Зот адэрэх шело(3). Я понимаю. Мы не должны были сомневаться.
3 Это его путь (иврит).
Радзинский не отрывая взгляда от друга, тихонько потащил на себя ткань и пальцы Аверина соскользнули с металлической поверхности.
– Возвращайся, – настойчиво произнёс он. Потом приложил свою ладонь к груди Аверина и медленно вытянул из его тела пульсирующую голубую нить. Намотал её на указательный палец и слегка дёрнул. Аверин вздрогнул и распахнул глаза. Радзинский стряхнул нить, и она растаяла в воздухе.
– Аколь бесэдэр(4)? – насмешливо поинтересовался он, подвигая Аверину кружку. – Пей, – сердито сказал он, глядя, как Николай Николаевич задумчиво зажал её между ладонями. – А то я вылью её содержимое тебе на голову.
4 Всё в порядке? (иврит).
Аверин снова вздрогнул и с недоумением уставился на кружку. Машинально поднёс её ко рту и сделал глоток.
– Я был прав? Это проводник?
Николай Николаевич покивал головой, явно не торопясь возвращаться в этот мир.
– Ни-ик, очнись! – ласково позвал дед. Он встал со своего места и, подхватив лёгкого, как мальчишка, Аверина под мышки, поставил его на ноги. Подталкивая Николая Николаевича в спину, дед заставил его двигаться к выходу, хотя мог бы, наверное, легко перекинуть его через плечо и понести: он был на целую голову выше и намного мощнее своего субтильного приятеля. Когда он распахнул дверь, в лицо им вместе с холодным ветром полетели колючие снежинки. – Ну как, бодрит? – усмехнулся Радзинский.
Николай Николаевич встряхнулся, как вылезшая из воды собака и поёжился.
– Ты бы ещё в сугроб меня кинул! – вяло обиделся он, обхватывая себя руками.
– А что, это мысль! – дед вышел на крыльцо, сгрёб с перил снег и смерил Аверина многообещающим взглядом. Тот с ужасом отшатнулся и, шагнув за порог, захлопнул перед носом Радзинского дверь. Дед хмыкнул, приложил снежок ко лбу, потом закинул его подальше. Потянув носом остро пахнущий морозный воздух, он вернулся в дом. Аверин как раз ставил на огонь чайник.
– Ну, рассказывай, – дед уселся на сундук и вытянул свои длинные ноги, приготовившись слушать. Его глаза блеснули в полумраке янтарными кошачьими огнями.
Николай Николаевич отвернулся от плиты и послушно опустился на табуретку около печки. Волосы упали ему на лоб, и он поправил их каким-то ужасно беззащитным жестом.
– Эта вещь помогает настроиться на определённые вибрации. Всё как ты сказал, – устало заговорил он, разглядывая свои сцепленные в замок пальцы. – Как ты прекрасно знаешь, в тонких слоях различные сообщества обитают в определённых местах. У них своя география. Но даже с подробным описанием в руках, ты всё равно не сможешь там разгуливать, где пожелаешь. Поэтому проводник настроен на излучения конкретного места и эта связь добровольно и сознательно поддерживается его обитателями. Не одну сотню лет, между прочим…
– Я уже понял: вещь настроена на определённого человека, – нетерпеливо прервал его дед. – Так?
– Так, – нервно кивнул Аверин. Он ещё немного помялся, а потом разом выдохнул. – Это наш подопечный.
– Вот тебе бабушка и… – Радзинский резво вскочил и принялся мерить комнату широкими шагами. – Но это же всё меняет! – В это время чайник на плите начал плеваться кипятком. Дед подхватил его полотенцем и отнёс на стол. – Чашку мою захвати, – кивнул он в сторону шкафчика.
Аверин вздохнул и занялся сервировкой.
– И как же ты туда попал, позволь полюбопытствовать? – размешивая сахар, мрачно поинтересовался дед, когда Аверин устроился по обыкновению напротив.
– Видимо, нас пустили, поскольку мы ему вроде как не чужие.
– Ник, зачем ты врёшь?! – разозлился вдруг дед и грохнул ладонью по столу, отчего его чайная ложка, подпрыгнув, с глухим стуком упала на половик.
– Я не вру, – бесстрастно парировал Аверин, спокойно пробуя свой чай. – Я скрываю от тебя информацию, в которой сам ещё до конца не разобрался. Ты же не дал мне возможности побыть там подольше.
– А ну как я эту информацию сейчас из тебя вытрясу?! – угрожающе прорычал дед.
– Попробуй, – холодно взглянул на него Аверин.
– И что ты мне сделаешь? – вкрадчиво поинтересовался Радзинский. – Дай угадаю… – он изобразил задумчивость. – А-а, превратишь меня в крысу!
– Угу, – развеселился Николай Николаевич.
Дед внезапно расслабился.
– Дурак ты, Коля.
Аверин поднял на него насмешливый взгляд, прикусил губу и спрятал улыбку за кружкой.
– Кеш, ты злишься? – Аверин, до самых ушей закутанный в пёстрый, откровенно восточного происхождения шарф Радзинского, подпрыгивал, чтобы не замёрзнуть, на расчищенном участке дорожки. На руках у него красовались огромные меховые варежки, принадлежавшие, вне всякого сомнения, тому же хозяину, что и шарф.
Дед в расстёгнутом тулупе неспешно продвигался вперёд, методично отбрасывая со своего пути снежные завалы внушительных размеров лопатой. Разноцветные солнечные искры радостно вспыхивали в завихрениях лёгкого сыпучего снега.
– Николенька, ты обалдел? – Радзинский резко остановился и хмуро глянул через плечо. – Мы вроде не первый день знакомы.
– Н-не первый, – охотно согласился Аверин, зябко поводя плечами. – Но с годами – и я не могу этого не отметить – ты стал заметно сдержаннее в проявлении своих негативных эмоций.
Дед обречённо вздохнул и с силой воткнул лопату в снег.
– Ты себя видел? – снисходительно поинтересовался он, поворачиваясь к съёжившемуся от холода приятелю.
– Допустим, – нахмурился Николай Николаевич, пряча нос в шарф, который сразу покрылся инеем от его дыхания.
– Это надо себя не уважать, чтобы на тебя злиться, – всё тем же снисходительным тоном выдал Радзинский. – Но я так понимаю, – поспешно продолжил он, пока его не прервали каким-нибудь гневным возгласом, – что ты хочешь поделиться со мной последними новостями.
– Ты заметил? – с интересом блеснул глазами Аверин, сразу забывая о своём возмущении.
– Бог мой! Конечно же я заметил, – глубокий баритон Радзинского зазвучал особо чувственными бархатистыми нотами. – Я замечаю всё, что происходит под крышей этого дома. И твои астральные прогулки слишком фонят, чтобы их не засечь. Судя по тому, что в этот раз тебе даже не потребовался диск, я услышу сейчас много интересного?
– Нет. – Аверин выпростал подбородок из шарфа и вежливо улыбнулся. – Я согласен рассказывать только в тепле и только при условии, что у тебя завалялась лишняя плитка шоколада.
– Горький подойдёт?
– Пожалуй.
– Тогда иди и поставь чайник. Закончу тут и приду тебя послушать. Я, между прочим, ещё не завтракал.
– Ага, – Николай Николаевич молниеносно размотал шарф и накинул его на шею Радзинскому. – Жду, – и он стремительно взлетел по ступенькам на крыльцо. Тяжёлая дверь глухо стукнула.
Радзинский не торопился. Расчистив дорожку до самой калитки, он полюбовался дивным зимним пейзажем – покрытые белоснежным инеем деревья на фоне умопомрачительно голубого неба были чудо как хороши! – потом наведался в дровяной сарай и прихватил там десяток поленьев. Когда он скинул, наконец, тулуп и валенки, умылся и не спеша уселся за стол, Николай Николаевич подвинул ему тарелку с заботливо приготовленными сэндвичами и несколько раздражённо поинтересовался:
– Ты нарочно копался?
– Аверин, нельзя быть таким мнительным, – ухмыльнулся дед.
– Ну, извини, если я не прав, – Аверин налил себе чаю и зашуршал серебристой шоколадной обёрткой.
– Итак?.. – вопросительно начал Радзинский.
Николай Николаевич с готовностью кивнул и облизнулся, пряча дольку шоколада за щекой.
– Всё бесконечно сложнее, чем мы думали. И проще одновременно – ну, это как всегда!.. В общем, у Ромы нашего есть солидный такой шанс выбрать себе новую жизнь. И кое-кто готов даже умереть, чтобы предоставить ему эту возможность.
Николай Николаевич отломил ещё один кусочек шоколада и задумчиво зажал его между зубами.
– Коль, не засыпай, – нетерпеливо одёрнул его Радзинский.
Николай Николаевич коротко вздохнул и сделал большой глоток из своей кружки.
– Прости. Но так тяжело возвращаться… Хочется, знаешь… навсегда остаться там… – его зрачки расширились, как будто он глядел в темноту.
– Коль, не начинай. – Радзинский замер, не донеся сэндвич до рта. – Всему своё время. Сначала сделай то, что должен.
– Я понимаю. Прости…
– Хватит извиняться. Рассказывай лучше дальше. – Радзинский заставил себя откусить и проглотить кусочек сэндвича.
Николай Николаевич широко улыбнулся и взгляд его, направленный на деда заметно потеплел:
– Всё-таки без твоей опеки меня бы давно уже унесло в открытый океан без руля и без ветрил…
– Не скромничай, Коля. Эта метафора не соответствует истинному масштабу твоего безумия.