Они рассмеялись – немного грустно, но вполне искренне.
– Так что там с диском? – напомнил Радзинский, пощипывая хлеб, ибо аппетит у него вдруг пропал совершенно.
– С диском всё сложно. В принципе ты прав: изначально проводник был заточен под чёрную магию. – Аверин снова замолчал, кусая губы. – Ты знал, что можно изменить направление?
– Я не представляю, у кого бы хватило на это энергии, – покачал головой Радзинский. Он своей внушительной пятернёй откинул назад длинные волосы и шумно вздохнул. – Единственное, что приходит мне на ум – такое количество энергии может освободить только смерть, добровольная жертва безвинного человека. Я так понимаю, мы пришли к тому же, с чего начали?
– Пожалуй… – задумчиво протянул Аверин. – Ты представляешь, сколько всего Павлуша нам «недосказал»?
– Выпорю паршивца, – мрачно пробасил Радзинский.
– А я предлагаю ответно посадить его на информационную диету. Пусть пострадает!
– Аверин, ты просто зверь! – захохотал дед.
– А ты думал! Необходимо восполнить оставленный тобой пробел в его воспитании и это будет лучший способ.
– Лады. А к диску ниточку прицепим. Зелёную. Кэн (5)?
– Яффэ(6)!
5 Да? (иврит).
6 Прекрасно! (иврит).
====== Глава 11. Пополнение ======
– Как вы меня нашли?
На фоне яркого светлого окна белый врачебный халат играл приглушёнными серыми и голубыми тенями и больше не слепил глаза своей алебастровой чистотой.
– Это так важно, Панарин? – снисходительно поинтересовался дед, развалившийся на стуле посреди ординаторской в весьма вызывающей позе: нога в высоком ботинке лежит на колене, локоть на спинке стула.
– Мы нашли Вас через коллег Комаровского, – поспешно заговорил Аверин извиняющимся тоном. – Вы ведь были его лучшим учеником? – Николай Николаевич подошёл поближе и встал у Радзинского за спиной, лёгким движением стряхивая с мягкого вельветового пиджака деда несуществующую пылинку.
– Вовсе нет. Просто мы с ним сумели стать друзьями. – Панарин с нескрываемым интересом рассматривал расположившийся перед ним тандем: мощный, напоминающий варварского короля Радзинский с небрежно собранными в хвост длинными седыми волосами и тонкий, интеллигентный Аверин, скромно застывший за его спиной, словно паж.
Сам Панарин по комплекции походил на Николая Николаевича, но в его фигуре не было аверинской хрупкости: он производил впечатление сильного, гибкого, грациозного хищника из породы кошачьих. Необычный, резкий, почти азиатский разрез карих глаз, высокие скулы – такое лицо сложно не заметить, даже мельком. Волосы у него были каштановые, мягкие, с медным отливом. Они крупными кольцами ложились на лоб и красиво вились по всей длине. Белозубая улыбка сверкала в покрывающей щёки тёмной бороде, освобождающей доктора от неприятной необходимости бриться во время неизбежных дежурств.
– Ты ничего не хочешь нам сказать? – ласково спросил его дед.
– Рад вас видеть, – немного подумав, вежливо ответил Панарин.
– А ещё? – тихо свирепел Радзинский.
– Ещё чаю могу предложить. Или предпочитаете медицинский спирт? – не слишком весело усмехнулся доктор.
Радзинский встал во весь свой громадный рост и навис над Панариным.
– Ты дурака-то не валяй, Айболит, – тихо и внушительно сказал он. – Я хочу понять, какого чёрта я должен решать твои проблемы, да ещё практически наощупь.
– Вы о Руди? – Панарин блеснул своими тёмными, как вишни, влажными глазами.
– И о нём тоже. Мальчик Рома с какого перепугу оказался среди наших клиентов?
– Понятия не имею, – помрачнел Панарин. – Я до его визита в контору ничего о нём не знал.
– Вот как? – Радзинский переглянулся с Авериным. – Садись, рассказывай, – он подтолкнул доктора к потёртому дивану и сел рядом с ним. Николай Николаевич переставил к дивану освобождённый дедом стул.
Панарин выглядел не то чтобы испуганным, но несколько зажатым: плечи опущены, руки в карманах халата. На собеседников он не смотрел – тоскливо изучал свои ботинки.
– Что вы хотите узнать? – сухо поинтересовался он.
– Всё о человеке, которого ты так трогательно называешь «Руди», и причину, по которой ты путаешься у нас под ногами, – любезно ответил Радзинский.
– С… Андреем я не общался почти десять лет, – холодно отчеканил Панарин и вызывающе посмотрел Радзинскому прямо в глаза. – Про мальчика вашего я тоже ничего не знаю, кроме того, что увидел на этой встрече – это маленький монстр, который безнадёжен настолько же, насколько ужасен.
– Красиво говоришь, – хмыкнул Радзинский, – но ты не ответил ни на один мой вопрос.
– А я и не хочу отвечать, – Панарин закинул ногу на ногу и холодно глянул на деда.
– Панарин, тебе сколько лет? – снисходительно спросил Радзинский.
– Скоро сорок будет, – учтиво ответил доктор.
– Вот. А ведёшь себя, как ребёнок. Знаешь, что я вижу? Что вы с Рудневым не просто одной верёвочкой повязаны, а прямо-таки скованы между собой кандалами железными. Ты думаешь, из дела вышел и всё – свободный человек? Я тебе сейчас сам расскажу, что ты в конторе делал. Ты и вправду давно на приятеля своего наплевал с самой высокой точки горы Эверест, и думать о нём забыл. Но – вот ведь незадача! – притянуло тебя внезапно, как в песне поётся: «через годы, через расстоянья». А знаешь, почему? Потому что хотел ты в своё время его за собой потянуть, да не вышло, а узелок белый завязался. Так что должок теперь за тобой, Панарин. Впредь будешь соображать прежде чем пожелать чего-нибудь с такой-то силой!
– Даже если так – вам что за дело? – ожесточённо бросил Панарин и глаза его заметно увлажнились.
– Женя, – вступил в разговор Аверин. – Простите, можно я буду Вас так называть? – Панарин напряжённо кивнул и он продолжил, – Женя, я вижу, что мы друг друга не понимаем. Вы ведь ни с кем контакты не поддерживаете? – Панарин с недоумением пожал плечами. – Ясно. Значит, Вы никогда и не знали про нашу скромную компанию.
– Что за компания? – сухо спросил Панарин и скользнул неприязненным взглядом по склонившейся к нему фигуре в сером костюме. Николай Николаевич заметил это и быстро отодвинулся, мысленно ругая себя за то, что самым непростительным образом нарушил чужое личное пространство.
– Вы никогда не задумывались над тем, что люди со способностями, подобными Вашим, могут принести огромную пользу остальным – тем, кто ещё не достиг Вашего уровня сознания и бытия?
– Допустим. Но я никогда не мечтал оказаться на службе у государства, – скривил губы Панарин.
– Ну, значит, мы друг друга всё-таки поймём, – улыбнулся Аверин и, поймав удивлённый взгляд доктора, вынул из кармана карамельку и «за хвостик» протянул ему. – Вы, кажется, предлагали выпить чаю? По-моему, сейчас самое время.
Панарин прищурился оценивающе, а потом решительно взял конфету.
– Прошу, – он сделал широкий приглашающий жест и проследовал в тот угол ординаторской, где на белой офисной тумбе стоял электрический чайник. – Так чем же ваша компания занимается? – грубовато спросил он, доставая из ящика разномастные кружки и упаковку чая в пакетиках.
– Мы просто стараемся держаться вместе, чтобы помогать друг другу, – пожал плечами Аверин. Он подошёл, огляделся, высматривая, куда бы сесть, и с некоторым сомнением опустился на пуфик возле журнального столика. Радзинский на этом игрушечном предмете мебели точно бы не поместился.
– Игра в бисер? – насмешливо бросил Панарин.
Радзинский захохотал, вальяжно откидываясь на спинку дивана:
– Ты бы согласился? Всю жизнь играть?
– Я – нет. Потому и спрашиваю. – Из самого нижнего ящика доктор вынул не распакованную коробку конфет и вручил её Николаю Николаевичу. – Для меня чтение Гессе было пыткой, – признался он. – В его книге не хватает четвёртого измерения. И пятого. И сто двадцать пятого. Бога не хватает. Какая-то жизнь в закрытой коробочке, которую он изображает как высшее наслаждение…
Дед резко посерьёзнел и кивнул одобрительно:
– Я сразу понял, что ты наш. Было бы здорово, чтобы ты тоже это понял.
– А Вы постарайтесь меня убедить, – усмехнулся Панарин и с весёлым недоумением покосился на Аверина, который всё это время сосредоточенно пытался вскрыть запаянную в прозрачную плёнку коробку шоколадных конфет. Николай Николаевич, хмурясь, ковырял полиэтилен, но всё никак не мог подцепить ногтем заклеенные конвертиком края. Панарин понаблюдал за его мучениями, а потом просто провёл над торцом коробки ладонью – клей словно испарился, и плёнка непокорно встопорщилась, распечатываясь сама по себе.
– Супер! – радостно воскликнул дед. – Жень, давай к нам. Мы тебя не обидим!
– Надеюсь в вашей организации не нужно платить членские взносы, – хмыкнул доктор. – Если нет, я почти согласен…
====== Глава 12. Уроки ======
– Значит, миры расположены, как слои у луковицы? – уточнил Кирилл, не сводя с Николая Николаевича своих невозможных голубых глаз. Усевшись на диване по-турецки, он умудрялся одновременно с аппетитом поглощать пирожное, увлечённо листать лежавшую на коленях книгу и с неослабевающим интересом расспрашивать Аверина.
– Скажем так: это одно из правдивых описаний. – Николай Николаевич, набиравший на компьютере текст своей статьи, предназначенной для одного симпатичного ему православного издания, сдержанно зашипел, обнаружив, что снова пропустил сноску. Неслышно ступая по толстому ковру, он направился к книжному шкафу в поисках нужной для составления сноски книги.
– А почему нельзя составить одно исчерпывающее описание? – не отставал Кирилл, неотступно следя за учителем. Светловолосая голова повернулась за Авериным, как одуванчик за солнцем.
– Потому что, Кир, каждый видит в меру своей ограниченности. – Николай Николаевич вытянул нужный фолиант и сразу чихнул. – Фу, никак руки не доходят пропылесосить! – с досадой пробормотал он.
– Значит, ни одно описание не может быть верным? – не унимался юный следопыт.
Аверин присел на подлокотник кресла напротив Кирилла и нахмурился, подбирая слова.
– Метафора или образ часто могут передать гораздо больше, чем сухое академическое определение. Например: мир – это тело Бога. Это описание сразу активизирует целую цепочку ассоциаций. Тело – это организм, значит, нечто живое, функционирующее по определённым законам, развивающееся, наконец. Тело – это определённая форма, это материальность, проявленность. Это вместилище Духа, потенция преображения. Тело состоит из множества частей, взаимозависимых и действующих, согласно воле человека, которому оно принадлежит. Тело – это косная материя, несознательная и пассивно сопротивляющаяся направляющему её Духу. Тело может быть подвержено различным болезням, и когда страдает один орган, это отражается на всём организме. Можно продолжить этот ряд подобий и дальше, и все они будут глубоко верны, потому что непостижимым образом эта поэтическая метафора правдива.
Кирилл так глубоко задумался, что не заметил, как испачкал шоколадным кремом кончик носа и щёку. Николай Николаевич сдерживая смех, взял со столика салфетку и аккуратно стёр с его лица эти неожиданные следы интеллектуальной деятельности.
– А… – начал было очнувшийся от раздумий Кирилл.
– Я тебе Сведенборга дам почитать, – сразу перебил его Аверин.
– А кто это? – у Кирилла мгновенно загорелся взгляд.
– Прочтёшь и узнаешь.
– А потом?
– А потом видно будет.
– А…
– Чтобы составить правильное представление об устройстве мира, нужно иметь верное представление о структуре человека. – Николай Николаевич постучал ногтем по лежавшей на коленях Кирилла книжке с маленькой золотой розочкой на обложке. – Это знание – ключ ко всей истории человечества и к судьбе каждого отдельного человека.
– О! Я, кажется, понимаю…
– Конечно, Кир. Если бы тебе нечем было понимать, наше общение не имело бы никакого смысла.
Кирилл замер, доверчиво распахнув глаза, а потом вдруг звонко расхохотался, сверкая своими белыми зубами. Аверин, глядя на него, несколько секунд крепился, а потом тоже залился смехом, как мальчик. И трудно сказать, кто из этих двоих в данный момент больше походил на подростка.
– Ещё чаю? – отсмеявшись, предложил Николай Николаевич. И Кирилл радостно закивал – с учителем он готов был общаться бесконечно. Он бы вообще с ним не расставался – слушал бы и слушал, жадно впитывал бы каждое слово. Как астматик, припавший к кислородной подушке, боится оторваться от источника живительной свежести, так и Кирилл нуждался уже в учителе, азартно откликающемся на все кирилловы «как» и «почему». Один с таким упоением рассказывал, а другой с таким упоением слушал, что у стороннего наблюдателя не осталось бы никаких сомнений – эти двое совпали идеально.
– Тебе его не жалко? – спросил вдруг Руднев, рассеянно наблюдая, как струйка сизого дыма от погасшей чёрной свечи грязно-серой ленточкой закручивается вверх.
Роман поднял на него непонимающий взгляд:
– Нет, конечно.
– Почему «конечно»? – усмехнулся Руднев.
– Потому что его нет. Так – пустая оболочка. Я же его просмотрел сначала. У него на уме только деньги, деньги, деньги… Красивая жизнь… Я, честно говоря, ещё не встречал человека, которого мне было бы жалко. Их всех просто не существует. Только оболочки. Жалкие марионетки, которые верят, что это их чувства, их мысли, их желания…
– Я понял. – Руднев устало стянул со стола свои часы и застегнул их на запястье. – Мне было интересно, осознаёшь ли ты это, или просто по недомыслию такой крутой. Ну что, кофе?
Роман кивнул, с недоумением рассматривая босса. Его бровь при этом надменно изогнулась вверх, а уголок рта брезгливо дёрнулся вниз, отчего лицо его приобрело крайне неприятное выражение. Руднев, заметив это, перегнулся к нему через стол и, явно потешаясь, сказал:
– Рома, не обязательно всем знать, какая ты сволочь. Немедленно сделай нормальное лицо. – От злости лицо Романа исказилось ещё больше, и Руднев махнул рукой. – Ты безнадёжен. – Он достал из-под стола лакированный ящик и принялся складывать туда чёрные свечи, ритуальный кинжал и прочие жутковатые предметы. Заперев ящик в шкафу, он подошёл к двери, повернул в замке ключ и выглянул в приёмную. – Надюша, принесите нам кофе, пожалуйста.
Секретарша появилась как всегда быстро и неслышно, аккуратно составила всё с подноса на стол и исчезла. Руднев фыркнул ей вслед:
– Она совершенно не умеет одеваться. Как можно надеть этот унылый серый костюм? К тому же он абсолютно не сочетается с рыжими волосами.
– Она к Вам неравнодушна, – мстительно заметил Роман.
– Знаю, – ухмыльнулся босс. – Честно говоря, когда я брал её на работу, я не думал, что её симпатия ко мне примет такие угрожающие размеры.
– Зачем же было выбирать такую невзрачную особу?
Голос Руднева стал ледяным.
– Ни один уважающий себя бизнесмен не посадит в приёмной длинноногую девицу в мини-юбке, которая будет компрометировать его своим внешним видом и давать повод подозревать его в сомнительных связях.
– Запомню. На будущее, – ядовито улыбнулся Роман, отпивая кофе.
– А, кстати, как ты себе представляешь своё будущее? – босс перестал вычерчивать ложкой на пенке цветочки и с интересом взглянул на своего компаньона.
Роман напрягся и невольно сжал зубы. Глядя, как он бессмысленно скользит пальцем по ободку чашки, Руднев пожал плечами:
– Не хочешь – не говори. Я просто так спросил. – Он уже вернулся к своему занятию, как Роман вдруг подал голос:
– Если б Вы знали, как мне здесь всё осточертело, – с ненавистью процедил он. – Какое может быть будущее в этом убогом мире? – Чашка, которую он сжимал в ладонях, задрожала, кофе поднялся шапкой и полился через край.
– Т-ш-ш, т-ш-ш, Роман Аркадьич, успокойся. – Руднев от неожиданности не сразу сообразил, что делать. Схватив его руку через стол, он заставил подростка разжать пальцы и забрал чашку, брезгливо стряхивая чёрные капли и наскоро промакивая их бумажной салфеткой. Потом быстро пересел на диван рядом с Романом и по-отечески обнял его за плечи. – Припадочный ты, оказывается, – он через силу заставил себя улыбнуться. – Не понимаешь, разве, что, чтобы вырваться из этого мира, нужна сила. Законы никто не отменял. Каждую секунду ты задеваешь какую-нибудь невидимую ниточку, поворачивается очередная шестерёнка – механизм работает. Можешь психовать дальше, но это не поможет тебе избежать общей участи – просто умереть, как все.