Стоило только вспомнить о сне, как глаза начали буквально слипаться. Агата внезапно увяла. За окном тоже стало как-то кисло — то ли дождь собирается, то ли природа внезапно вспомнила, что еще не разгар лета, а практически весна… Келдыш, весь вечер подливавший в Агатину кружку то чай, то тоник, поглядел-поглядел и выдал разрешение:
— Можете ненадолго прилечь.
…И правда получилось недолго: только-только глаза закрыла, а ее уже будят:
— Пока достаточно, вставайте, к нам Борис пришел!
— Угу, — согласилась Агата, повернулась на другой бок и тут же уснула, да так крепко, что пришлось тормошить ее уже вдвоем.
С приходом Бориса стало легче. Потому что, поглядев на «все это безобразие», Дегтяр предложил задействовать Плетельщика снов.
— Долго так ни ты, ни Агата не продержитесь!
Келдыш с силой потер лицо, отозвался раздраженно:
— Продержимся, сколько сможем! Амфетамин…
— Хорошо, тогда сформулирую по-другому! Ты продержишься. И на психостимуляторах и на энергетиках, и на кофе и на собственной магии. Не говоря уже о твоем ослином упрямстве. Да еще ты можешь поспать, пока я здесь… Ты об Агате подумай.
Агата сидела, из всех сил тараща глаза и стараясь не терять нить разговора, но то и дело уплывала в забытье: все-таки пары часов сна за пару дней оказалось маловато. Так после почти бессонной ночи (они с девочками гадали под Вальпургиеву ночь) она пыталась конспектировать лекцию Тельмы. Вроде пишет-пишет-пишет, вздрогнула, очнулась, глядь: а ручка уже выписывает странные вензеля на самой парте…
Агата опять вынырнула из пелены дремоты, услышав необычное название: Плетельщик снов. Красиво.
— Кроме профи я к ней никого не подпущу! А профессионал обязательно потребует отчета в том, что здесь происходит.
— Ну да…
Борис ненадолго задумался. Келдыш, засунув руки в карманы, бродил туда-сюда. Раньше Агата не замечала у него такой привычки: он просто наматывал километры по комнате. Наверное, так куратор борется со своей сонливостью. Или со своим беспокойством…
— Насколько ты мне доверяешь? — спросил Дегтяр таким странным тоном, что Агата резко взбодрилась. Келдыш остановился, глядя на друга исподлобья. Сказал через паузу:
— Ты о чем?
— Отвечай на вопрос.
— Я верю только Лизке и тебе. Достаточно? И что дальше?
— Я мог бы сам заняться ее сновидениями.
— И что, я могу теперь спать? — с надеждой спросила Агата. — Это так просто — вы изменяете мой сон, и мне больше ничего уже не грозит?
Игорь негромко рассмеялся, Дегтяр поцокал языком.
— Просто! Девочка моя, да ты меня переоцениваешь! Эти способности, конечно, свойственны нашей природе, но я ведь не настоящий Плетельщик снов.
— Не плетельщик он, — проворчал Келдыш. Он сидел у камина с рюмкой в руке — все-таки огонь разожгли, потому что Агата очень теперь мерзла. Игорь и ей плеснул немного красного вина — сказал, надо расслабиться: — А кто на первом курсе всю декаду перед каникулами насылал на меня кладбищенские сны?
— А нечего было поджаривать мою любимую летучую мышь!
— А чего она запуталась в моих волосах? Еще и оцарапала до крови!
— А кто тебя заставлял отращивать такие длинные волосы?
Агата переводила глаза с одного на другого. Да, кажется, друзья весело проводили свои студенческие годы! Просто позавидуешь.
— Думаешь, Агата, только тебе приходится… лихо? Ты вон на Игоря погляди.
Агата послушно поглядела. Сидевший в кресле Келдыш скрестил на груди руки и поудобнее вытянул ноги.
— Сколько ему прилетало от своей собственной магии! Это как гормоны: бушуют, и как ты их не подавляй, не контролируй, взбрыкивают в самый неподходящий момент. Я тебе про него такого бы мог порассказать — волосы дыбом!
Келдыш поморщился.
— Вот только давай без натуралистических подробностей!
Дегтяр подмигнул Агате — совсем не веселым глазом.
— Мы очень не любим делиться своими юношескими проблемами! Хотим выглядеть в глазах прекрасных девушек супербезупречными. Но поверь мне на слово — было-было. Вот, например…
— Бори-ис…
— Что?
— Рот закрой.
— Закрыл, — послушно сказал Дегтяр. — А если еще вспомнить…
И отбил рукой полетевшую в него диванную подушку. Довольно крякнул и затих, глядя на Келдыша. Продолжил неожиданно:
— А знаешь, как трудно мне было стать хирургом?
— Почему? — отозвалась Агата, стараясь зевать не слишком откровенно. — По баллам в медицинский не прошли?
— По баллам, — повторил Борис, глядя на нее странно. — По баллам, это да. Быть вампиром — и одновременно человечьим лекарем — ну что может быть проще и естественней?
Агата начала понимать. Села попрямее.
— Вам не разрешали быть хирургом, потому что вы… не человек?
— Нескончаемые шуточки насчет тяги вампиров к крови. Насчет того, что я наверняка съедаю после операции то, что ампутирую, — улыбка, точно оскал крупного злобного пса. — Нет, юмор я, конечно, понимаю… Но не весь. И не всегда.
Келдыш шевельнулся:
— Кое-кто потом больше так не шутил.
— Но всем ведь не набьешь морду, а? А сколько было тех, кто промолчал, хотя думал так же?
Агата задумалась.
— А как вам вообще… живется? Среди нас? Среди людей?
— Глобальненький вопросец, — прокомментировал Игорь вполголоса. Вопросительно посмотрел на молчащего Дегтяра: — А? Мне тоже очень интересно.
Борис послал ему непонятный взгляд и сказал Агате:
— Поговорим в другой раз — на свежую голову. Не хочешь ли уже поспать?
— Да, конечно! — она с готовностью улеглась на диван, подбив под голову подушку. Нашарила и натянула на себя плед. — А я буду чувствовать, как вы… плетете?
— Вот ты нам потом и расскажешь. Игорян, а ты, — спросил Борис, не оглядываясь, — соснуть не желаешь?
— Желаю, но мне наведенные сны уж точно ни к чему.
— Формулирую доступнее: вали к себе в спальню, ты будешь мне мешать!
— Дяденька, не гоните меня, я же только посмотрю-ю… — проныл Игорь от камина.
Дегтяр развернулся к нему всем корпусом.
— Ты же говорил, что мне доверяешь?!
— Доверяю, — подтвердил Келдыш и не сдвинулся с места. Вытянул ноги на соседнее кресло, поставил рюмку на живот. — Приступай, хватит филонить!
Глава 5
Странные стоят нынче погоды
— Скверно, — услышала Агата.
Кажется, она проспала всего мгновение, но за отодвинутой оконной шторой уже ощутимо светлело. Агата поглядела сквозь ресницы. Мужчины стояли над ней, переговариваясь негромко. Келдыш — выспавшийся, в свежей майке, обтягивающей широкие плечи. Дегтяр, впервые за все агатино с ним знакомство выглядевший усталым, говорил:
— …сопротивляется изо всех сил. Я ей петлю — она мне десять. Виток — она его расправляет. Я ее вытягиваю из Пустыни — она меня хвать за ноги — и я уже в песке по щиколотку… Хреново дело, Игорь!
— Скажи чего поновее, — пробурчал Келдыш.
— Я к тому, что ее Пустыня затягивает, а здесь ей и зацепиться не за что. Она сама туда уходит, понимаешь?
— Чего тут не понять, не ори! Да за этот год любой взрослый с катушек слетит. Все ее достали. Начиная с меня… Она хоть поспала?
— Немного. Но тебе придется следить хорошенько, пока меня не будет. Я посоветуюсь со своими… Да и отдохнуть, знаешь, мне тоже теперь не мешает. Я ж тебе не профессионал все-таки!
Келдыш ухмыльнулся:
— Что, сильна?
— И чему это ты так радуешься? Что не ты один мучаешься? Кстати, если сокращается продолжительность самого сна, то и фаза сновидений наступает быстрее, учти это.
— Учту.
Агата поспешно зажмурилась — Келдыш склонился над ней: запах влажной мужской кожи, аромат то ли одеколона то ли средства для бритья… Услышала негромкое:
— Мортимер, а подслушивать нехорошо!
Разоблаченная Агата распахнула глаза. Виновато похлопала ресницами.
— Доброе утро?
— Встаем! — скомандовал Келдыш. — Утренняя зарядка! Холодный душ!
Куратор-садист! Хотя наверняка сам он уже все это проделал… Агата еле-еле поднялась и, заплетаясь в собственных ногах, направилась в ванную.
— И литр кофе! — сказал ей Келдыш в спину.
Она чуть не задремала, сидя на краю ванны — какая уж тут зарядка! Да и холодный душ тоже… Агата осторожно потыкала пальцем в ледяные струи, и поняла, что душа она просто не переживет.
С кухни бодряще тянуло кофе. Литр — не литр, но чашку ей налили пребольшую. Агата отпила горько-сладкий напиток и огляделась.
— А где Борис?
— Ушел. Вечером вернется.
— У него что-нибудь получилось?
— А вы сами как думаете? Помните, что вам снилось?
Агата нахмурилась. Не сны, а какое-то сплошное мелькание… То она падает на мягкий пружинящий песок в пустыне, то бредет по коридорам Института, то танцует на серебряной нити, натянутой над темным — ни единого огонька — городом. И еще кажется, она летала. Но не одна: прозрачные дымчатые крылья, туман вместо лица…
— Борис пытался сделать — что? Заменить мои сновидения своими?
— В некотором роде. Когда вы начинали видеть Пустыню, он пытался вас оттуда вытянуть — на ходу придумывал и сплетал новый сон.
— А почему он спрашивал у вас о доверии?
Келдыш помолчал.
— Способность проникать в сны присуща всем вампирам. В той или иной степени. И этой способностью можно воспользоваться по-разному. Можно, например, зачаровать, вплести в сновидения зов — и тогда человек сам придет туда, где его дожидаются. А можно запутать до такой степени, что ты уже не понимаешь — что тут сон, а что явь…
— Я помню… вы как-то на него сердились, что он зашел ко мне ночью. Вы боялись, что Борис меня зачаровывает?
— Думаю, все-таки имеется у него такое искушение. Но скорее, не столько ради себя, сколько для своей разлюбезной.
— Анжелики?
Келдыш кивнул. Агата задумчиво подышала ароматным кофейным паром, струящимся из кружки. Все-таки Игорь точно огнеупорный — любит все горячее. Обжигающе горячее.
— А за что вы так Анжелику не любите?
— А за что вы-то ее любите?
Вопросом на вопрос, нече-е-естно!
— Ну я не знаю… всегда легче объяснить, за что не любишь, чем наоборот… Она добрая. Любит Бориса, вашего друга, между прочим! Хорошо ко мне относится. И еще она…
— Да-да, я слушаю?
Агата поглядела исподлобья.
— Она несчастная.
Келдыш хмыкнул.
— А-а, так вы обожаете всех встречных несчастных? Надо будет запомнить!
— Не смейтесь, ей и правда плохо.
— Я понимаю так, что вы опять проводите какие-то свои аналогии… Все мы сравниваем себя с кем-нибудь, это нормально. Но все-таки есть разница между жертвой и палачом.
Агата захлопала глазами:
— А?
Келдыш откинулся на высокую спинку стула, постукивая пальцами по столу. Поглядел в окно.
— Для меня Климова — олицетворение всего того, что я ненавижу в нас, магах. Безответственность, беспринципность, эгоизм, эксперименты только лишь ради экспериментов… И потому считаю: все, что с ней случилось — справедливо.
Агата сжалась — конечно, все это не только про Анжелику, Игорь сейчас говорит и про ее родителей! Но все же попыталась возразить:
— Но ведь Анжелика ученый! Для того, чтобы узнать и исследовать что-то новое, они должны идти и на риск…
— Вот и пусть рискуют, — Игорь поднялся, резко сдвинув стул. Отошел к окну. — Но только сами. Одни. Не вовлекая в свои эксперименты ни в чем неповинных людей.
Больше спорить она не решилась. Поглядывая в его спину, уныло запивала бутерброд кофе. Бывают в жизни ситуации, когда правы все. И как тут разберешься и как тут что-то исправишь?
— Пойдем погуляем? — сказал Келдыш, не оборачиваясь.
Агата чуть не подавилась.
— А?
— Хорошая погода, говорю.
Агата глянула мимо него в окно. Даже отсюда, из теплой кухни было слышно, как свистит за окном ветер. За ночь температура упала градусов на десять; и не поверишь, что только вчера Стефи загорала в парке! Небо стало мерзко-ноябрьским: кажется, еще чуть-чуть и пойдет снег.
— Хорошая?!
— Просто ведьмина погодка, — сказал Келдыш. Он уже улыбался: — Ваша погода, Мортимер! Самое время для прогулок. Пойдемте проветримся, взбодримся. Да не ёжитесь вы, не ёжитесь, выдам я вам какой-нибудь свитер!
Дал. Агата в который раз уже поправила ворот-«хомут», попыталась (безнадежно) причесать волосы то так то эдак. Какая же она страшная — ну в смысле, больше обычного. Лицо на фоне черного свитера просто мучнисто-белое, глаза глубоко запали, кажется, даже морщины появились… Может, она так рано стареет?
— Пошли-пошли, хватит прихорашиваться, — нетерпеливо сказал Келдыш, промелькнув мимо зеркала. — Вы и так прекрасны.
Предложить ему свои очки — для зрячести? Агата вздохнула и, подворачивая длинные рукава, выбрела наружу. Ветер тут же с удовольствием отвесил ей чувствительные пощечины и растрепал с таким трудом укрощенные волосы. Еще и мелкими брызгами окропил. Агата с опаской поглядела на небо.
— А вы зонтик взяли?
— Не сахарные, не растаем.
Агата брела рядом с энергично шагавшим Игорем. Кажется, что она не пару дней провела в полусне, а целый месяц, ноги просто ватные, словно ступаешь не по твердым плитам площади, а по зыбкому болоту.
— А я думала, раз вы огненный маг, вы любите тепло и не любите дождь…
— И жить мне следует в Африке, конечно? Вы очень упрощенно рассуждаете, Мортимер.
Агата неожиданно разозлилась.
— А вы не можете называть меня просто по имени?!
Игорь мельком глянул на нее.
— Могу, конечно. Не знал, что это так вас раздражает.
Агата посопела: мощный заряд злости пропал впустую — утонул в спокойном озере келдышевского ответа. Если б она могла сформулировать, объяснить ему, как понимала сама! Ведь совсем недавно Игорь сам говорил Осипенко, что, называя ее «объектом», ДМН абстрагируется от нее как от человека. Вот и он… пытался абстрагироваться. Заслониться печально известной фамилией от самой Агаты.
Келдыш продолжал как ни в чем не бывало:
— По некоторым особенностям характера стихийные маги безусловно очень близки. Вот огневики, например, как правило, крайне упрямы, вспыльчивы и любят преодолевать препятствия.
Агата вспомнила Димитрова. Да и сам Келдыш… Ну да. Очень упрямы.
— Значит, вы занимаетесь мной из-за своего упрямства?
— В том числе.
Очень хотелось спросить — а еще из-за чего? Да наверняка ничего приятного она не услышит: еще обзовет ее каким-нибудь… трудным препятствием. Высоким барьером.
— А Борис какой маг?
— Маг воздуха. Вампиры, как правило, представители именно этой стихии, есть еще и немногочисленные земляные. Огненных нет.
— А… моя мама кем была?
— Тоже воздух. Изменчива, непостоянна, коварна, — перечислял Келдыш, посматривая на нее. Наверняка ожидал, что дочка бросится на защиту. Не дождется. Она тоже упряма, хоть и не огневик…
— А стихии наследуются?
— Как группы крови, хотите сказать? Разумеется, пытались проследить закономерности, но пока вывести не удалось. Кстати, у не-магов тоже может родиться одаренный ребенок. Хотя, кто его знает, вполне возможно, что в семье присутствовал какой-нибудь троюродный дедушка — слабенький неинициированный маг. Хотите покачаться на качелях?
— А?
Келдыш дразняще качнул металлические качели: они дребезжали и скрипели, выломанное сиденье заменяла картонка.
— Я вам что, маленькая?
Келдыш вздохнул:
— Да я тоже не маленький, увы! Но я бы покачался. Боюсь только, под моим весом они окончательно придут в негодность. Тогда идем дальше, я покажу вам город.
— Да я вроде уже видела, — пробормотала Агата, зарываясь в воротник свитера до самого замерзшего носа. Двигаться не хотелось от слова «совсем».
— Ничего вы не видели!
Сегодня Келдыш показал ей столицу иную — не слепящую и ошеломляющую, и даже не исторически-знаменитую — просто старый центр с множеством узких улочек, переулков и тупиков. Зеленый и цветущий. Уютные дворики, скамейки и трогательно ухоженные клумбы с сиренью, черемухой и яблонями. Одинаковых домов здесь просто не было: разнообразные окна, двери, арки, козырьки, крыши, лепнина — то освеженная краской, то облезлая и полуразрушенная. На многих зданиях висели памятные таблички; Агата в конце концов даже бросила их читать — все равно ведь не запомнишь, кто где и сколько жил и чем был при этом знаменит. А еще здесь встречались старые дворовые ворота со шпилями и узорными решетками и переброшенные через узкие городские речки мостики с коваными перилами. То и дело обнаруживались небольшие фонтаны; может, горожане в старину набирали из них воду, как из колонок? И сидели тут же на бортиках, под журчание струй обмениваясь сплетнями и новостями…