стала спорить. Он снял с меня обувь и носки. Правая подошва тоже заклеймена, «за сговор с Заклейменными, за то, что стала на их сторону и вышла из общества». Он поцеловал и это Клеймо, я слышала, как он прошептал: «Пять», касаясь губами моей кожи, и в то же время я слышала другие голоса, крики, шум и ярость, молоток, грохочущий в зале суда. Голова поплыла, все это словно вернулось ко мне.
Он опустился на колени и посмотрел на меня.
Я занервничала. Сердце сильно билось. Я клялась, что никому никогда не покажу.
– Повернись, – попросил он.
Я покачала головой, через силу сглотнула.
Своими широкими ладонями он обхватил мои бедра, помог мне повернуться. Я подчинилась, оказалась на боку, и он лег подле, позади меня, рукой обхватив меня за талию. Если его ужаснуло то, что он увидел, он ничем этого не обнаружил. Шестое Клеймо не по приговору суда, его наносили без обезболивания, это сделал собственноручно обезумевший от ярости Креван. Я дернулась, когда раскаленное железо прожгло кожу, и «П», там расплывшееся, нечеткое, выглядит так же страшно, как страшен был сам акт. Кэррик двинулся вниз от ямочки пониже затылка, языком лаская позвоночник, косточку за косточкой, до поясницы, и там поцеловал самое болезненное мое Клеймо – то, которое, по его мнению, дает мне власть. И я услышала, как Креван орет, перекрывая охватившую всех в камере Клеймения панику: «Поставьте ей Клеймо на позвоночник! Ни разу еще нам не попадался человек, испорченный до мозга костей, как эта девчонка …» А потом его вопли стихли, я больше его не слышала. Он ушел из моей головы. Я свободна.
– Шесть! – прошептали мы с Кэрриком одновременно.23
В спальном вагончике было тесно, крошечное окошко почти не пропускало воздуха, а ночью все еще было жарко. Мы устроились поверх одеяла, переплелись ногами, голову я опустила Кэррику на грудь. Левая рука тоже покоилась у него на груди, словно охраняя Клеймо, а он левой рукой держал меня за правую ладонь, пальцем обводил Клеймо. Не знаю, заметил ли он, как естественно мы оба заняли такое положение.
– Значит, двое Заклейменных вместе – идеальная пара, – подытожил Кэррик, вызвав у меня смех. – Шутник из меня не очень, – тут же извинился он.
– Тебе и не нужно. Оставайся серьезным – злым – сексуальным. – Я поцеловала его в уголок рта.
Арт был веселым, заводным, это мне больше всего в нем нравилось. Он все время смешил меня, мог разрядить напряженную атмосферу вовремя сделанным замечанием. А еще умел точно попасть невпопад – тоже талант. Я вдруг почувствовала себя виноватой, тело резко напряглось.
– Что? – спросил меня Кэррик.
– Мм, ничего.
Но он словно читал в моих мыслях.
– Я подумал, у нас есть способ добраться до Кревана. У тебя ведь еще один рычаг есть. Он любит своего сына, теперь он тем более вцепится в него. Ради него Креван что угодно сделает.
Я оцепенела. Он хочет использовать Арта?
Так омерзительна была мне сама эта мысль, а тем более бестактно выбранное время и способ подачи, что я неуклюже отодвинулась от Кэррика и попыталась выпутаться из его ног, но он был силен и ловок. Кое-как я выбралась из постели, но только потому, что Кэррик сам уступил мне. Я принялась поспешно одеваться.
– Полно, Селестина. – Он сел, простыня сползла с его бедер, приоткрыв татуировку – флюгер, – которую он сделал себе в шестнадцать лет в школьной поездке, а что она значит, объяснять мне не захотел.
– Ты ради этого решил переспать со мной? – выпалила я. – Чтобы я приняла твой план? Использовать меня, чтобы добраться до Арта и через него до Кревана?
– Нет, – ответил он строго, но спокойно. Он не повышал голос, не разыгрывал драм, как я, говорил ровно и уверенно: – Просто мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы вернуть себе свою жизнь.
– Но не за счет жизни тех, кого мы любим.
Пауза.
– Ты его любишь? – бесстрастно уточнил он.
– Нет! Говорю же, нет.
– Ты по-прежнему носишь браслет, который он тебе подарил.
– Откуда ты знаешь, что это его подарок?
– Слышал в камере.
Верно, припомнила я. Браслет я не сняла даже в камере Клеймения. А тот страж, который меня клеймил, оказался ювелиром, сделавшим этот браслет. Его это потрясло – ставить Клеймо порока на девушке, для которой несколькими днями раньше сделал этот символ идеала. Пусть тогда он и не был со мной знаком.
– Значит, будешь защищать Арта, что бы он с тобой ни сделал? – продолжал Кэррик.
– Что конкретно он сделал со мной?
После того как меня заклеймили, Арт сбежал, он прятался, одна только Джунипер знала где, и это меня сильно задело. Но с тех пор я поняла, что он не пытался спрятаться от меня, не хотел причинить мне боль, – он прятался от своего отца, возненавидел отца за то, что тот сделал со мной. Ничего этого Кэррик, разумеется, не знал. Его при этом не было, а я ему не рассказывала.
– Так о чем ты, Кэррик? Что, по-твоему, Арт сделал со мной?
– Ничего, – с непроницаемым лицом ответил он.
– Никаких секретов между нами, выкладывай все. – Я почувствовала себя лицемеркой, сама-то я не сказала, что у меня нет той записи. На меня смотрела старая привычная маска Кэррика – не выдавать никаких чувств, – но вот она дрогнула.
– На его месте я бы не бросил тебя без помощи там, в автобусе. Он позволил им арестовать тебя – я бы тебя не отдал без драки. Я бы заставил арестовать и меня тоже. Я бы постоял за тебя и в автобусе, и на суде. Я бы сказал газетам и радио всю правду. Все ждали его показаний, а он отмолчался.
– Он пытался заступиться за меня в суде, – тихо возразила я.
– Эта его истерика в последний момент? Слишком поздно. И больше было похоже, что мальчик обиделся на папочку. Я бы просто не допустил такого, – серьезно и спокойно договорил Кэррик.
Тут-то я и поняла, что имел в виду дедушка, говоря: «Он про тебя забыл». Я никогда не думала о нашей истории так, как ее описал Кэррик. Я все время смотрела на нее глазами Арта, сочувствовала его страху, его невозможной ситуации, но, кажется, Кэррик прав: наверное, Арт мог бы постараться ради меня и сделать больше.
– Ты каждый день приходил на суд, – вспомнила я.
Да, Кэррик – человек надежный, он поддержал меня, а мой возлюбленный этого не сделал.
– Но, когда ты впервые меня увидел, ты на меня взъелся.
– Возненавидел тебя, – кивнул он.
– Эй! – Я легонько шлепнула его по руке. Он перехватил мою руку и снова притянул меня ближе.
– Ты кинулась Кревану в объятия, – сказал он. – Помню, как вы все – ты, и твои родители, и он – сгрудились вокруг стола и давай придумывать выход, а вся кровать устлана новыми одежками,
словно они могли что-то исправить. Жалкое зрелище.
– Когда же ты перестал меня ненавидеть? – спросила я.
Он пронзил меня взглядом:
– Минут так пятнадцать назад.
Я покачала головой, скрывая улыбку.
– Да уж, шутник из тебя …
– Как только впервые увидел тебя на суде.
– Судья Санчес решила не отпускать меня домой до приговора. И тогда ты понял, что Трибунал не на моей стороне.
– Нет. Раньше. Когда ты вошла в зал заседания, ты была такой испуганной – в жизни не видела такого испуганного человека. И я думал, меня это обрадует. Думал, буду рад слышать, как тебя проклинают, пока ты идешь в суд. Хотел уговорить себя, мол, поделом девчонке, но, как только увидел тебя в суде, понял: «Эта девочка вовсе не ждет, что ей все преподнесут готовенькое». Тебе страшно было – с самого начала, – и тем поразительнее была твоя отвага.
Как ни странно, я застеснялась от его комплиментов.
– Прости, что набросилась на тебя, – вздохнула я.
– Да я понимаю. Неудачно выбрал время.
– Отмотаем на пять минут назад?
– Давай больше, – улыбнулся он. – На полчаса. Попробую снова, не забыл ли я правильную комбинацию. Как бишь? Один-два-три? Надо записать, – бормотал он, снова целуя мои Клейма.
Нырнул под мою футболку.
– Нашел! – послышался приглушенный голос.
Снова я рассмеялась.
И тут заверещал сигнал тревоги.24
Голова Кэррика вынырнула из-под футболки, он мгновенно спрыгнул с кровати и оделся. Я, к счастью, и не раздевалась, только кеды нащупать.
– Что случилось?
– Не знаю. Ничего хорошего.
Дверь в комнату распахнулась. Это Леннокс, он словно не заметил, что я посреди ночи оказалась в спальне Кэррика и Кэррик полураздет.
– Стражи у ворот.
– Господи! – Сердце ухнуло в желудок. Нашли меня даже в убежище.
В восточном крыле, где жили Заклейменные, паника. Все носились туда-сюда, заспанные, никак не опомнятся. Заклейменные, работавшие в ночную смену, кинулись к спальным вагончикам, все были перепуганы. Я увидела с десяток людей, с кем пока еще не была знакома. А вот Эдди, краска заливает лицо и шею, словно страх вызвал аллергическую реакцию.
– Что происходит, Эдди?! – окликнул его Кэррик.
– Понятия не имею, но усвой одно: я ничего про ваши дела не знал, ясно?
Мона глянула злобно:
– Твоя задница в безопасности, Эдди, нечего психовать, помоги лучше и нам спастись.
Корделия обеими руками цеплялась за Ивлин, от страха она совсем растерялась. Если стражи обнаружат нас и арестуют, Ивлин навсегда отберут у матери – она Порочна с рождения.
– Каковы правила? Каков план? Что вы делаете в таких ситуациях? – Я с трудом скрывала дрожь в голосе.
Эдди старался не встречаться со мной взглядом, молча расхаживал по комнате.
– Ну есть же у вас план на такой случай? – Я еще раз оглядела собравшихся.
– Не было нужды, – суетливо ответил Бахи. – За все время, что я здесь, они приезжали дважды, и оба раза нас предупреждали заранее.
– Что ж, на этот раз они приехали не случайно. Кто-то донес, – агрессивно заявил Кэррик.
Я глянула на него в страхе: лицо его было мрачнее тучи.
– Кто из вас донес?! – крикнул он.
– Кэррик! – мягко заговорила с ним Келли. – Никто из нас такого не сделал бы. – Она протянула руку, но Кэррик отшатнулся. Хуже он не мог бы обидеть свою мать: продемонстрировать ей недоверие, чуть ли не в лицо обвинить.
– Где Роган? – спросил Кэррик.
Мы огляделись по сторонам – младшего брата нигде не было, даже в любимом темном углу.
– Как удобно, – озлобленно продолжал Кэррик. – Кто-то предупредил стражей – и Роган как раз пропал.
– Как ты смеешь! – Мать ударила его по лицу – и отдернула руку, словно сама от себя такого не ожидала, словно ей этот удар был больнее, чем ему.
Я с трудом перевела дух. Адам встал между ними:
– Кэррик, успокойся, соберись. Мы все напуганы. Роган, надеюсь, сумел хорошо спрятаться. Он бы никогда нас не выдал.
– Никогда? – издевательски переспросил Кэррик. – Что ж, вы оба знаете его лучше, чем я.
Бахи попытался, как мог, успокоить всех:
– У меня есть пропуск в лабораторию. Стражей туда не пустят без особого ордера. Им придется ждать утра, пока получат ордер, бюрократическая процедура на этот раз играет против них. Все, кто пойдет со мной, будут в безопасности.
Кэррик смерил его подозрительным взглядом:
– Ладно, все идите с Бахи, а мы с Ленноксом, Фергюсом и Лорканом попробуем прорваться. Селестина, держись рядом.
Я понимала, что у Кэррика есть план, и даже не стала спрашивать какой. Я доверяла ему.
– Селестина пусть лучше пойдет с нами, – сказал Бахи, покровительственно обнимая меня за плечи. – Там для нее слишком опасно. Я позабочусь о ней. Даю слово.
Кэррик покачал головой:
– У нас продуман план, как выбраться. Мы сразу сядем в джип и уедем. Если кто-то идет с нами – идем, но ждать больше нельзя.
Он схватил меня за руку и потащил за собой.
– Ты ведешь ее прямо к ним в лапы! – крикнул вслед Бахи. – Стражи перекроют все пути. Подумай сам, Кэррик!
Кэррик остановился, засомневавшись.
– Ты должен нам верить! – со слезами на глазах вмешалась Келли.
Я видела, Кэррик уже чувствует себя виноватым за то, как обошелся с матерью. Он оглянулся на меня. План Бахи выглядел надежнее, чем его собственный. Если я хорошенько спрячусь, у меня будет шанс – это лучше, чем самой бежать прямо в руки стражей.
– Давай останемся, – шепнула я Кэррику.
– Всем нельзя, – ответил он. – Я рискну. Ты спрячься вместе со всеми. Я подготовлю джип. Продумаю план. Когда надо будет, вернусь за тобой. Верь мне.
– Верю, – улыбнулась я.
Он торопливо меня поцеловал.
Бахи похлопал его по спине.
– Она в надежных руках. Все за мной, – поторопил он, а меня даже взял за руку.
Мы пошли с Бахи через восточное крыло, вниз по ступенькам, на улицу, в ночную прохладу. Скоро взойдет солнце, я уже видела свет на горизонте. Что-то с нами будет к тому времени, как наступит утро? Теперь мы уже бежали со всех ног, низко пригибаясь, следом за Бахи – через территорию завода, избегая основных дорожек. Хотя Бахи и говорил, что не готовил план отступления, я готова была поклясться, что маршрут прочно отпечатан у него в голове, должно быть, он каждый день проверял его на всякий случай. Рогана нигде не видно – неужели Кэррик был прав? Роган ведь в самом деле не обрадовался внезапному вторжению старшего брата в их жизнь, но он бы вряд ли задумал такое, тем более что вполне могут схватить его самого, уничтожить его семью. Но вот в чем Кэррик, возможно, прав: это мог быть в самом деле кто-то из здешних. Я с ужасом подумала, не Леонард ли, и тогда, значит, во всем виновата я сама. Если б я рассказала Кэррику, что Леонард приходил и расспрашивал меня о Лиззи, у нас оставалось бы в запасе время придумать запасной план.
Кто подслушивал нас с Кэрриком за дверью?
Мы пробежали шесть лестничных пролетов, стараясь по возможности бесшумно ступать по металлу, и выбрались на крышу. Бахи впереди,