подальше от толпы. Там тоже сгрудилось несколько человек вокруг компьютера, но, завидев Эниа, они тут же освободили помещение. Эниа присела на стол и полностью сосредоточилась на мне.
– Ты не доверяешь мне. Почему?
– Я никому не доверяю, – не лукавя, ответила я.
– Это понятно.
– Я знаю, Кэррик вам доверяет. Он верит в вас, и все эти люди, которые здесь собрались, тоже, и тысячи людей по всей стране вас поддерживают. Но у меня пока не было доводов – «за» или «против». – Я сглотнула. – И хотелось бы надеяться, что, если выборы приведут вас к власти, вы не сделаете поворот кругом.
– Нет, когда я приду к власти, я не сделаю поворот кругом. Я изо всех сил постараюсь сдержать свои обещания.
– Какие именно?
– Справедливое обращение для Заклейменных. Реорганизация Трибунала.
– Реорганизация? Справедливое обращение? – повторила я. – Этого мало. Нужно сломать систему.
– Отменить полностью? – с тревогой переспросила она. – Нельзя так сразу, Селестина. Маленькими шагами.
– Маленькими шагами мы никуда не придем: стране нужен огромный прыжок.
Она подумала над моими словами.
– Можешь поверить мне в том, что я сдержу обещание, которое дала Заклейменным. И если ты будешь и дальше поступать так, послужишь вдохновляющим образцом, покажешь всему народу, что Заклейменные – люди, а не чудовища, этим ты не только мне облегчишь задачу. Ты самой себе поможешь. Ты очень отважная девушка, Селестина. Стране давно нужен был человек вроде тебя, чтобы всерьез начать разговор об отношении к Заклейменным. Ты вдохновляешь меня – ты же видела, какой мы выбрали девиз для кампании.
Я кивнула:
– Да, это лестно.
– Так что я могу теперь сделать для тебя?
Я с удивлением посмотрела на нее.
– Мне кажется, тебе пора уже получить помощь, как ты считаешь?
– Помочь Заклейменной? Да еще нарушительнице?
О чем она говорит?
– Оглянись по сторонам, Селестина.
Я глянула в окно, снаружи было много людей, и почти все – с повязками Заклейменных, у одних шрамы бросались в глаза, у других, значит, были скрыты под одеждой.
– Я никому не помогаю, – пояснила она. – Это мне помогают, понимаешь?
Я улыбнулась:
– Хорошая отговорка.
Ноги вдруг подогнулись, и я вынуждена была сесть.
– Ты в порядке?
– Креван схватил меня, привез в тайную больницу Трибунала в Крид-Бэрракс, он вколол мне что-то, от чего меня парализовало. Я смогла сбежать.
Она потрясенно глядела на меня. Не сразу даже и поняла, что я такое говорю.
– Что у тебя с ним, Селестина? Почему он до такой степени одержим тобой?
– Этого я вам сказать не могу.
– Но что-то же происходит.
Я кивнула.
– Что-то большое.
– Огромадное.
У нее даже зрачки расширились.
Я решила довериться:
– Я пытаюсь разоблачить Кревана. Вы мне в этом поможете?
– Все, что в моих силах.
Мы вышли из кабинета, Эниа отвела меня к человеку, укрывшемуся подальше от предвыборной суматохи в тихом уголке. Он склонился над компьютером с огромным экраном – в жизни такого не видела, – вокруг три ноутбука и провода, провода. На голове наушники, он полностью сосредоточился на мониторе, там крутилась видеозапись с Эниа Слипвелл.
– Редактирует политический манифест, – пояснила Эниа. – Завтра выходит в эфир.
Она положила руку ему на плечо, и мужчина снял наушники.
– Пит, этой девушке нужна твоя помощь. Дай ей все, что понадобится.
Обнаглев, я ухватила ноутбук, телефон, зарядники, упихала все это в свой рюкзак. За моей спиной возник Кэррик.
– Только что говорил с Тиной, – сообщил он. – Доктор Грин отложила операцию на утро. Так что у нас в запасе ночь – а спозаранку твоя мама поедет туда.
Мне поплохело при мысли, что Джунипер проведет целую ночь в том ужасном заведении. Там Креван рыщет, и настроение у него после катастрофического интервью с Эрикой Эдельман конечно же ужасное, что угодно может произойти. И я со страхом думала о том, как мама явится к стражам, ворвется в эту больницу и обвинит их в том, что они похитили ее дочь – не ту дочь. Сработает ли? Неужели они извинятся и отпустят обеих? Отпустят других родителей вместе с детьми? Я торопливо прихватила со стола Пита кое-что еще.
– Тебе разрешили? – тихо спросил Кэррик.
– Эниа сказала, я могу брать все, что мне нужно.
Он приподнял бровь.
– Да, она хорошая, – признала я наконец-то.
– Каков план?
– Мы кое-кого навестим.
– Кого?
Рафаэль Ангело дал мне совет: нельзя все время убегать, нужно развернуться и встретиться с преследователем лицом к лицу.
В записке, которую Тина передала мне перед побегом, был только адрес – без имени, без объяснений. Имени и объяснений не требовалось, я знала, кто там живет.
– Наведаемся к Мэри Мэй.49
В растерянности я всякий раз хватаюсь за факты. Кто против меня, кто на моей стороне. Кому можно доверять, кому нельзя и как воспользоваться и теми и другими. Конечно, это максимальное обобщение: против меня незаклейменные, на моей стороне – Заклейменные.
Нельзя было ехать в такую позднотищу на машине Леонарда или в «мини» Рафаэля, и, разумеется, ни в коем случае нельзя было воспользоваться какой-то из машин Эниа Слипвелл – если ее уличат в помощи мне, это все испортит, она лишится доверия обычных людей. Нам с Кэрриком нужно быть среди своих, и единственный безопасный для нас транспорт – автобус, развозящий Заклейменных перед комендантским часом.
Мэри Мэй жила за городом, не в пригороде, а возле озера. Неужели эдакая крестьянка, разводит скот или даже лошадей? Хотя вряд ли животные стали бы ей доверять. У них чутье на таких, как Мэри Мэй. Но озеро – замечательное, не подумала бы, что она может там поселиться. Красивое, просто волшебное, вокруг горы, волна за волной, за дымкой туч и тумана. У моей подруги Марлены там дача, они почти все выходные проводили там и иногда брали меня с собой. Мама тоже возила нас к озеру, она любила встречать там рассвет. Пока мы с Джунипер не заныли, что нам эти поездки скучны, – тогда она стала ездить одна. Теперь мне стало стыдно, что мы так ее подвели.
Мы с Кэрриком пока не были уверены, там ли, у Мэри Мэй, видеозапись, но никакой другой информацией мы не располагали. Джунипер сказала, что Мэри Мэй забрала все из моей комнаты и увезла на личном автомобиле и одета тоже была не в форму – интересно, какая у нее «гражданская одежда», трудно себе представить, чтобы Мэри Мэй купила хоть тряпку, не похожую на форму стража. Видимо, Креван страшно давил на нее, требуя срочно отыскать меня и видеозапись. И то и другое – ее ответственность, а она упустила и меня, и вещдоки. Мои вещи она конечно же повезла к себе домой, чтобы спокойно в них покопаться. Это всего лишь вещи, но противно даже думать – мои плюшевые игрушки, фотографии, книги, одежда, все, чем я владела в жизни, – все отнято.
Джунипер снабдила меня кепкой – надвинув ее на лоб и распустив волосы, я скрыла Клеймо на виске. В офисе Эниа нам дали нарукавные повязки, чтобы мы не выделялись среди Заклейменных: странно было
бы, если б в автобусе для Заклейменных оказался человек без такой повязки. Я уже несколько недель в бегах, и снова надеть повязку – словно груз к телу привязать. Я видела, что Кэррик чувствовал то же самое, он даже вести себя стал непривычно, надев повязку. Наверное, для того их и придумали, чтобы мы чувствовали себя униженными, отрезанными от общества.
Кэррику хотя бы не приходилось каждый день выставлять свое Клеймо на всеобщее обозрение. Но на этот случай и придуманы нарукавные повязки с буквой «П», уравнивают таких, как он, с теми, у кого ожоги остались на видных местах.
Мы втиснулись в забитый автобус, развозящий Заклейменных перед комендантским часом. Присоединились к своему народу. Кэррик низко надвинул кепку на лоб, прижался ко мне, опустил голову – лица не разглядеть. Я ухитрялась держаться ко всем спиной.
В автобусе нужно было предъявить удостоверение Заклейменного и сесть.
– У нас нет карточек, – шепнул Кэррик.
– Есть, – ответила я и достала из рюкзака две карточки, позаимствованные у помощников Эниа. Если она и правда заботится о своих людях, пусть раздобудет им новые.
Кэррик глянул и засмеялся, должно быть восхищаясь моей предусмотрительностью. Хотя в итоге я – Харлан Мерфи, тридцатилетний компьютерщик, а он – Трина Оверби, библиотекарша сорока с лишним лет.
В автобусе мы так же, не поднимая глаз, пробрались на задние сиденья. Я даже не знала, глянул ли кто в мою сторону, потому что я старалась ни на кого не смотреть.
Казалось бы, в автобусе, полном Заклейменных, среди своих, я могла чувствовать себя в безопасности, но все равно боялась. На экране за кабиной водителя вспыхнуло объявление. От Трибунала, как любое объявление в автобусе для Заклейменных. Фотография Кэррика. Сердце заухало, я с силой толкнула Кэррика, привлекая его внимание. Фотография была сделана в Хайленд-касле, когда его доставили туда стражи. Я узнала фон, на таком снимают арестантов. Он смотрел в объектив с чистейшей ненавистью, сразу видно – с таким связываться опасно, вон шея какая крепкая, мышцы буграми вздулись на плечах. Под фотографией подпись: «В БЕГАХ».
И голос бойкой заместительницы Пиа Ванг: «Кэррик Уэйн разыскивается вместе с Селестиной Норт как ее сообщник. Обнаружив любого из них, позвоните по этому телефону, и вы получите награду».
Предложить награду Заклейменному – все равно что ребенка в лавку сладостей запустить.
– Джунипер! – шепнула я Кэррику. – Они ее разоблачили. Наше время истекло.
– Нет, о тебе ни слова, – возразил он. – Смотри внимательно.
Он был прав. Говорили только о нем, о Кэррике. Креван все еще думал, что запер меня в больнице, теперь оставалось лишь заткнуть рот Кэррику. Утром мама и вся ее команда поддержки ворвутся в больницу, тогда-то Креван поймет, что я снова от него ускользнула. Тогда он потребует мою голову.
Женщина, сидевшая перед нами, обернулась и уставилась на нас. Я на миг подняла голову и увидела, как другие пассажиры тоже начали оборачиваться.
– Все о’кей, – не поднимая глаз, буркнул Кэррик.
Но ничего не о’кей, вот уже все обернулись и таращатся. Кое-кто начал быстро нажимать кнопки мобильных телефонов. Вдруг автобус прижался к обочине и остановился. Сердце упало. Кэррик взял меня за руку. Я сидела у окна, он в проходе. Он медленно водил большим пальцем по моей ладони. Не знаю, замечал ли он это сам. Он словно бы оберегал от всего мира мой шрам, пусть в глазах других людей это уродство, а он – восхищался.
Водитель поднялся и обратился к нам:
– Все должны ненадолго выйти из автобуса. Загляните в кафе или в туалет, как хотите.
Со всех сторон послышались стоны, на лицах тревога.
– Что происходит? – шепнула я.
Кэррик пожал плечами.
– Нет, нет, нет, я этого не потерплю! – Мужчина средних лет вскочил на ноги и орал в голос. – Третий раз за неделю автобус задерживается. Это неслыханно. Нам велят выйти, а потом в автобус нельзя вернуться. Проблемы с двигателем, пробило шину. И что в итоге? Я опаздываю к комендантскому часу, и меня наказывают. Я из автобуса не выйду. – Он скрестил руки на груди. Несколько человек возгласами поддержали его.
– Это подстава! – крикнул кто-то, и раздались еще более громкие вопли протеста. Но большинство так боялись неприятностей, что поспешили выйти. Осталось с полдюжины пассажиров, кроме нас.
– Послушайте, – вздохнул водитель. – У меня приказ. Только что передали по рации. Остановить автобус и ждать механика. Я просто делаю, что велено.
Пассажиры продолжали кричать на него, сердито махать руками. С места никто не трогался.
– Надо выходить. – Кэррик приподнялся, но я снова усадила его.
– Подожди.
У Трибунала была одна проблема с автобусами, развозящими Заклейменных перед комендантским часом: на борту сплошь Заклейменные. Обычно нам не разрешалось собираться даже по трое без присмотра, но пришлось изменить правило ради этих специальных автобусов. Поначалу на каждом дежурил еще и страж, но это оказалось слишком накладно. Тогда стражей усадили за руль, но перед выборами водители автобусов забастовали и потребовали вернуть им рабочие места. И власти тоже боролись с безработицей, а потому согласились, чтобы автобусами управляли гражданские. Они лишь установили в автобусах камеры наблюдения, чтобы мы тут не сговорились и не затеяли мятеж.
Старуха обернулась и заговорила, обращаясь ко мне и Кэррику:
– Неужели вы ничего не можете сделать?
И все вывернулись, чтобы поглядеть на нас. Даже водитель.
– Черт! – буркнул Кэррик.
– Что это вы задумали? – подозрительно спросил узнавший нас водитель.
– Так они вам и скажут! – обрушилась на него старуха. – Ребята молодые, время на их стороне, а что они делают – нам бы следовало сделать с самого начала.
Я благодарно улыбнулась ей.
– Слушайте! – Немолодой водитель вскинул руки. – У меня внук заклеймен. Раньше мне на таких, как вы, и смотреть было противно. А это, можно сказать, открыло мне глаза.
Общее молчание.
– Я не хочу ехать с ними в одном автобусе! – вдруг завизжала средних лет женщина. – Нам достанется только потому, что мы их видели. Мы достаточно настрадались из-за тебя, Селестина Норт! Хватит задирать нос, делай, что тебе велено! И нас в беду не вовлекай!
Я поднялась и обратилась ко всем пассажирам. Ноги подгибались.
– Я на вашей стороне, вы же знаете! Я стараюсь доказать, что мы вовсе не порочны, а даже если мы и сделали какие-то ошибки, ничего ужасного в этом нет – на ошибках мы тоже учимся. Но мне нужно время, чтобы все это осуществить.
– Она единственная, кто борется за нас! – вступилась другая пассажирка. – Единственная, кто при этом не прибегает к насилию, точнее сказать. Хулиганы, которые устраивают беспорядки, нам только вредят, а Селестина действует мирно.
– Да, она права. И люди ее полюбили. Я слышала разговоры. Судят по-разному, но сама девочка им нравится. Сомневаются, так ли справедлив был приговор. Можете себе представить, чтобы в таком духе говорили о Заклейменных?
– Никакой пользы от этого не будет, – сказал мужчина. – Поговорят и