– Весов не вижу, – молвил Федор.
– Один момент! Рук не хватает. Да вы кушайте, не стесняйтесь.
Есть и в самом деле хотелось. Чай с бутербродом на завтрак он съел еще в семь утра. А сейчас уже полдень. Но воздержался. Старшина вернулся. В одной руке бутылка водки, в полотенце замотанная. Как же – политес понимает, чтобы бойцы не видели, а то донос настрочат, спаивает-де проверяющих.
– Вот, фронтовые сто грамм, а то всухомятку не пойдет.
– Старшина, вы плохо слышите? Где весы?
– Мигом! Будет!
Старшина ушел, и не было его долго, четверть часа. Полагал – не выдержит заезжий офицер, кушать начнет, водочку пригубит. А там не до проверки будет. Но все же принес. Допотопные, еще дореволюционного изготовления.
– А как же вы поступающую муку взвешиваете?
– У нас большие весы есть, до трехсот килограммов взвешивать можно. Только зачем? Мешки с мукой стандартные, семьдесят килограмм, на них бирка есть, как положено.
– Принесите мне накладные: поступление муки, отгрузка хлеба в подразделения.
Старшина явно был обескуражен. Проверяющий не ест и не пьет, накладные требует. Не иначе, кто-то из своих донос сделал. Знать бы кто. Но ушел за документами. Федор весы настроил, благо набор гирек в полном комплекте был. Взвесил кирпичик ржаного. Восемьсот семьдесят граммов, налицо недовес сто тридцать граммов. Вроде немного, но сколько таких буханок в сутки выпекается? Пекарня хлебом всю дивизию снабжает. А это и стрелковые, артиллерийские полки, медсанбат, разведрота, саперный батальон, автотранспортная рота, банно-прачечный комбинат, рота связи и даже полевая касса Госбанка.
Федору жарко стало. Для серьезной проверки бухгалтер нужен, а он дебет-кредит свести не сможет.
Явился старшина с пачкой бумаг.
– Все здесь: приход муки, выдача хлеба.
– Хорошо. Старшина, посмотрите на весы. Сколько буханка весит?
– Вроде восемьсот семьдесят… Так другие могут больше весить.
– Я в пекарне смотрел, все с виду одинаковы. Составим акт.
Федор набросал на бумаге акт. Как он должен писаться – он не знал, не сталкивался прежде.
– Подпишитесь. Бумаги ваши я забираю. Завтра с утра быть на месте.
До Великих Лук добирался на перекладных, голосуя. С тоской вспомнил о мотоцикле, оставленном в роте по прежнему месту службы. Как бы выручил он сейчас! В отделе спросил у начальника вещевой службы:
– Подскажи, лейтенант. Мне бы кого-то из опытных мастеров-хлебопеков.
– Чего проще? В городе хлебозавод работает. Если проконсультироваться надо – помогут.
Глава 6
Радиоигра
Адействительно, почему сам не додумался? Еще поколебался. Время позднее, застанет ли кого?
Хлебозавод работал в круглосуточном режиме. Он остался один, остальные были разрушены. Но и население города и окрестных населенных пунктов тоже уменьшилось. На проходной сторож. При виде удостоверения вытянулся по стойке смирно.
– Мне бы начальство ваше.
– Только бригадиры и мастер цеха на месте. Времечко-то позднее.
Мастер оказалась женщиной толковой, опытной.
Едва Федор показал ей ржаную булку, сразу определила – недовес.
– Так вы же не взвешивали?
– О, поработайте с мое! Тут не больше девятисот граммов.
– Почти угадали, восемьсот семьдесят. Расскажите вкратце технологию.
– Проще простого: мука, вода, соль. Месится тесто, выпекается в формах.
– Соотношение ингредиентов можно узнать?
– Конечно, не секрет.
Женщина продиктовала. Федор записал.
– Получается, из килограмма муки хлеба по весу больше будет?
– Обязательно. Вода и соль тоже вес имеют, отсюда припек.
Федор накладные достал, что забрал у старшины.
– Возьмем одну. Получено муки три тонны. Сколько хлеба будет выпечено?
– Четыре тонны и триста кило.
Федор сравнил с нашей накладной на отпуск подразделениям хлеба. Занятная картина получилась. Получили три тонны, отпустили четыре, но это по бумагам. В действительности разница будет больше за счет недовеса буханок. Отпускали поштучно. В 583-й батальон связи отпущено сто двадцать буханок, в каждой подразумевали килограмм. Федор посчитал на бумаге.
Получалось – выдали по весу на пятнадцать килограммов шестьсот граммов меньше. Фактически недодали по норме почти шестнадцать полновесных кирпичей хлебных. А с трех тонн? Триста девяносто килограммов. А муку завозят грузовиками через день. Сколько же в месяц выйти может? Налицо крупное хищение. И не в сумме денежной дело: бойцов недокармливают, настоящее вредительство. Эх, толкового бухгалтера бы ему в помощь, чтобы посчитать, сколько за месяц, за год разворовать успели. Не зря старшина папиросы «Звездочка» курит, есть на что покупать.
Но вопрос возникает. Куда разницу дел? Продал на сторону? Сомнительно, но возможно. Для того чтобы вывезти, машина потребна. В пригоршне столько не унесешь.
Бойцы-хлебопеки заметить должны, что со склада муку увозят. Один раз можно провернуть, но не регулярно же. Кто-нибудь обязательно просигнализировал бы. Или изначально муку привозят не всю? Тогда в деле замешан начпрод дивизии или армии. Поступления в войска всех продуктов, от соли до мяса, идет по заявкам и под контролем начальника продовольственного отдела дивизии либо армии – по вышестоящей линии.
Федору страшновато стало. Под пулями ходил – не дрейфил. А если все правда, что он предположил, то задействованы могут быть большие чины. Противодействовать начнут, да и концы в воду прятать.
– Простите, я вам еще нужна? – спросила мастер задумавшегося Федора.
– Ох, задумался. Спасибо, вы мне очень помогли, – вскочил Федор со стула.
Собрал все бумаги, не забыл кирпичик хлеба, что с собой привез. Дело получалось масштабным, уже не уровня Федора. Вернулся в отдел в раздумьях. Прикинув, что и как, решил посоветоваться со Светловым. Заглянул к капитану в кабинет.
– К тебе можно?
– В любое время, особенно если с собой есть.
– Нет. Только документы. Посоветоваться хочу.
И выложил все. Буханку хлеба показал, документы, пересказал пояснения мастера.
– Арестовывай и сажай в камеру.
– Дим, похоже, ниточка на дивизионный или армейский склад идет. А начпрод армии – как минимум подполковник. На его арест согласие прокурора армии надо, а то и военного совета армии.
– Да, разворошил ты осиное гнездо. Вот что, иди к начальнику отдела. Выложи все, что мне рассказал. Пусть решает. Мы народ подчиненный, что начальство решит – исполним.
Федор собрал бумаги. Направился к начальству. Подполковник выслушал внимательно.
– Похоже, на серьезное дело ты вышел. Даю завтра тебе помощь – лейтенанта Захарова. Он до войны бухгалтерский техникум закончил. Больше нас с тобой в бумагах понимает. С утра отправляетесь на дивизионный склад. Накладные посмотрите, мешки взвесьте. Захаров в таких делах – дока. Вечером доложите мне лично.
– Слушаюсь.
Захарова Федор видел мельком. С виду – абсолютно не боевой офицер. Полноват, на носу очки, гимнастерка сидит как на корове седло. Настоящий ботаник, причем гражданский по сути.
Утром, после завтрака, отправились на базу. До продовольственных складов дивизии – четверть часа пешком. Прошли КПП, предъявив документы, а на складе суматоха. Не машины грузят, а сбежались все к одному из складов, переговариваются. Федор сразу неладное почувствовал. Растолкал солдат:
– Что случилось?
Ворота склада распахнуты, за створкой тело лежит. Только ноги в сапогах и галифе видны. Федор зашел в склад. Твою мать! Вот кого он не ожидал здесь увидеть. Старшина, начальник хлебопекарни. Мертвый, из-под головы кровавая лужица растекается.
– Кто это его?
– Выстрел слышали, через несколько минут еще один, – сказал кто-то.
Самоубийца в голову стрелять дважды не может. Тем более рядом не видно оружия.
– Всем оставаться на местах. На склад не заходить, к телу не приближаться. Захаров, телефонируй в отдел. Пусть кто-нибудь из следователей приедет, а еще из военной прокуратуры.
Федор прошел в кабинетик, фактически – огороженную дощатой стеной с окном часть складского помещения. А здесь еще один труп, судя по офицерскому званию – майор, сам начальник продовольственной части дивизии. На полу револьвер валяется. В углу железный ящик, довольно большой, двустворчатый, для документации.
Федор ничего трогать не стал. Пусть приедут следователи. Убийство военнослужащего и самоубийство другого – ЧП. Если бы на передовой, а то в тылу!
Федор встал в дверях склада. Вскоре к нему присоединился Захаров.
– Отзвонился, сказали организовать охрану места происшествия до прибытия прокуратуры.
К складу подкатил «Виллис», из него лихо выскочил старший лейтенант, на погонах эмблема юстиции. Значит, из прокуратуры.
Федор козырнул, предъявил удостоверение.
– А СМЕРШ здесь каким боком? – удивился старлей.
– Пройдем на склад, поясню.
Как только вошли, прокурорский следователь труп увидел.
– Кто его?
– Предположительно начпрод. Его тело – в кабинете.
– Версии есть?
– Я вчера хлебопекарню проверял дивизионную. Обнаружил недостачу. Муку воровали, в буханках недовес. Видимо, начальник пекарни с утра к начпроду приехал. То ли следы хотели замести, то ли надеялся старшина, что майор замнет дело.
– Ага, понятно. Давай двух понятых. Сам знаешь – ты лицо заинтересованное, понятым быть не имеешь права по закону.
– Знаю.
Федор подозвал двух солдат.
– Будете понятыми. Ваше дело смотреть, ничего не трогать. Следователь прокуратуры, если что-то обнаружит, существенное по делу, впишет в протокол. Ваше дело – подтвердить подписями. Ясно?
– Так точно.
Следователь прокуратуры сделал несколько фотоснимков убитого старшины трофейной «Лейкой». На листе бумаги набросал схему происшествия, положение тела, внешнее описание раны, одежды.
Потом перешел в рабочий кабинет майора. Практически процедура повторилась. Снимки, схема, изъятие оружия. В «Нагане» были две стреляные гильзы и пять патронов. Номер оружия сличили с записями в удостоверении личности офицера. Начали осматривать железный ящик, открыв его найденным в кармане майора ключом. За пачкой накладных в самом низу ящика обнаружили пачку денег, перевязанную бечевкой. Следователь взвесил в руке.
– Изрядно, не по майорской зарплате.
При понятых пересчитали. Семьдесят тысяч. Практически годовое жалованье. Один из бойцов сказал:
– Майор денежный аттестат жене отослал, я начпрода сам на военно-полевую почту возил.
Следователь и Федор переглянулись. Если вся зарплата уходила жене, то найденные деньги явно не денежное довольствие, скорее, наворованные, в сговоре с начальником хлебопекарни.
– Твое дело, Казанцев, если ты его успел завести, закрывай по смерти подозреваемых. А мне придется заводить, а после судмедэкспертизы закрывать. Свидетелей убийства и самоубийства нет, да и так все ясно.
– Счастливо оставаться.
Вместе с Захаровым вернулись в отдел. Федор к подполковнику для доклада направился. Тот выслушал, покачал головой.
– Промашку мы допустили. Надо было в первый же день старшину этого арестовать и в камеру. Жив бы остался и показания на начпрода дал. С себя вины не снимаю, не проконтролировал. Но и тебе впредь наука будет.
– Разрешите идти?
– Идите.
Федор сразу к Светлову.
– Нагоняй получил? – спросил капитан.
– Откуда знаешь?
– Физиономия кислая.
– Фигуранта застрелил начпрод и сам застрелился.
– Ни фига себе! Арестовать надо было.
– Разобраться хотел. Вдруг ошибка? Зачем невиновного в камеру?
– Поменьше жалости к врагам народа, Казанцев!
Настроение у Федора скверное. Можно сказать, первое дело – и закончилось печально.
– Плюнь и забудь! – посоветовал Дмитрий. – Пауки в банке сами себя наказали. Пойдем лучше в столовую, подхарчимся.
Ели не спеша, срочных дел не было. А ночью весь отдел, как и приданный ему взвод, подняли по тревоге. Из Калинина пришла срочная шифрограмма. В лесу восточнее Великих Лук работала неизвестная радиостанция, предположительно – немецкая. Поскольку радиочастота была обычная для немецких радиоцентров. На грузовиках смершевцы с солдатами проехали в указанное место. В Калинине стоял пеленгатор на базе штабной машины. Он определил координаты. Задачей офицеров и солдат СМЕРШа было прочесать район выхода в эфир. Возможно, радист еще не успел покинуть место. Федор в успехе мероприятия сомневался. Любой радист сразу после радиообмена старается как можно быстрее покинуть район. Немцы о появлении у русских пеленгаторов уже знали, сообщали агентам и радистам.
Сама передача данных короткая. Отстучал в эфир, получил подтверждение – и сматывай быстро антенну. Вот с рацией проблема. С собой нести объемный сидор рискованно. Можно спрятать, но где гарантия, что русские ее не обнаружат и не устроят засаду?
Ночью видно плохо, если бы не полная луна и безоблачное небо, хоть глаз выколи. Рассыпались редкой цепью. Мало народа для облавы, но и лес невелик. Тайга необъятная – это в Сибири.
В здешних местах чаще рощи да болотистые места, озер и рек много. Перед зачисткой подполковник предупредил личный состав:
– Стрелять только в крайнем случае и по ногам. Наша задача – взять живым. Вперед!
Дистанция между солдатами велика – метров десять-пятнадцать. Перекликиваются между собой. Цепь неровно идет. Под каждый вывороченный пень заглянуть надо, в каждый овраг, проверить кустарник. И вдруг окрик:
– Товарищ командир!
Федор на звук голоса пошел. Молоденький солдат у поваленного дерева стоит. Дерево явно несколько лет назад упало от сильного ветра, или корни подгнили. Дерево сухое уже, но солдат под вывороченным корнем узрел что-то. Ну молодец! В темноте как только разглядел сидор солдатик? Федор спрыгнул в яму, фонариком посветил, причем со всех сторон обследовал. Радист мог мину установить или придавить сидором гранату с выдернутой чекой. Поднимешь сидор – щелкнет ударник, и жить тебе останется несколько секунд, пока запал горит. Ничего подозрительного в виде проволочек-растяжек не видно. Федор ладонь под вещмешок запустил. Нет гранаты. Вот теперь можно узел на горловине развязать, узнать, что внутри. Может, ушлый кто-нибудь сворованные консервы припрятал? Развязал узел, а под ним рация. Корпус ее слегка теплый еще. Недавно эта рация в эфир выходила, железная стенка от радиолампы нагрелась. Во втором ящичке – сухая батарея. Весь комплект здесь. Рация-то вот она, а где радист? И как ответ – автоматная очередь в лесу, но далеко, метров двести.
Федор солдата поблагодарил:
– Молодец! Хорошо службу несешь! Так и передай мои слова командиру взвода.
Сам вещмешок на опушку леса вынес, где подполковник находился. У его ног сидор поставил.
– Рядовой Шевченко вещмешок обнаружил, в нем рация и батарея питания. Рация теплая еще.
– Отлично!
Прибежал взводный, запыхавшийся.
– Боец убил неизвестного. Темно, боец с перепугу очередь дал, прямо в грудь, – доложил он.
Начальник отдела выругался.
– В ноги! В ноги стрелять надо было!
Все трое пошли смотреть убитого. У сидора с рацией остался Захаров. Он, как весь состав отдела, тоже выехал, но куда ему с таким зрением и очками в ночной лес?
Около убитого виновато перетаптывался боец.
– Он из-за дерева выскочил, прямо на меня.
– Чего уж теперь?
Взводный и Федор включили фонарики. Убитый одет в нашу форму, сержант, лет тридцати. Федор обыскал карманы, обнаружил документы, передал подполковнику.
– Так, сержант Ильин, пятьсот семьдесят шестой отдельный батальон. Чего сержанту здесь делать? Батальон четыре дня как передислоцировался. Радист, сука!
Дальнейший обыск одежды ничего не дал. Несколько мятых рублей в кармане, кисет с махоркой. Федор осмотрел пальцы на руках.
– Товарищ подполковник, не радист это, – заявил Федор.
– Как не радист? Рация в сидоре!
– При убитом шифровального блокнота нет, текста радиограммы не обнаружено.