– Ком! – ответили ему.
Федор дернул веревку, Курт понял и тут же упал не землю. Шлепнувшись рядом, Федор выхватил пистолет.
Впереди, совсем рядом, грохнул выстрел, следом – шум борьбы, сдавленные крики, звуки ударов.
Федор встревожился. Явно шла схватка, помочь бы надо. Убежать немец не должен, руки связаны. Решив: «А-а-а, была не была», Федор бросился на шум схватки.
Почти тут же услышал сиплый хрип:
– Командир…
На земле барахтались двое: где свой, где немец?! Сообразил: наш внизу, немец – сверху. Коротко размахнувшись, Федор ударил немецкого разведчика рукоятью пистолета по голове. Приложил хорошо, от души. Немец обмяк.
Лежавший под ним боец столкнул с себя тело и перевел дыхание.
– Здоров, как хряк, небось – центнер весом. Чуть не задушил, гад!
Разведчик встал на колени, перевернул немца на спину, расстегнул на нем брючный ремень и очень шустро перетянул ему руки. Но рядом еще две пары дерутся, а в стороне – неподвижное тело.
Федор сделал пару шагов в сторону – на немце сидел и заламывал ему руки за спину Николай.
– Помочь?
– Справлюсь. Ты лучше посмотри или подмогни Рожкову.
Федор бросился на помощь, но разведчик уже ударил «своего» немца ножом в живот, дважды. Немец захрипел, засучил ногами. Потом дернулся, вытянулся и затих. Готов!
– Что же ты его? – спросил Федор, но вместо ответа разведчик повалился на землю. Федор стал его ощупывать – правый бок был липкий от крови. Ранил его немец. Сил одолеть его у разведчика не было, потому и прикончил. Ну и ладно. Двое из группы связаны, допросу подлежат. Можно сказать, успех.
Федор подошел к телу, по-прежнему неподвижно лежащему в стороне, включил фонарик. Это был наш боец, убитый выстрелом в лицо. Дорого обошелся нашим разведчикам захват немецкой группы! Но немцы тоже профессионалы, нашим в выучке не уступают.
Николай уже поднялся, подошел к Федору.
– Вот… – дальше последовал крутой мат. – Он первым на немца кинулся, но тот из пистолета успел шмальнуть. Жалко парня, четвертый месяц в разведке, опыта уже успел набраться. А где твой немец?
Черт, Курт же без пригляда лежал… Федор бросился к месту, где, по его предположениям, должен был находиться Лейнер, но немца там не было! В деревню он не пойдет, жители его запросто забьют до смерти. К лодке направился? Федор побежал к месту, где они привязали лодку. Зрительная память у него была отличная, и путь он помнил.
Курта он догнал уже на мостках. Вот же фрукт! Сбежать хотел! И без малого ему это удалось. Веревки на руках перетереть мог о железку, а весла в лодке. Отплыл бы на сотню метров – и попробуй его достань!
Со злости Федор врезал обер-фельдфебелю кулаком в скулу. Схватив за веревку, свисающую с пояса, он буквально поволок Курта за собой, к месту схватки.
Николай перевязывал раненого бойца – немец все же успел ударить его ножом в живот…
– Казанцев, привяжи своего немца к дереву и помоги раненого в лодку перенести. Первым делом раненого отправлю, пленных – второй ходкой. Ни черта с ними не будет! Я с бойцом на весла, ты фрицев стережешь. Можешь допросить, чтобы время не тратить.
– Ты немца, что в ноги ранен, прихвати, а то от кровотечения загнется. Он у ивы лежит…
– Не учи ученого! Берись за ноги…
Втроем они перенесли бойца в лодку. Николай с бойцом уселись на весла, Федор сбросил с бревна причальный конец и оттолкнул лодку ногой, направляя ее на чистую воду. Потом бегом вернулся к месту бывшего захвата. Пленные были связаны, никуда деться они не должны, но и без пригляда оставлять их нельзя…
Однако, подбежав, услышал, как Курт и немец-разведчик переговариваются по-немецки.
– А ну, заткнулись оба! Ни слова по-немецки! Только по-русски, чтобы я понимал…
Федор подошел к лежащему немцу – это его одолел Николай. Второй, которого Федор приложил по голове пистолетом, все еще был в отключке, но связан.
– По-русски понимаешь?
– Немного. – Немец говорил с сильным акцентом. Однако он понимал язык, и это было главное.
– Сколько вас было?
– Трое, все здесь.
– Один из вас убит, второй пока без сознания. Кто в группе старший?
– Он без сознания.
– Где передовую переходили?
– Южнее Клубино, по реке Ра-чи-ца! – по слогам произнес немец.
Блин, какие-то они водоплавающие… Фронт по реке перешли, к месту встречи тоже на лодке приплыли… Место перехода по воде не перекроешь, не заминируешь. Худо-бедно, но разведгруппа обезврежена. Не без потерь с нашей стороны, к сожалению.
Федор замолчал. Оставалось ждать, когда лодка с Николаем вернется, да доставить немцев в отдел. Он же свою работу выполнил. Николай с бойцами львиную долю сделал. Без его помощи со своими бойцами Федор устроил бы стрельбу и побоище.
Ждать возвращения лодки пришлось долго, часа два.
Николай вынырнул из темноты неожиданно.
– Ну что, не покусали тебя немцы? Придется потрудиться… Перенесем трупы – нашего бойца и немца, всех сразу взять не получится. На озере небольшая волна поднялась, ветер.
– А грести один будешь?
– Сюда-то я так плыл… Раненых в госпиталь отвезли. А здесь все подчистить надо – чтобы ни трупов, никаких следов. Пусть немцы гадают, где и по какой причине их группа сгинула.
Они перенесли в лодку труп нашего бойца, потом немца. Фриц тяжелым оказался, и когда его погрузили в лодку, корма просела.
– Не скучай, Казанцев, я мигом обернусь, – Николай поплевал на ладони и взялся за весла.
«Мигом» – это для красного словца. Полчаса туда, столько же обратно, да еще его разведчикам трупы надо выгрузить. Часа полтора ждать придется.
Федор вернулся к пленным и увидел, что там произошли некоторые изменения. Лежавший без сознания немецкий разведчик очнулся и подполз к своим; второй разведчик пробовал зубами развязать веревку на запястьях своих рук.
Федор, не церемонясь, пнул сапогом одного и другого.
– Еще раз увижу попытку освободиться, кастрирую! Расползлись друг от друга, живо!
Он уселся у дерева и оперся спиной о его ствол.
На востоке постепенно начало сереть – наступало утро. Ночь беспокойная выдалась. Федор чувствовал, как постепенно спадало напряжение, наваливалась сонливость.
Наконец появился Николай.
– Место вокруг осматривал?
– Темно было. Да и за этими пригляд нужен. Один вон хотел веревку зубами перегрызть или узел ослабить.
– Груз у них должен быть – я вещмешки имею в виду. Боеприпасы, жратва – все же впятером шли. Я бы сейчас шнапса глотнул… Ты погоди маленько, я пройдусь.
Федор подошел к пленному:
– Вещмешки или ранцы были?
– Я.
– Где оставили?
– Десять шагов туда, под елка.
– Ага, слышал я. – Николай зашагал к уже видимой в рассветном полумраке ели.
Уже не ночь, но еще и не полноценное утро; однако видимость улучшилась.
Николай выудил из-под ели два вещмешка, принес их и открыл один.
– Так… запасные магазины, махорка наша… Слышь, фриц, махорка-то тебе зачем?
– Собаки…
Ага, понятно… Они махоркой след посыпают, чтобы его собаки не взяли.
Николай достал фляжку, свинтил пробку, понюхал.
– Коньяк! Ей-богу, коньяк, причем хороший!
Он сделал глоток, подержал коньяк во рту и проглотил.
– Хлебни, – протянул фляжку Федору.
Федор сделал несколько крупных глотков. Коньяк взбодрит, согреет. А пока они до своих доберутся, запах уже выветрится.
Николай отхлебнул еще, и получилось довольно много.
Федор поймал взгляд немца, которым он смотрел на фляжку – жадный взгляд… А хрен тебе, отпил свое!
Николай продолжил рыться в вещмешке.
– О! Галеты и копченая колбаса! В самый раз! Держи!
Он отломил половину кольца колбасы и протянул ее Федору. Запах от колбасы шел… словами не описать! Федор не ужинал, и есть ему хотелось.
С колбасой и галетами оба офицера расправились быстро.
– Вставайте, фрицы! К лодке!
При посадке в лодку немцев придерживали – все-таки со связанными руками садятся. Лодка раскачивается, неудобно. Бултыхнется за борт, и доставай его потом, мокни…
На этот раз за весла сел Федор. Николай же сидел на корме, приглядывал за немцами.
Федор работал в темпе – хотел согреться, кровь разогнать.
– Левее немного, – скомандовал Николай, – в самый раз к иве получится.
Федор обернулся. Уже рассвело. За ивой был виден их грузовик, боец на берегу.
Лодка с разгона ткнулась носом в песок, на полметра залетев на пологий берег.
Все выбрались из лодки, и боец помог немцам забраться в грузовик.
– Казанцев, я вещмешки немецкие заберу, там ничего секретного нет. Фляжку я с бойцами оприходую, а патроны самим пригодятся.
Федор кивнул.
Уже когда они приехали в город, сам забрал из карманов немцев документы. Перед выходом в рейд, в немецкий тыл, наши разведчики сдавали старшине взвода документы и награды, а немцы все это имели при себе.
– Ну что, Казанцев, будь здоров и не кашляй, как говорится… Думаю, свидимся мы еще…
– Спасибо тебе, Николай, помог с парнями.
– Одно дело делаем, братишка!
Из Одессы Николай, что ли? Словечки употребляет портовые, да и песня про Костю… Надо поинтересоваться при случае.
Федор сразу пошел к начальнику отдела: документы немецкие на стол выложил да рассказал подробно о ходе операции.
– Не без огрехов сработали, но дело сделали. Пиши рапорт и можешь отдыхать. Допрашивать немцев найдем кому, ты же свою работу выполнил. Да, побриться не забудь.
Но Федор первым делом завалился спать. После бессонной ночи голова была тяжелой, во рту сухо, как с похмелья. «Хороший коньяк у немца во фляжке был, сейчас бы пригодился…» С этой мыслью он и уснул.
Проснулся он оттого, что в окно били солнечные лучи. Посмотрел на часы – девять часов. Попытался сообразить, сколько времени он спал, но ничего не смог понять.
Лейтенант Федотов, вошедший в комнату, только покачал головой:
– Ну и здоров ты спать, Казанцев! Экзамен на пожарника сдаешь? Сутки проспал!
Ни фига себе! Но выспался, отдохнул, в теле чувствовалась бодрость. А еще хотелось есть, просто зверски…
Он умылся, побрился. Щетина, даже трехдневная, была жесткой, как стерня, и трещала под лезвием бритвы.
Когда Федор пришел в столовую, завтрак уже закончился, но повара наскребли каши, сверху кинули кусок масла, а в придачу поставили рядом с котелком жестяную кружку с чаем и положили четыре куска сахара. Федор с аппетитом поел. Вот теперь можно жить!
Он поднялся в отдел, пришел к следователям и прочитал протоколы допросов немцев. Оказалось, что этим переходом к местам встречи агентов пользовались уже не раз. Наше упущение, водным объектам мало внимания уделяли! И воспользоваться этим переходам нашим разведчикам нельзя. Немцы, зная об этом уязвимом месте, наверняка там дежурного пулеметчика поставят – прикрыть лазейку. Но и у наших проверенные места были, где немцы недосмотрели, хоть и славились своей педантичностью. Но они под себя мерили… Стоит на карте значок «непроходимое болото» – все, никто из немцев туда не пойдет, и думать будут, что русские сделают так же. Только что русскому хорошо, немцу смерть… И потому переходили по совсем уж гиблым местам, где, как казалось, перейти невозможно.
День Федор наслаждался отдыхом – в его службе такое редко бывало. Пообщался с офицерами, анекдоты послушал. А утром следующего дня посыльный в отдел призвал, под очи начальственные:
– Отдохнул?
– Так точно!
– Тогда дело для тебя. То ли самоубийство, то ли убийство в минометной батарее – утром тело обнаружили. Езжай, разберись. Нужен будет эксперт или помощь – позвонишь. Но, полагаю, справишься.
Уточнив, где располагается батарея, Федор выехал.
Оказалось, тяжелые, 120-миллиметровые, минометы на позиции всего в двух километрах от передовой. И чем ближе он подъезжал, тем явственнее представали перед ним следы войны. Громыхание пушек, сожженные автомашины, пепелища домов…
Батарея располагалась в рощице, где были боевые позиции. Там же вырыли землянки для личного состава.
Как только Федор подъехал, к грузовику подбежал лейтенант.
– Заместитель командира батареи лейтенант Найденов, – доложил он.
– Оперуполномоченный СМЕРШа старший лейтенант Казанцев. – Федор предъявил удостоверение. Дело было серьезным, и на слова полагаться нельзя. – Рассказывайте, лейтенант!
– А что рассказывать? Утром захожу к комбату, а он мертвый. В руке пистолет, в виске – рана…
– Хотите сказать – самоубийство?
– Предположительно так.
– Ведите, посмотрим. Кто-нибудь еще в землянку заходил?
– При мне – нет. Я головою отвечаю, приказал никого не впускать.
– Правильно сделал!
– Вот здесь. – Лейтенант остановился у входа в землянку.
Часовой шагнул в сторону, и Федор распахнул дверь из горбыля. В нос ударил запах крови и алкоголя.
– Лейтенант, комбат частенько выпивал? – поинтересовался Федор.
– Как все, наркомовские сто граммов.
Но со ста граммов такого запаха не будет.
Дверь за собой Федор прикрывать не стал – так в землянке хотя бы что-то видно.
Землянка обычная, таких Федор уже не один десяток видел. Стены обшиты досками, сверху бревенчатый накат. У стены – лежанка, посередине – четыре снарядных ящика вместо стола, еще один ящик на боку лежит, как стул. Чуть в стороне – печь-«буржуйка», рядом с которой обломки все тех же снарядных ящиков. Хоть и лето, а в землянке влажно, сказывается характер местности. Протопишь «буржуйку» – все не так сыро, да и чаек подогреть сгодится.
Между столом из ящиков и лежанкой лежало тело убитого комбата.
Федор сделал шаг вперед, глядя под ноги – не втоптать бы случайно какую-нибудь улику. На земляном полу – старые окурки, уже втоптанные и заветренные. А коли выстрел был, гильза должна лежать…
Аккуратно ступая, он приблизился и наклонился к трупу. Входное отверстие в правом виске, вокруг раны – пороховой ожог и темные крапинки не сгоревшего при выстреле пороха. Выстрел был почти в упор, как и бывает при самоубийстве. Но гильза где?
Федор опустился на четвереньки, светил фонариком под лежанку: может, туда закатилась? Не видно… слегка раздвинул ящики, приподнял их – нет гильзы.
У правой кисти трупа – штатный пистолет «ТТ». Странно… Труп есть, пистолет есть, а вот гильзы нет…
Поднявшись на ноги, Федор отряхнул колени и вышел из землянки.
– Никто гильзу в землянке не подбирал?
– Я – нет.
– А другие?
– Вроде не заходил никто…
Но так не бывает, гильза не могла испариться. Значит, кто-то унес ее с собой. Зачем? Пистолет на месте, и на первый взгляд все это похоже на самоубийство. Но только на первый взгляд! Надо покопаться…
Помедлив, Федор вернулся в землянку и решил продолжить осмотр, начав его с пистолета комбата. Осторожно подняв оружие за рукоятку, он поднес ствол к носу. Оп-паньки! От пистолета не пахло порохом!
После выстрела, если оружие не почистить, от ствола будет исходить кисловатый специфический запах. Из этого пистолета как минимум двое-трое суток никто не стрелял. Уже интересно! И чем больше деталей, тем сомнительнее время самоубийства.
Федор выщелкнул магазин и пересчитал патроны. Их было восемь, как и должно быть. Он передернул затвор «ТТ» – не исключено, что в патроннике был еще патрон. Так и есть. Комбат был боевым офицером и девятый патрон имел в стволе. Картина вырисовывается уже совсем иная.
Кто-то, кто пока еще не установлен, зашел в землянку комбата. О чем-то он говорил с ним, может, они повздорили. Водку точно не пили, потому что кружка на столе из снарядных ящиков была только одна, и в ней – остатки чая. И на пьяную ссору эта картина явно не тянет.
Гость схватился за оружие, комбат успел вытащить свое, но из-за цейтнота выстрелить не смог. Тогда объяснимо, почему нет гильзы: ее забрал стрелявший гость. Стало быть, с железными нервами человек. Убив комбата, он не бросился в панике наутек, а подобрал гильзу и спокойно вышел из землянки.
Федор обыскал форменную одежду убитого, достал документы.
«Так, Молодчук Виктор Иванович, двадцатого года рождения. Молодой совсем, а на гимнастерке – орден Красного Знамени. Эх, парень, где-то ты просмотрел тайного врага, иначе опередил бы его и выстрелил первым».