От осознания своего превосходства Алена выпрямилась, привычно подцепила длинную нитку бусиков и стала перебирать цветы.
— Ну и что? Мы все равно поедем, — глупо, по-детски ответила Алена.
— Езжайте! — с непонятной обидой отозвалась девчонка и пошла прочь. Мимо лабиринта, к маяку. Топала с таким напором, словно собиралась чесать так до другого конца острова. Собака путалась под ногами.
— Если тебе надо в Кярдлу, то скоро приедет моя мама, — сделала несколько шагов следом Алена. — Она тебя отвезет.
Почему Алена все это говорит? Почему вообще отчитывается перед незнакомкой?
Девчонка резко остановилась, секунду постояла, о чем-то думая, и пошла обратно.
— Я живу не в Кярдлу. Я живу около Ристимяги. Там у нас… — Она окинула взглядом макушки далеких сосен, как будто вспоминала слово. — У нас дом. Мыза. Надо пройти через Горку, и в лесу увидишь… — Она снова запнулась. Но теперь уже смотрела в ноги. — Я приглашаю тебя в гости.
Говорила девчонка с непонятным напором. Не приглашала — требовала.
— Эдик предупреждал, что там болото, — пролепетала Алена.
— Врет твой Эдик.
Повисла пауза. Надо было что-то сказать, как-то поддержать разговор, возразить, в конце концов. Но Алена молчала. Странно как-то все получалось.
— Придешь? — Девчонка приблизилась, чуть не затоптав своего пуделька. — Посидим, поболтаем, будет что вспомнить.
— Не знаю… Как мама… Я уже была на этой Горе…
Девчонка ждала нужного ей ответа. Смотрела исподлобья. Взгляд тяжелый, нехороший.
— Меня зовут Эбба, — произнесла она наконец. — Я буду ждать.
И снова это прозвучало как приказ.
— Я… постараюсь. Только зачем тебе?.. Чтобы я пришла?..
Еще никто никогда Алену так не звал в гости. Было и интересно, и боязно. Странная она, эта Эбба.
Улыбка! Опять! И этот взгляд. Шевельнулся на камнях пуделек.
— Это Ули. Он первый тебя увидел. И он тоже будет ждать. А в гости ходят, чтобы потом было что вспомнить.
Пуделек вяло помел хвостом. Возможно, и будет. Возможно, и ждать.
— Я постараюсь, — неубедительно поддакнула Алена, начиная искать причины, чтобы никуда не пойти.
— Придешь — не пожалеешь, — с угрозой добавила Эбба.
— Конечно, конечно. — Алена попятилась. Этот взгляд. Эта странная улыбка. Этот ветер, что все трепал и трепал светлые волосы.
Взвизгнув шинами, на парковку въехала серая машина Эдика.
Он вернулся? За ней?
— А ты оставь нам что-нибудь… — крикнула Эбба, не давая Алене уйти. — На память.
А может, это и не Эдик. Мало ли на острове серых машин? И если не местных, то приезжих — паром четыре раза ходит на Большую землю и обратно…
Эбба просто стояла и просто смотрела. Ветер рвал волосы, бросал ей в лицо, но она не убирала их, хотя сквозь такую завесу смотреть наверняка было неудобно.
— Что оставить? Зачем?
Она ответила быстро. Словно ждала этого вопроса:
— Мне будет приятно тебя вспомнить. Даже если ты не придешь.
— Приду я, чего ты…
Алена снова перебрала цветочки на бусиках. Взгляд Эббы сполз с ее лица на руки. Алена сбросила пару звеньев, понимая, что Эбба смотрит не просто так. Она выбрала.
— Ну… я не знаю.
— Что-нибудь!
У Алены, как назло, ничего не было. Только браслет с мадридскими быками, бусики и колечко с бирюзой.
— Такое подойдет? — Она протянула руку, показывая быков. Ах, как было жалко с ними расставаться. Они еще цеплялись за рукав кофты. Сами не хотели уходить. А вдруг? — Но тогда ты тоже должна будешь мне что-то подарить! — нашелся спасительный выход. — Чтобы было по-честному!
У девчонки ничего не было! Она не сможет отдариться. Быки останутся у Алены.
Замочек раскрылся. Быки прощально звякнули.
Ухмыляясь, Эбба рассматривала цепочку, повесив ее на указательный палец.
— Хороший подарок…
Она пошла мимо, словно браслет тянул ее прочь от моря, от маяка, от новой знакомой.
— А ты мне что дашь? — заволновалась Алена. Ведь уйдет! Ведь унесет!
Эбба словно в себя пришла. Резко обернулась. Глаза бегали в растерянности.
— Держи! — Она запустила руку в карман кофты. Показалось, что ничего не достала, ладонь пуста. — На память.
Не пуста. Между пальцами перекладинки креста из тонких веточек. Серединка перевязана былинкой.
На секунду Алена обиделась — неравный получился обмен. Мелькнула идея отобрать, вернуть обратно. Но как? Кинуться и вырвать? А повод? Малейший повод… Его не было.
Знакомый сигнал, знакомая рыжая шевелюра в окне. Эдик машет рукой — это все-таки он.
— А ты на машине или пешком?
За спиной шумело море, гудел ветер, ударяясь о стены маяка. Кричали чайки. Шуршал гравий.
— Где же ты?
Эббы не было. Пуделек исчез.
На секунду стало страшно. Потому что люди не умеют так быстро уходить. Только если они не бегут в мягких кроссовках по удобной дорожке. Но здесь таких дорожек не было. Гравий немилосердно проваливается и шумит. Камни бросаются под ноги, заставляют спотыкаться. Ветер дует в лицо, заставляет вернуться. Негде спрятаться.
И все же Эббы не было.
— Чего потеряла?
Эдик идет от машины, жмурится на ветер. За ним скачет Андрей, гонит рваным кедом камешек.
— Ничего не потеряла, — пробормотала Алена, сразу обидевшись за Андрея.
Всем Эдик хорош кроме своего племянника. Андрей это вообще не человек, а чистый вурдалак. И зубы у него, вон, выступают. И смотрит исподлобья. И бледен как смерть. И руки у него в вечных царапинах с траурной каемкой под ногтями. Крайне неприятный субъект.
Алена бы отвернулась и ушла, но куда уйдешь, когда здесь Эдик?
— Глюк словила, да? — обрадовался Андрей. — Перезагрузись!
Андрей злой. Щербато улыбается. Конопушки на носу скачут. Одним словом, вурдалак.
— А ты сходи и умойся, — ответила Алена.
Что за день? Сначала ложки пропали, теперь чертовщина вокруг творится. Если ничего не было, то куда делся браслет? И откуда у нее в руке крестик?
Алене захотелось нажать «Delete», чтобы все стереть. Чтобы вернуться на прежний уровень игры. Чтобы опять было утро и круассаны. И домовые звенели чашечками.
Она сжала кулак, ломая крестик.
* * *
Пуделек завыл, заволновался от этого хруста, с тоской посмотрел на хозяйку. Ветер дыбил ему шерсть. Но хозяйка не повернулась к нему. На ее пальце все так же покачивалась цепочка с быками.
Почему люди не могут уйти от своих воспоминаний? Зачем им это вечное мучение: вспоминать, переигрывать давно прошедшие события. Не проще ли все забывать, стереть из памяти, чтобы там оставалось только самое нужное? Люди так цепляются за мелочи, за ерунду. Эта ерунда их и губит.
Яркие головки быков жаркими пятнами выступали среди серых стволов лиственницы и желтых сосен. Ветер поигрывал цепочкой, прислушивался к легкому звону. Больше никого на Горе Крестов не было.
Глава третья
Вечер
Эдик опять умотал. По делам. В гостинице и правда пропали все чайные ложки. У домовых оказался недельный загул — пьют чай без передышки. Скоро исчезнут стаканы, заварка и сахар в кубиках. А потом дороги занесет снегом, и уже никто не сможет отсюда выбраться. Так они и сгинут здесь все, на острове Хийумаа.
Алена вздохнула, устраиваясь удобней на подоконнике. В номере сидеть скучно. Мама все еще не вернулась. Обедом Алену накормил Эдик за компанию с Андреем. И теперь они вместе с вурдалаком болтались на рецепции, потому что делать решительно было нечего. Эдик вернется часа через два. Купит все, что нужно — в первую очередь чайные ложки, — и вернется к своей смене. То есть к девяти. Вурдалак останется на ночь в гостинице (вот ведь радость-то!), и только завтра дневным паромом его отправят к матери в Таллин. До девяти еще масса времени, и смотреть фильмы на эстонском или финском сил больше нет.
— К маме в Таллллллиииин, — вредничала Алена, но теперь уже не столько, чтобы задеть, сколько по инерции. Ругаться надоело, сидеть здесь надоело, видеть перед собой вурдалака тем более надоело.
— Сама дура, — лениво парировал Андрей.
Алена попыталась вложить в свой взгляд побольше презрения. Но на вурдалака это не действовало. Сидит, качает ногой, разглядывает в упор. Нет чтобы посмотреть в другую сторону или вообще уйти — не приклеен же он. А может, и приклеен, поэтому презрительно кривит губу. Демонстрирует независимость. Что он себе воображает?
— Маменькин сынок… — не унималась Алена.
— Вали отсюда! — дернул ногой вурдалак.
— Сам вали! Я здесь живу. — Как же было лень произносить слова.
— А я везде живу. — Вурдалак щербато улыбался. С места не сходил. Все-таки приклеился.
День какой-то дурацкий. Мамы нет. Быков зачем-то отдала.
Алена коснулась запястья. Браслета не было. Обмен произошел. Но почему тогда кажется, что все это она придумала?
Пойти, проверить? Заглянуть на Гору Крестов? Ой, нет, спасибо, она сегодня там уже набегалась. Не сунется больше в это страшное место. Да и нет там ничего, обманула девчонка. Наговорила с три короба, чтобы выманить подарок.
— Далеко собралась?
Вопрос догнал в дверях. Алена обернулась, подбирая слова для колкого ответа. Во-первых, не его дело. Во-вторых, сам дурак. В-третьих, чего он тут уселся и пялится, шел бы уже куда-нибудь.
Ничего не сказала. Прожгла взглядом. В ответ получила ухмылку. От бессилия вернулась от порога в холл.
Андрей все так же сидел на подоконнике, болтал ногами. Торопиться ему было некуда. Кеды пыльные, тощие коленки, желтые волоски на худых лодыжках. Как же он надоел!
— Чего вылупилась? Нравлюсь? — нагло спросил он и разулыбался.
На секунду Алена задохнулась от возмущения.
— Что в тебе может нравиться? — ахнула она. — Вурдалак он и в Африке вурдалак.
Андрей довольно гоготнул. Черт! Так бы и прибила.
Алена отвернулась, посмотрела в окно. Ничего, даже люди не ходят. Захотелось чаю. Горячего, крепкого. С тортиком. Сладкие вафли чтобы таяли во рту, а потом все это смывал терпкий чай. Чай… его сейчас можно только в гостях получить. На болоте. Чтобы не видеть эту наглую улыбку, Алена уже готова была и на болото отправиться.
А вурдалак словно специально злил — запрокинув голову, смотрел из-под прикрытых век. Картинка выходила препротивная.
— Эд сказал, что ты была в Ристимяги, — скрипуче протянул он. — Дурное местечко.
— Я уже слышала это, — вспылила Алена. Какое ему вообще дело, где она была и почему. — И к твоему сведению, Эд меня сам туда отвез.
— Жалко, меня с вами не было, я бы тебя местному привидению скормил.
— А тебя двум привидениям!
Алена раздраженно уставилась в окно. На улице ничего интересного: сосны, дорожки, кусты ежевики. А здесь вурдалак. А за конторкой рецепции улыбчивая Наташа. А в номере тишина и пустота. Вот ведь жизнь-то удалась!
— Там и правда живет привидение. — Вурдалак расширил глаза. — Утаскивает к себе в болото всяких девчонок.
— А пацанов оставляет, да?
Вурдалак глядел долго. Задрал подбородок и буравил сквозь щелочки век.
— С пацанами она не справится!
— Ну, конечно! Кому вы на фиг нужны?
Вурдалак словно и не замечал этих подколок. Все так же тянул сухие потрескавшиеся губы в ухмылке.
— Ты же призрака видела! У маяка. Ясное дело!
От таких слов по плечам пробежал озноб. Спорить с этим задавалой не хотелось. Пускай говорит что хочет.
— Сама сказала, что девчонка исчезла. Чистый призрак. А еще собака.
— Собака-то чем тебе не угодила?
— Собаки — дурные вестники.
— Ты их ни с кем не путаешь? С кошками, например?
Вурдалак помолчал, загадочно поиграл реденькими бровями.
— Верняк. Призрак, — вынес он свой приговор.
— Что-то у вас много призраков на одну Эстонию, — скривилась Алена. — И здесь, и в Хаапсалу.
— Нормально. Нам хватает.
Сидит вальяжно, улыбается нагло. Тоска-то какая! И мамы, как назло, нет. А за окном одно и то же — сосны, дорожки, кусты ежевики. Да еще наглое лицо в конопушках отражается.
— Врешь ты все, — протянула Алена лениво.
Посмотрела на запястье. Там теперь новый браслетик. Тонкая цепочка, а на ней висит розовый ботиночек. Не быки, конечно, но тоже красиво. Съездить, что ли, в гости, обменять на что-нибудь быков? Да хоть на того же самого вурдалака. Сказать: «Вот, бери на долгую память».
— Чего мне врать?
— Потому что дурак!
Алена медленно оттолкнулась от стены, около которой стояла, и медленно пошла в коридор. Желание уехать в гости становилось все сильнее. Терпеть наглого Андрюшеньку сил больше не было. Она не нанималась развлекать его весь вечер.
Администратор Наташа оторвала взгляд от листка бумаги. Что-то она там вычерчивала, что-то высчитывала. Тоже ложки ищет?
— Я возьму велосипед? — повисла на столе Алена. — Пятый.
— Внесу в счет, — жизнерадостно улыбнулась Наташа. — И возвращайся до одиннадцати.
А это уже как получится.
Алена провела рукой по юбке, придавая себе больше решимости — и одета неважно, и время уже позднее.
— Ты чего? На Ристимяги? — налетел сзади вурдалак. — Не езди! Она тебя утащит.
— Это тебя утащит! — прошипела Алена в конопатое лицо. — А меня в гости позвали!
Велосипеды стояли справа от входа за железным заборчиком. «Пятый» с удобным широким сиденьем и корзинкой сзади. У остальных корзина прикреплена спереди, колесо не видно, можно и в ямину навернуться. А этот очень удобный. Красненький.
— Какие гости? У тебя крыша уехала?
Он стоял перед велосипедом, не давая выехать из решетки.
— Слушай! — отпихнула его Алена. — Если тебя никуда не зовут, это не значит, что никто другой в гости не ходит! И вообще, что ты стоишь на дороге?
— Ага, в гости на кладбище? Как смешно!
Упырю было плевать, что она проехала по его ногам. Теперь еще и за руль стал хватать.
— Посмейся без меня! — рявкнула ему в лицо Алена.
— На похоронах обычно не смеются!
Он все-таки вывернул у нее руль. Велосипед накренился.
Это был страшный позор: Алена взвизгнула и оказалась в объятиях Андрея. Велосипед грохнулся на асфальт.
— Что ты ко мне привязался! — Алена стукнула кулаками по его тощей груди. — Тебе делать нечего? Иди поспи, время и пройдет.
— Ищи тебя потом, дуру, — как-то очень по-будничному, по-мужицки произнес вурдалак.
Это взбесило. Как он смеет так с ней говорить! Кто он? Ее парень? Пускай слюни сначала подберет и цветочек подарит, а потом будет из себя невесть что строить!
Алена вырвалась из рук Андрея, одернула на себе кофточку, смахнула с кедиков воображаемую пыль.
— Покойники после двенадцати не принимают! — прошипела она, ставя велосипед на колеса. — Сейчас на болоте остались только живые.
— У нас каждый младенец знает, что туда нельзя соваться. Особенно ночью.
— Да пошел ты! — бросила через плечо Алена.
Назло поедет. В самую чащу на велосипеде заберется. В болото провалится. Лишь бы вурдалака позлить.
— Ты еще не видела Марту! Она единственная, кто оттуда выбрался живой.
Чтобы сделать круг, пришлось резко завернуть руль, рискуя снова упасть.
— Что за Марта?
— Разрушенную мызу у поворота помнишь?
— Что еще за мызу? — передернула ударение у чужого слова Алена.
Вурдалак растерялся. Дернул подбородком. В глазах удивление.
— Мыза… Ну, это дом такой. Стоит отдельно. Хозяйство. Ферма.
— Дом?
В первую секунду представилось что-то деревянное, сильно покосившееся.
— Большой каменный дом, — как молотком вдалбливал слова вурдалак. — Заброшенный.
Ах да… Эти полуразвалившиеся каменные стены не заметить трудно. Они тяжелым проклятием выступают из кустов, когда выезжаешь на дорогу от гостиницы.
— Там нет никого.
А перед глазами уже всплыла картинка. Двухэтажный обгоревший дом, с голыми просветами окон, горки битого кирпича, просевшая крыша. Если там кто и мог быть — так только привидения.
— Марта — дурочка, — как-то очень искренне переживал вурдалак.