по самому слабому.
– А ты нам помог.
Милорд Милфорд склонил голову.
Доедали мы в тишине. Милфорд, Ричард и я были погружены в свои раздумья, а синеглазый милорд Швангау внимательно наблюдал за нами сквозь длинные ресницы.
Потом перешли в гостиную. Ричард уселся в свое кресло и замер. Словно бы его здесь, в этом доме, и не было.
– Скажите, – обратилась я к милорду Швангау. – Вы же не считаете, что это я заколдовала Ричарда?
– Нет, – улыбнулся он. – В вас бурлит магия эмоций. Вы действительно на какое-то время можете стать очень сильной. Вам необходимо учиться, если захотите когда-нибудь воспользоваться этим потенциалом. Он велик, это правда. Но так изысканно сплести заклинание, так долго его удерживать… И предусмотреть практически все, чтобы не дать его снять… Я уверен, что его накидывал на себя сам милорд Верд. Я прав?
Ричард кивнул.
– Мы ведь с вами никогда не были друзьями? – спросил он у мага.
– Скорее, мы обоюдно друг друга недолюбливаем, – ответили ему. Милфорд нахмурился.
– Но вы – верный слуга моего отца.
– Более того, – иронично поклонился ему милорд Швангау. – На мне заклятие подчинения. Если я замыслю что-либо против императора или его семьи, то лишусь жизни.
Я вздрогнула.
– Миледи, не стоит. Я все это заслужил, – склонил голову аристократ.
– Вы кого-то убили?
– Нет, – легко улыбнулся он. – Мятеж моего рода. Я жив только по прихоти императора Тигверда.
– Раймон, не смей так говорить, – поднялся Милфорд.
– Отчего же, Эдвард, если это правда?
– Раймон и Эдвард Шир… – вдруг произнес Ричард. – Братья. Старший – маг. Наверное, самый могущественный в нашей империи. Младший – начальник контрразведки. Отказавшийся от имени взбунтовавшегося отца.
– Именно так, – согласился милорд Швангау. – А теперь, с вашего позволения, я посмотрю, что с вами.
Несколько долгих-долгих минут. Ничего эффектного не происходило, просто маг внимательно смотрел то на Ричарда, то на огонь в камине.
– Странно одно, – проговорил он тихо, однако я вздрогнула.
– Что же? – не отрывая взгляда от огня, спросил милорд Верд.
– Что вы, Тигверд, еще живы.
– Думаю, меня просто трудно убить.
– Кентерберийские змеи – неприятная вещь.
– Рано или поздно ты перестаешь замечать их укусы.
– Обычно маг не доживает до того момента, чтобы не обращать на них внимания, – невесело усмехнулся милорд Швангау.
– Не буду спорить с этим.
Милорд Швангау задумался. Еще раз посмотрел на Ричарда, на огонь в камине… Казалось, он цепляется синим взглядом за что-то неуловимое и ищет ответы в пламени огня. От этого человека веяло силой. Силой, знанием, профессионализмом. Странное ощущение. С одной стороны, он нервировал, становилось неуютно. С другой, я понимала, что надежнее человека просто не найти. Да, император знал, что делал, когда выбирал нового консультанта. Интересно, что стало с Либревером?
– Первое нападение змеи ослабило магию. Не просто ослабило – практически ее лишило. Какое-то время вы были не опаснее младенца. Я имею в виду магически. Поэтому все дальнейшие нападения срабатывали. И каждый раз вы, милорд Верд, выживали. Но смогли восстановиться со временем – и это совершенно уникально. Объяснить это можно только мощнейшей защитой рода. Я имею в виду магию, о которой практически ничего не известно, магию вашего рода по матери.
Швангау прошелся по комнате, уселся в кресло и, казалось, задумался. Потом, потерев лицо руками, продолжил:
– Чкори – народ, обладающий тайными знаниями. Секреты передаются по роду из уст в уста. Навыкам обучают только своих. В основном потому, что отсутствие родства по крови приводит к фатальным последствиям. В истории мы можем найти множество примеров. Чкори готовы делиться знаниями – но это бесполезно. Более того – опасно для мага, не обладающего их способностями. Совсем другое дело – полукровки. Магов-полукровок очень мало – чкори, как правило, заключают браки между собой. Я знаю только одного мага, обладающего подобным потенциалом, – герцогиня Рэймская. Но ее отец – не Тигверд. Вы – уникальное явление, милорд Верд, и подробно объяснить все я не берусь. Но, на мой взгляд, произошло следующее…
Маг встал, взял кубок, сделал несколько глотков. Подошел к камину – огонь вспыхнул, как будто одобряя и подбадривая. Я затаила дыхание, впитывая каждое слово этого почему-то пугающего меня человека. Он же продолжал спокойно и уверенно:
– После того как вы практически восстановились от первого укуса, вас покусали снова. Вы не видите того, что вижу я. Укусы кентерберийских змей остаются на всю жизнь – это затемнения или разрывы на узоре. Узор – потоки магии, окутывающие тело с ног до головы. Он никогда не повторяется, как всем известно.
На этом он замолчал. Милфорд закончил объяснение, за что я была ему очень благодарна:
– В вашем мире, Вероника, это отпечатки пальцев. Насколько я знаю, ваши ведомства устанавливают личность именно так. У нас же существует база магических узоров. Но видеть и сличать их могут только маги, специально вырабатывающие в себе эту способность с детства.
– Так же, как нюхачи? – поинтересовалась я, несмотря на то что внутри стало не по себе…
– Примерно так. – Мне показалось, Милфорд посмотрел на меня укоризненно.
– В первый раз вы действительно получили что-то вроде… защиты, – продолжал маг, рассуждая скорее про себя.
– Иммунитет, – вставила я неожиданно для себя, но на меня, слава стихиям, как тут принято выражаться, никто не обратил внимания…
– Повторные укусы сначала ослабили, но потом неожиданно дали дополнительный ресурс! Из затемнений они превратились во вспышки – вспышки дополнительной энергии. Именно поэтому заклятие, которое вы навесили сами на себя, получилось таким сильным… Но в тот момент, когда вы были ослаблены, с вами поработали.
– Я не помню. Помню только, как оказался на болоте и как стал терять силу. – Ричард смотрел на огонь и казался совершенно равнодушным к выводам сильнейшего мага империи – личного консультанта императора Тигверда.
Швангау подошел к Ричарду, прикрыл глаза. Какое-то время маг молчал, потом произнес:
– Сложное плетение – водяное, но не наше, не стихийное – более… изощренное. Русалка… Заклятие на подчинение и на страсть. У нее ведь не получилось?
– Нет, – отрицательно покачал головой Ричард. – Я не люблю ее.
Глава 30
За завтраком Ричард задумчиво сказал:
– Я помню, как тебе доставили в поместье какую-то картину. Что-то совсем простое. Но милое. Я еще пообещал, что мы с тобой как-нибудь навестим мастерскую художницы.
– Это женщина?
Ричард кивнул:
– Отправляемся к художнице?
И так получилось, что я смеялась, даже выходя из кареты. Ричард, помогая мне выйти из кареты, прижал меня к себе и несколько секунд не отпускал.
– Маленькая месть… – прошептал он мне на ухо.
А еще через мгновение мы оказались в окружении людей в знакомой мне серой мышиной форме. Меня пробила нервная дрожь, как только я их увидела. Уголовная полиция! Ричард уже просто прижал меня к себе.
– Что встали? – раздался грубый голос. – Езжайте куда ехали.
– Представьтесь, милейший, – холодно и надменно протянул мой спутник.
– Старший следователь Уголовной полиции господин Олсоп. С кем имею честь?
– Ричард Фредерик Рэ, принц Тигверд.
Что тут происходит?
– Задержание преступницы, ваше высочество, – поклонился следователь. Без особого подобострастия, надо отметить.
– А мне докладывали, что в этом доме живет художница, которую мы и хотели навестить, – протянул сын императора.
– Так она и есть преступница.
– И в чем ее обвиняют? – В голосе Ричарда было разлито одно издевательское недоверие. – Надеюсь, не в покушении на мою особу?
– Нет, ваша милость, – спокойно продолжил отвечать следователь. – В оскорблении его императорского величества и августейшей семьи.
– Даже так… Тем более интересно. Это ведь относится и ко мне лично.
Следователь поклонился, не споря.
– Миледи, – обратился ко мне Ричард. – Мы проявим любопытство, раз уж мы сюда явились? Или поедем домой?
– Проявим, – ответила я, завидуя его внешней невозмутимости.
– Ника, – прошептал он мне на ухо, не выпуская из объятий. – Да что с тобой? Ты же в безопасности, со мной… Если тебе все это тяжело – давай просто уедем.
– А если эта женщина невиновна?
– Не все женщины, которых задерживают сотрудники Уголовной полиции, невиновны, как ты.
– Пойдем, – решила я. – В любом случае мы не можем просто так уехать, не разобравшись.
И мы вошли в дом.
Это был дом, подобный тем, какие в дореволюционной России назывались «доходными». Чем выше мы поднимались по лестнице, тем проще одетыми становились постояльцы. На верхнем этаже толклись люди в серой форме – в большем, чем необходимо, количестве, на мой взгляд. Все-таки не преступную группировку прибыли задерживать, а женщину.
– …Немедленно заберите свое барахло и покиньте мой дом! – истерично визжала какая-то дама. – У меня – приличное место!
– Прошу вас, – поклонился следователь, пропуская нас вперед.
– Я не потерплю! – не унимался все тот же визгливый голос. Было понятно, что кричала женщина немолодая и… противная. Надо же – голос может так много сказать о его обладательнице. Или это ошибочное впечатление? Ведь бывает же обманчивая внешность…
– Мы хотим поговорить с художницей, – заметил принц Тигверд, прервав мои мысли. – Уберите отсюда всех.
– Но, милорд, это может быть опасно…
– Продемонстрируйте нам, пожалуйста, что мы с миледи в безопасности, – пожал плечами сын императора.
Откуда-то появились еще четыре человека, в черных комбинезонах.
– Ваше высочество! – укоризненно протянул один из них. – Вы же сами понимаете, что это не по протоколу. Мы не имеем права появляться на людях. С другой стороны, мы не имеем права не выполнить прямой приказ члена августейшей фамилии.
Ричард как-то не выражал особого раскаяния.
Тут во мне проснулось любопытство:
– А если я прикажу меня не охранять? – не могла не спросить я.
– Простите, миледи, – в голосе начальника охраны прорезалась явная насмешка, – но приказ его величества имеет приоритетное значение.
– То есть вы выполните прямой приказ, если он не противоречит приказу императора?
– Так точно, – чуть поклонился охранник.
– А если это будет родственник императора, которого никто не знает? Чисто теоретически?
– Не переживайте, миледи. Членами августейшей фамилии являются только те, кого признает император Фредерик лично. То есть вы – как и ваши дети – это члены фамилии. А кто-то теоретический – нет.
– Спасибо. Извините нас за неудобства.
– Это наша работа, миледи, – поклонился охранник.
– Довольно, – прервал нашу беседу принц Тигверд, – вы и так в процессе вашей беседы выдали несколько государственных тайн.
– Ваше высочество, – начальник смены явно рассердился, – вы же чувствуете, что нас никто, кроме вас и миледи не слышал. Зачем вы так?
– Не хотел никого обидеть, – высокомерно отозвался сын императора.
– Прекрати, – шикнула я на него. – А если бы с твоими людьми так разговаривали?
Ричард как-то счастливо улыбнулся, надменность, как маска, слетела с его лица, – и поцеловал мне руку.
– Как же я тебя люблю… – прошептал он, не обращая ни на кого внимания.
– Мы пойдем уже беседовать с художницей? – проворчала я, смутившись.
Когда мы вошли в комнату – большую, но скудно обставленную гостиную, – люди в серых мундирах резко вскочили.
– Ваше высочество, – доложил старший следователь – тот самый, что встретился нам внизу. – Разрешите доложить. Проводится первичный допрос подозреваемой, госпожи Блер.
Мы перевели взгляд на кресло, в котором сидела подозреваемая. На девушке было много одежды в несколько слоев. Коричневое платье из грубой, но прочной ткани, сверху – пальто, которое когда-то, возможно, имело какой-то цвет, но сейчас это определить было уже невозможно. Теплый шерстяной платок накинут на плечи, перчатки без пальцев – потрепанные, но сидевшие по руке.
Даже укутанная в одежду, как капуста, девушка выглядела очень худенькой и хрупкой. Из-под юбок торчали ботинки – было видно, что они ей велики на два размера. Пальцы измазаны краской. Я невольно залюбовалась ее руками. Они были, с одной стороны, тонкими, изящными, женственными, с другой – какими-то детскими. Может, из-за краски? Я вдруг представила, как она работает… Сосредоточенное личико, кисть порхает над холстом.
Ее лицо было очень бледным. Синие тени под глазами оттеняли необычный цвет глаз – темно-зеленый. Никогда таких не видела… Вьющиеся волосы. Брюнетка. Из-за темных волос бледность сильнее бросалась в глаза.
Закутанная в обноски, голодная, холодная и бледная, в огромных ботинках и маленьких перчатках без пальцев, измазанная краской, она сидела с осанкой императрицы и праведным гневом в глазах. Только зрачки расширившихся глаз да тонкие пальцы, судорожно вцепившиеся в подлокотники кресла, выдавали ее состояние.
– Так объясните нам, – потребовал принц Тигверд, усадив меня и усевшись сам, – чем это дитя могло так оскорбить его величество, что подключилась Уголовная полиция, практически в полном составе?
– Это она автор статей в газете «Имперская хроника», в которой содержатся сведения явно клеветнического содержания, порочащие имя императора Фредерика и членов его семьи, – торжественно произнес старший следователь.
– Что? – уставилась я на девчонку. – А можно узнать, откуда вы узнавали подробности?
– Придумывала, конечно, – отрезал следователь.
– Вы же не могли с такой точностью и такой внимательностью к деталям просто придумывать, правда? – обратилась я к художнице.
Она злобно блеснула глазами и еще плотнее сжала губы.
– Вот это-то мы и выясним в процессе дознания, миледи. Не извольте беспокоиться, – раздался голос следователя.
Я представила процесс дознания – и вздрогнула.
– Принц Тигверд, – умоляюще посмотрела я на Ричарда.
– Мы желаем поговорить с задержанной, – распорядился он. – Покиньте помещение.
С сыном императора никто на этот раз не посмел спорить – и фигуры в серых мундирах покинули помещение.
– Вас как зовут? – задал вопрос принц Тигверд.
– А вам-то что? – огрызнулась девчонка.
– Просто нам придется разговаривать, и надо же к вам как-то обращаться, – пояснила я.
– Да зачем вам ко мне как-то обращаться? Оставьте меня в покое. Все равно моя жизнь кончена… Как вы вообще здесь оказались? Миледи Вероника и бастард императора. Позлорадствовать приехали?
– Вы, милейшая, слишком высокого о себе мнения, – издевательски рассмеялся принц Тигверд.
– Мне понравилась ваша картина. Та, где окно и ветер, – доброжелательно сказала я. – Милорд ее купил для меня. А сегодня мы решили приехать, присмотреть что-нибудь еще. А попали…
– Так вы можете забрать все картины, – злобно прошипела девчонка. – Все равно они мне больше не понадобятся. В любом случае хозяйка выбросит все на помойку, как только