— У нас очень мало времени, ребятки. Уже меньше восьми часов.
— Как это? — развел перепачканными руками Сквернослов. — Но ведь только послезавтра ученый совет…
— Сразу после землетрясения было решено, что медлить и взвешивать шансы более нельзя. Возможно, что уже давно все стало необратимо. Но полагаться на всякие «авось», «может быть» и «а что, если» преступно. Это критерии мышления иной эпохи, непозволительные нам, живущим в настоящей действительности. Любой, даже призрачный шанс надо использовать. Мы уходим на рассвете. И за это время вам надо помыться, поспать и собрать вещи. Сейчас придут космонавты. Они занимались подготовкой своего вездехода. Каждый занимается своим делом, несмотря ни на что. Мне горько от того, что произошло сегодня. Я тоже скорблю о жертвах бедствия. Но во имя живых и во имя памяти мертвых мы должны сделать нашу миссию выполнимой и продуктивной. Так что садитесь за стол.
Молодые люди сели. Варяг снял с печки кастрюлю и поставил на стол. Затем налил братьям чай из стоящего на полу чайника и положил перед ними две вилки.
— С тарелками у меня напряженка. Поэтому ешьте прямо из кастрюли.
Это была вареная картошка и тушеное кроличье мясо.
Николай только сейчас, вдыхая аромат горячей пищи, понял, как он хочет есть. Он насадил на вилку большую дымящуюся картофелину, но, попытавшись откусить кусок, обжегся и уронил ее на стол.
— Не спеши, Коля, — улыбнулся Варяг.
— Но ты сам говорил, что времени мало.
— Покушать хватит. Поспать и в дороге сможете, надеюсь.
— Профессор. — Сквернослов подул на свою вилку с маленьким куском мяса и взглянул на Третьякова. — Вы что, тоже едете с нами?
— Нет, ребята, что вы. Боюсь, я такого путешествия не перенесу. Старый я для этого. Старый и больной. А жаль…
В комнату вошли космонавты.
— Ну вот. Теперь все в сборе. — Яхонтов погладил свою бороду. — Садитесь. Поешьте. Вот вилки. Сейчас чай вам налью.
— Здравствуйте, ребята, — кивнул братьям Макаров.
Они сели рядом.
— Беда-то какая случилась, — продолжал космонавт Андрей. — Мы же говорили, что с геологической активностью Земли вакханалия полная творится.
— Как вы думаете? — обратился Николай к космонавтам. — Может быть так, что уже поздно пытаться что-то исправить?
— Коля! — Яхонтов поставил пришедшим людям кружки с чаем и строго посмотрел на Васнецова. — Я же сказал, что времена гадания на кофейной гуще и рассусоливают всяких альтернатив кончились двадцать лет назад. Сейчас надо только действовать. Сейчас у нас только два пути. Первый — это смерть. А второй надо искать. Мы нашли его с приходом наших новых друзей. Другой возможности не будет. Значит, надо действовать. Оставь сомнения. Ты верить в нашу миссию должен. И ты, Слава, тоже.
— Но как же больно будет, если она действительно окажется бесполезной, — пробормотал Сквернослов. — И в тысячу раз будет больнее, если верить в нее безоговорочно.
— Если она будет бесполезной, то уже не будет важно, какую боль мы все испытаем. Тогда уже все будет не важно. Так что оставьте все ваши «если». Мы еще не начали нашу миссию, а вы ее хороните, пораженцы. Сейчас отправлю вас домой, и дело с концом.
Николай ел молча. У него была еще тысяча вопросов, но он не решался их задать. Потому что в каждом из них сквозили сомнение и неуверенность. Он всегда считал себя человеком хладнокровным и серьезным. Но сейчас он понимал, насколько он слабый. Нет, не физически. Гораздо хуже быть слабым духом. И это он отчетливо в себе увидел. Было тяжело разочаровываться в жизни, с годами понимая, что в лучшую сторону ничего после катастрофы измениться не может. Но еще хуже было разочароваться в самом себе, вместо каких-то новых положительных качеств открывая только слабость и безволие.
— Вы по-прежнему настаиваете на походе через Москву? — спросил Яхонтов у Юрия.
Тот как-то нервно дернул плечами, продолжая небольшими глотками пить горячий чай.
— Ну да. Мы вроде с этим вопросом определились окончательно. Вас смущает что-то?
— Крюк немалый получается. Это прямиком на север. Это во-первых. Во-вторых, рейдов в Москву я не совершал. На запад я до Великих Лук ходил. На восток почти до Урала. На юге и севере дела обстоят скверно, если верить тем, кого я встречал за все эти годы во время рейдов. По Москве, Обнинску, Серпухову здорово ударили. Конечно, с востока, в Туле и Новомосковске, тоже страшные дела. Особенно в Новомосковске с его бывшими производствами. Но можно было пойти через… Минутку. — Варяг порылся в какой-то коробке под столом и достал оттуда кожаный офицерский планшет. Затем извлек из него потрепанную, перетянутую скотчем в нескольких местах карту с массой сделанных химическим карандашом пометок. — Вот. Смотрим. Можно пойти сначала на восток, потом на северо-восток…
— А как восток да северо-восток определить, Варяг? — хмыкнул Сквернослов. — Компасы уже много лет глючат.
— А то я не знаю! У искателей свои хитрости. Надо знать ориентиры. И слухом хорошим обладать. И прибором нехитрым. Мы из пластиковых бутылок гудки делаем и вешаем на деревьях в определенных местах. Этого добра, в смысле бутылок, навалом повсюду. Если правильно смастерить и десяток высоко на дереве повесить, далеко слышно.
А, скажем, до Борщевки и далее к Дугне или Алексину каждый искатель дорогу с закрытыми глазами найдет. А в Дугне сейчас язычники обосновались. Для нас они не опасные.
— Что за язычники? — Сквернослов взглянул на искателя.
— Да обыкновенные. Древнерусским богам покланяются. «Круг Сварога» у них община зовется. Мы когда туда сунулись, не знали, что там теперь живет кто-то. И перепугались, когда увидели, что там кругом истуканы деревянные и полотнища со свастиками. Подумали, что там фашисты какие-то, а это язычники. С северо-востока откуда-то пришли. Свастика у них — это знак солнца. Они все ждут, что оно появится. Короче, странные они немного. Но для нас безобидные. Они вообще всех людей любят, кто к ним с миром и кто природу чтит. Но ежели что, подготовка у них боевая не хуже нашей. Сам видел, как они голые, в одних кальсонах, босиком на снегу учебные бои на мечах устраивают. И кстати, они хорошие мечи и арбалеты из автомобильных рессор делают. Даже бумеранги. Мы могли бы у них разжиться таким добром.
— Ну решили ведь до Москвы идти, — недовольно проворчат Юрий. — И тем более у нас автоматы. Зачем архаизмы эти? И как вообще можно ловить железный бумеранг? Ну, ведь договорились же насчет Москвы! И генерал ваш одобрил!
— Ну, до Москвы так до Москвы. Но мне эта идея не нравится. Ладно. — Яхонтов внимательно посмотрел на карту. — Значит, идем на север. Через Кольцово. Там пусто. Нет никого. С востока от нас Ферзиково будет. Туда лучше не соваться. Да и нам не надо туда.
— А что там? — спросил Николай.
— Там люпусы. И не такие, как тут, в лесу. Там новые. Стайные. Дальше Аристово, Сугоново. Давно я там не был. Но вроде там сейчас спокойно. Безжизненно. Нет, с Аристово берем правее и идем на Барятино. До Сугоново мы не дойдем.
— А в Барятино что? — снова задал вопрос Николай.
— Там все вымерли еще после черных дождей, насколько я знаю. И дозиметры до сих пор зашкаливает. Много осадков туда выпало. Но если там не задерживаться, то не страшно. Одним словом, путь нам непростой предстоит. И Москва добавит сложностей.
— После того, какой путь мы уже прошли, — многозначительно покачал головой Андрей Макаров, — это не страшно. Теперь хотя бы мы на своей земле.
— Рамки понятия «своя земля» давно сузились до объема подвала, — вздохнул профессор. — Не надо быть наивными в таких вещах.
— Мы это понимаем. — Юрий взглянул на Третьякова. — Мы это уже давно поняли. Чего мы только не видели по пути.
— Ладно, в сторону лирику, — вмешался в разговор Варяг. — Вы лучше скажите, сколько еще выдержит ваш луноход?
— Бета-гальванический аккумулятор выработал свой ресурс на две трети примерно. Около десяти лет он может давать энергию. Солнечные панели еще работают. Системы ручного управления дублированы. Это очень надежная машина. Ходовая часть, самое уязвимое и подверженное износу место. Амортизаторы, а их там двенадцать штук, могут выйти из строя скоро. В запасе у нас еще пяток имеется. Но можно и на сломанных идти. Только ход станет жестче и траки ломаться чаще станут. Жесткий ход мы переживем, конечно. Но вот траки… У нас их всего сорок штук осталось в ремкомплекте. Ваши техники, правда, обещали собрать траки от ваших БМД. У них как раз размеры… Только узкие они. Но можно два соединить валетом. Катки тоже от БМД по размеру подходят. Тоже уже, конечно. И тяжелее. Но это не страшно. Ходовые качества ухудшатся с ростом веса, и потребление энергии возрастет. Даже с учетом того, что на Земле сила тяжести больше, чем на Луне, тягловая сила у машины высокая. Дотянуть до Берингова пролива шансы есть. А там до Аляски рукой подать. Пролив наверняка льдом скован. Перейдем его, и мы там. От мыса Дежнева до Северной Америки в узком месте всего девяносто километров.
— Есть одна сложность. — Третьяков взглянул на космонавтов.
— Какая?
— Еще тысяча сто с лишним километров, — нехотя произнес профессор. По всему было видно, что он не очень хотел делиться такой удручающей информацией. — Надеюсь, вы не думали, что ХАРП находится сразу на том берегу? Он в укромном месте, неподалеку от городка Гакона к северу от Анкориджа. А это ближе к канадской границе. Вам еще через всю Аляску идти. А там уже не наша земля. И очень много гор. И тысяча сто с лишним километров, это прямая линия на карте от Берингова пролива до объекта. На деле путь окажется еще дольше, длиннее и сложнее. Вы уж простите. Не очень мне хочется вас пугать. Но и скрыть от вас права не имею.
Алексеев провел по седым волосам растопыренной пятерней и вздохнул.
— Мы, конечно, понимали, что объект в глубине штата. Но не думали, что такое расстояние. Н-да. Плохо дело.
— А чего панику поднимать раньше времени? — встрепенулся вдруг Николай. — Это если мы такое расстояние пройдем до Аляски, неужто какие-то одиннадцать сотен километров помехой окажутся? Вы чего?
— Орел, — усмехнулся Варяг. — Ни дать ни взять. Орел.
— Да при чем тут орел? — Васнецов разозлился. — Что я не так сказал? Вот ты, Варяг, сколько в своих походах километров намотал? А вы? — Он обратился к космонавтам. — Чего вы проблему делаете из этой тысячи километров?
— Мы будем за Полярным кругом. Понимаешь, насколько упадут наши и без того небольшие шансы? — покачал головой Андрей Макаров.
— И понимать не хочу! Дойдем!
— Хороший настрой, — хмыкнул профессор. — Но только если это просто бравада, то это хуже всего.
Николай чувствовал, что это именно бравада, но она была ему необходима, чтоб придавить вылезающего из подсознания голодного и всепожирающего червя сомнения. Васнецов боялся. И страх его злил. Он хотел отправиться в это путешествие, но когда понял, что именно он и отправится, то стало страшно. Стали появляться мысли о том, что, быть может, лучше остаться в своем теплом подвале и смиренно проживать свой век там, выполняя рутинную работу до конца своих дней. Он понял, что он не герой. И отец не стал бы им гордиться. А такой крах своего «я» был похож на мучительную смерть.
— Мы дойдем, — сказал он снова. И похоже, говорил это не окружающим, а самому себе.
— Правильно, — кивнул Третьяков. — Дойдете. И не только потому, что выбора у нас нет. Просто… Если надо… Русский человек и своего коня на плечах через Альпы пронесет, и до Берлина дойдет, и в космос полетит, и аварийный реактор голыми руками заглушит, и ХАРП, конечно же, вырубит. — Профессор улыбнулся. — И если не вы, то кто тогда?
— Скажите, Михаил Вениаминович. — Сквернослов произнес это, глядя на опустевшую кружку, которую вертел в руках. — А откуда вы столько об этом ХАРПе знаете?
В голосе молодого человека сквозило что-то странное, похожее на подозрительность. Ему действительно казалось подозрительным то, какой уровень осведомленности был у профессора насчет объекта. Он даже точное местонахождение знал.
— А я работал на таком объекте, — невозмутимо ответил профессор.
Вячеслав удивленно уставился на старика.
— Как это? На ХАРПе?
— Да нет. — Третьяков мотнул головой. — Таких установок в мире было три. Собственно сам ХАРП, потом одна в Скандинавии, в Норвегии, около Тромса. Это объект ЕИСКАТ. Но он не был доведен до нужных мощностей. Ну и конечно, был такой объект и у нас. Первый наш объект был в Капачах, под Чернобылем, но после Чернобыльской катастрофы его ликвидировали. Потом соорудили в Нижегородской области, в глухом лесу. Объект «Сура», по названию реки, которая неподалеку протекает. Вот на «Суре» я несколько месяцев и проработал. Даже подписку о неразглашении давал. Только что толку сейчас…
— И что вы делали там?
— Да расчеты в основном. Измерения. Наблюдения. Все, что с физикой связано. Да объект-то этот в полузаброшенном состоянии был. После развала Союза у нас и наука, и подобные исследовательские центры тоже развалились. Там мародеры, искатели цветных металлов, сильно потрудились. Это потом, в начале века, когда мы узнали, что ХАРП у американцев вовсю функционирует, решили вести параллельные исследования. Кое-как у властей крохи выбивали. Пытались объяснить этим мудрым государственным мужам, что нам надо вести работы, чтобы понимать возможности ХАРПа и чего от него можно ждать. Работали, как могли. А могли немногое. То кабель где-нибудь украдут. То электрогенератор скрутят. То еще что. Бардак, одним словом. Но поняли, конечно, кое-что.
— Например? — спросил Варяг. — Неужели действительно куча железок может так влиять на планету?
— Ну, в теории. В расчетах. Да. Влиять на магнитное поле и ионосферу. Причем как локально, так и глобально. Мы, например, вызывали полярные сияния над объектом. Aurora borealis, как говорят на латыни. А в расчетах перспективы были ошеломительные. Этим ведь еще Никола Тесла занимался в свое время. Вы, молодые, и не знаете, кто это. А ведь был такой великий человек. Американец сербского происхождения. Он понимал, что у Земли колоссальный потенциал, который можно использовать. Брать, например, немыслимые количества электроэнергии просто, грубо говоря, из воздуха. Но он понял, к чему могут привести эти игры с такими силами. Он свернул свои работы. Но жил-то он в Америке. Видимо, что-то из его записей осталось. Одним словом, у американцев было больше знаний и денег для реализации этого проекта. Вот они его и реализовали. А мы со своими ржавыми арматуринами в лесу только понять пытались, чем это чревато.
— А суть в чем? — Варяг развел руками. — Для чего эта установка вообще могла пригодиться?
— Если перед человеком возникает новое, революционное открытие, то он непременно думает о его военном использовании. — Профессор невесело улыбнулся. — Как вы думаете, для чего какой-нибудь питекантроп поднял с земли камень? Чтобы дом себе построить? Полюбоваться на камешек этот? Нет, конечно. Чтобы долбануть им по башке другой такой обезьяне. А с ХАРПом… Представьте, что вы можете наслать на территорию противника ураган, цунами, землетрясение. Сбить с толку его запущенные ракеты. Уничтожить летящие самолеты. Атомная бомба — это варварский архаизм. Тут перспективы могущества самого Господа Бога! И дешевле. И никто не догадается. Не будет ответного удара. Ведь ответить не на что. Землетрясения и ураганы — обычное явление. Даже если оно случилось там, где и не бывает, как правило. Мало ли что там, в недрах земных, творится. А не была ли Чернобыльская авария следствием неудачного эксперимента на нашей установке в Капачах? Кто теперь разберет? Был когда-то западный рубеж России. Калининградская область. Это бывшая Восточная Пруссия. Так вот, в две тысячи четвертом году там случилось землетрясение. И это в центре Европы! В глубине континентальной плиты. И это было не эхо землетрясения в районе трения континентов. Эпицентр находился там же! Откуда? Как? А может, это рукотворное? Это было в сентябре две тысячи четвертого. В конце того же года в Юго-Восточной Азии случился страшный цунами, унесший жизни сотен тысяч человек. Он обрушился на берега множества стран. Что это было? Ни у кого не могло возникнуть и мысли, что это дело рук человека. Ведь все возможности подобных установок были только фантастической теорией. И мы так думали. По нашим расчетам, для реализации проекта нужно невероятное количество энергии. Такую все атомные станции Земли не могли дать. Но в том-то и соль, что источником энергии ХАРПа и является сам ХАРП! И это я понял только теперь. Ему не нужна электростанция. Ему нужен только стартер. Как в автомобиле. Только запустить стенд, и все. Дальше он будет черпать энергию из атмосферы планеты, как и задумывал Тесла! И объемы этой энергии будут только расти. Теперь весь земной шар — это гигантская динамо-машина, питающая монстра!
— Охренеть, — вздохнул Сквернослов. — Ну неужели люди не понимали, что творят?
— Думаю, нет. — Профессор пожал плечами. — Часто бывает так, что человек поздно спохватывается. Недаром пословица гласит, что пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Оппенгеймер сотворил атомную бомбу, а потом была Хиросима, Нагасаки. Он и сказал, дескать, мы сделали работу за дьявола. Но даже если и понимают люди, что творят, то что толку? Отцы атомной бомбы всерьез полагали, что ее взрыв приведет к цепной реакции и уничтожит Землю, но тем не менее из-за собственного тщеславия рискнули провести свой чертов «Тринити-тест». А разве они не понимали, чем они рискуют? Да таков человек. Все понимали, что сбрасывают отходы в моря, коптят трубами небо, вырубают леса, выкачивают недра. Только все думали, что на их век хватит. Ведь пока гром не грянет… А вот не хватило ничего… Все кончилось…