— Ну и как тебе понравился бывший напарник? — по лесенке в комнатку поднимался Саргенс.
Прошел к дивану, устроился с явным намерением сидеть тут долго и налил в принесенную кружку отвара.
— Я уже говорила… Тадор не привык отступать. И очень боюсь, что сейчас он действует не в одиночку, а в сговоре с батюшкой.
— Несомненно, — отпив отвара, задумчиво подтвердил чародей. — И если твоего отца ведет любовь и тревога за тебя, то Тадора — совсем другое чувство.
— Знаешь… — неожиданно для себя призналась Весеника, — вы вчера сказали, что моя наставница великая женщина… Я только теперь начинаю понимать насколько.
— Это интересно, — прищурился чародей, — и какой же совет она тебе дала?
— Не показывать неодаренным всех своих умений… вроде того, каким я вчера остановила негодяя Петиза. Скажи, как вы намерены с ним поступить?
— Скажу. И покажу. Но только после того, как ты войдешь в круг. А сейчас смотри!
Но Веся и сама уже смотрела на уверенно идущего к столу старика и невольно начинала улыбаться. Насколько она успела его узнать, настроение у Ольсена было самое боевое.
— Значит, ты с ним знакома, — подтвердил собственные подозрения Саргенс, — и этот плут обвел меня вокруг пальца!
— Не оскорбляй нашего дедушку!
— А ты его считаешь своим? — усмехнулся чародей. — Даже не зная, простит ли тебя Берест!
— Саргенс… я понимаю, что ты меня снова проверяешь, но дай послушать!
— А там еще нечего слушать, — утаскивая кусок пирога, фыркнул чародей, и он был прав.
Ольсен уверенно устроился на стуле, стоявшем по другую сторону стола главы Цитадели, и молчал, хмуро рассматривая сидящего перед ним магистра. И хотя Весенике была видна только макушка чародея да спокойно лежавшие на столе руки, она вполне могла представить себе облик Феодориса.
— Всё-таки они родственники, — выдохнула княжна, едва проделав мысленно это действо, и тоже взяла пирог.
— А это тайна.
— Не для целителя. Почему вы ему ногу не вырастили?
— Не хочет больше чем на день оставлять мельницу, а там у нас сил не хватает. Да и говорит, что привык.
— Врет, — твёрдо заявила Весеника, — просто чего-то боится. Или кому-то доказывает… он упрямый.
— Ну, — произнес в этот момент Феодорис, — так и будешь молчать?
— А разве нужно что-то еще говорить? — едко осведомился Ольсен, поднимая густую бровь.
— Желательно.
— А сам ты не догадываешься, ради чего я бросил мельницу?
— Решился, наконец, на новую ногу?
— Шутишь? Значит, настроение у тебя хорошее! А вот на юге дома горят, люди гибнут! А кучка сильных воинов и целителей сидит в твоей Цитадели, вместо того, чтоб их защищать и лечить!
Веся тихонько фыркнула, это обвинение явно было проверкой, попыткой выяснить намерения чародея. И судя по тому, как откинулся на спинку своего сиденья Феодорис, он тоже знал привычку старика сначала проверить крепость решения собеседника.
— Я готов выслушать твое мнение о том, как следует решить это дело.
По строгому, «судейскому» тону, с каким были произнесены верховным чародеем эти слова, княжна сразу сообразила — долго спорить и перепираться с мельником Феодорис не собирается. И начинала осознавать почему. Однако не желала пока загадывать наперед, в этой Цитадели все ее прежние представления один раз уже круто перевернулись, и она пока вовсе не уверена, что это был окончательный поворот.
— Мое мнение? А оно простое, Феодорис! Решая судьбы других, не забывай, что и сам человек и тоже можешь однажды ошибиться!
— Потому-то ты и щеголяешь до сих пор обрубком ноги? — с неожиданно мягкой укоризной спросил чародей, и суровое лицо старика вдруг дрогнуло, стало на миг обиженным и мальчишечьим.
— Много ты понимаешь…
Некоторое время они сидели молча, и лицо мельника становилось все более мрачным, потом он едко осведомился:
— Мне при разговоре с ним остаться не разрешишь?
— Прости.
— Понятно. Куда идти?
— Хочешь в сад, хочешь на кухню. Можешь книги в библиотеке посмотреть.
— Давай лучше книги.
— Хлоп, проводи Ольсена в библиотеку и запри дверь.
— Я ведь могу оскорбиться! — пригрозил мельник, ковыляя вслед за Хлопом, ловко передвигавшимся на двух щупальцах, как на ножках.
— Сколько угодно. Зато не будешь обзывать меня наивным лопухом. Взяли привычку… — с наигранной обидой проворчал Феодорис и тронул пальцем нежно звякнувший колокольчик.
Вот как, мельком отметила Веся, мельнику чародей не предложил посидеть в засаде… стало быть, не желает выдать наблюдающего за ними из засады друга. Или это он её не хотел показывать прадеду раньше времени?
Позже она обязательно спросит, решила княжна и, тотчас забыв о прадедушке, подалась вперёд, не желая пропустить миг появления бывшего жениха.
— Весеника… — негромко позвал куницу Саргенс, и она с досадой дёрнула плечом:
— Ну что?
— Я ухожу. А ты постарайся… не волноваться заранее. Понимаешь, ведь… сейчас ошибиться нельзя.
— Догадываюсь, — не оглянувшись, буркнула Веся.
А чего тут можно не сообразить? Она еще ночью догадалась, что Береста в Цитадели ждет проверка. У чародеев так принято… всех проверять. Ее вон тоже испытывали, и похлеще, чем Тадора. Хотя неизвестно пока, какую ловушку приготовил барсу Феодорис. И даже Ольсена проверили, несмотря на то, что он магистру дядя… если не отец. Глава одиннадцатая
Быстро приближающийся звук решительных шагов как ураганом вымел из памяти куницы все прочие мысли и желания, с этого мгновения она не могла глаз отвести от появившейся в широком проходе высокой и ладной мужской фигуры.
— Доброе утро. — Берест остановился перед столом и испытующим взглядом потемневших глаз в упор уставился на чародея, словно не замечая его руки, приглашающе указавшей на стул. — Я пришел, чтобы разделить участь моей невесты.
— А кто твоя невеста? — Веся не видела лица Феодориса, но отлично представляла себе его наигранно простодушное удивление.
— Княжна Весеника… Колючка.
— Но у нее нет обручального браслета, — холодно заявил чародей и почти приказал, — садись.
— Браслет с Веси кто-то снял… пока она была без сознания, — снова «не услышав» приглашения сесть, пояснил Берест.
Он говорил совершенно спокойно, почти дружелюбно, но куница видела по закаменевшим скулам, с каким трудом достается Дикому это спокойствие.
— Кто? — явно ожидал обвинений чародей, но ястреб только равнодушно усмехнулся.
— Не знаю. Но это не важно. Я готов его снова ей предложить. Если мне позволят ее увидеть.
— А ты знаешь, что Весеника подлежит наказанию по закону, принятому советом старших кланов более ста лет назад?
— Я знаю наизусть этот закон, — уверенно отчеканил Дикий, — и утверждаю: княжна никогда загодя не строила грязных замыслов кому-либо навредить. И использовала свой дар не себе на пользу, а спасая невинных жертв банды убийц и насильников.
— Возможно, — уклончиво согласился Феодорис и снова предложил княжичу, — но ты всё-таки сядь. У меня к тебе не один вопрос.
Веся не знала, уловил ли Берест в этих словах намек на возможность соглашения, или просто решил не злить хозяина понапрасну, но он сел. Не глядя и не поправляя стула, ровно так, чтобы не спорить с магистром, но и не выглядеть гостем.
Выходит, в душе все же не верит в желание чародеев пойти на уступки и тоже приготовил какие-то планы на всякий случай, догадалась княжна, наблюдая за ястребом, и нежно ему улыбнулась. Она постарается сделать все, чтоб ему не пришлось ими воспользоваться.
— Задавай.
— Ты уже понял, что это Весеника тебя прокляла?
— Да. Но я уверен, у нее это получилось нечаянно. Девочке было всего четырнадцать… Это мне, балбесу, вино глаза застило. Наверняка я ее жутко перепугал. И хотя проклятье было… нешуточным, она сама же его и сняла, когда догадалась, что я и есть грубиян, когда-то напавший посреди улицы с объятьями.
— Но ты не можешь утверждать… что подобное не повторится. И не можешь не понимать, как опасно предлагать браслет девушке, которая может в любую минуту снова сделать тебя уродом?
— Какой-то другой девушке, возможно, и опасно, — высокомерно поджал губы Берест, — но не Весенике. Весю я знаю достаточно. Рядом был, когда ее оскорблял напарник и когда глупо подшутили мои братья. Да ее даже Ольсен не смог ни на миг вывести из себя. В ней вообще нет зла… наоборот, готовность помогать каждому, кто в этом нуждается. И это тоже должно считаться оправданием при определении ее вины.
— Ну раз ты так хорошо знаешь закон, — помолчав, сурово произнес верховный магистр, — то не можешь не понимать… помиловать ее принародно, даже учитывая все твои доводы, мы не сможем никогда. И дело даже не в том, что всем людям с темным даром, замышляющим недобрые дела, слишком удобно будет пользоваться этим помилованием как поводом для действий… нет. Этих мы бы прижали. Но представь, насколько невыносимой станет жизнь самой Веси, если она выйдет отсюда с указом в кармане? Даже если не вспоминать о степняках и их шпионах… да что я тебе рассказываю, ты и сам все понимаешь. Вот потому-то я и не жду от тебя немедленного ответа. Наоборот, требую хорошенько все обдумать и взвесить. А для начала поесть и отдохнуть, я знаю, во сколько вы сегодня встали. И не говори ни слова! — Магистр поднял руку, и губы Береста, силившегося что-то сказать, беззвучно зашевелились. — Я не люблю выслушивать скоропалительных решений. Иди. Хлоп, отведи его в гостевую башню, подай еду и налей горячей воды для купания. Потом запри, до завтрашнего утра он должен отдыхать.
— Феодорис! — сердито стукнула по столу Веся, и тотчас закусила губу, даже если этот жулик ее каким-то чудом слышит, все равно никогда этого не покажет.
И, стало быть, думать до завтрашнего утра предстоит не только Дикому Ястребу, а и ей самой. И первым делом Веся намерена задать магистру главный вопрос: что такое этот самый круг, на который ей так упорно намекают все утро?
Снизу хлопнула дверца и, оглянувшись посмотреть, кого сюда снова несёт, Веся обнаружила слегка седеющую голову Феодориса, а затем и всю его крупную фигуру в длинной просторной куртке и штанах из мягкого сукна.
— Ну, зачем звала?
— Спросить. — Куница сразу сообразила, что магистр ее услышал.
— Спрашивай.
— Зачем ты с ним так строго? Бересту и так тяжело!
— А почему меня никто не жалеет? — наливая себе отвар в кружку, оставленную Саргенсом, сердито проворчал магистр. — Ты думаешь, мне легко? Сначала получить донос, и два дня, не слезая с тэрха, мчаться к Туре, а на подъезде обнаружить след от мощного выброса силы. Потом отобрать тебя у селян и, истратив половину собственной силы, чтоб их задержать, снова два дня ехать назад. Потом пять дней переживать за упрямую куницу, не желающую есть, и попутно отвечать на письма и высылать десятки указаний своим людям… Ты думаешь, Тадор был единственным, кто донес на тебя? Ничуть, испуганные селяне, покинувшие Туру, разъезжались все дальше в разные стороны по Этросии и везли рассказы о своём чудесном спасении, и все, кто их слышал, несли необычную новость все дальше.
И все, кто знает, что за сведения такого рода полагается награда, тотчас отправили мне сообщение. Мои ближайшие помощники сейчас посылают десятки ответов в день, а ведь у нас и своих забот хватает! И не мелких каких-нибудь. Хлоп! Принеси свежего отвара и еще еды, там Повар еще ничего вкусненького не сготовил?
Хлоп примчался через насколько минут, поставил на столик блюдо с горячими закусками и кувшин с отваром и исчез, просочившись прямо сквозь стену. Веся молча долила себе горячего отвара, задумчиво откусила кусочек жареной колбаски и оглянулась на магистра.
— Ну и чего же ты смолк? Рассказывай про свой круг и какими такими важными делами вы там занимаетесь.
— Про дела пока могу сказать одно… то, чем заняты мы, не под силу простым одаренным или опытным воинам без дара. Но подробно смогу все объяснить, только если ты пожелаешь вступить в круг. Мы решили… дать тебе полную свободу выбора. Просто жить в Цитадели в половине для наказанных, там есть для таких, как ты, удобные комнаты, или вступить в круг.
— А третий путь есть?
— Как не быть. Есть и третий. Всем, кого нельзя объявить невиновными и не за что наказывать, мы помогаем уехать в какой-нибудь небольшой городок в восточных землях. Помогаем выучить язык и законы, найти себе дело.
— Ясно… — снова перевернулся мир в голове Весеники, и остался самый главный вопрос, на который она желала знать ответ, прежде чем приступать к выбору. — Тогда я желаю знать только одно… по которому из этих путей я смогу идти вместе с Берестом?
— По любому, — тяжело вздохнул чародей и засунул в рот большущий кусок мяса, сделав вид, будто полностью занят едой.
— А выбирать мы можем только по отдельности? Посоветоваться нельзя?
— Мы и так сделали тебе уступку, — дожевав, сообщил магистр, — уж очень редкий случай. Но пойми, если сейчас вы договоритесь, а лет через десять ты вдруг осознаешь, что ястреб согласился на этот путь лишь в угоду тебе и теперь горячо об этом жалеет, уже ничего нельзя будет исправить.
— Феодорис! — с укоризной уставилась на него Веся. — Я же целительница! И каждый день выслушиваю истории своих подопечных! Нет людей, какие не хотели бы хоть что-то поменять в прошлом! Меня сейчас именно Берест волнует, если я выберу ваш круг, каково ему будет жить в Цитадели среди чародеев, ведь у него никакого дара нет?!
— Хлоп! Приведи Саргенса и посади за стол, — выдал вдруг странный приказ ее собеседник и принялся за другой кусок мяса.
Через несколько минут откуда-то появился Саргенс и спокойно разместился за столом.
— Гляди!
— И так уже таращусь во все глаза, — начала сердиться на его загадки княжна, — по-человечески сказать не можешь?!
— А ты привыкла, чтобы тебе все растолковывали? Может, еще и пирожок пожевать?
— Нет, он точно тебе отец, а не дядя, — сердито проворчала себе под нос княжна, пристально изучая Саргенса.
Вроде все то же, что и полчаса назад, когда он сидел тут рядом. И темная рубаха та же, и цепочка с непонятным значком тоже.
— Ну не вижу я ничего особого! Какой был, такой и есть!
— Как ты думаешь, он обрадовался, когда его от дела оторвали и сюда притащили?
— Не думаю.
— Ну, а определить это точно можешь?
— Как?
— А как вчера определяла?
— Феодорис! Вчера была ночь! Ночью я ваши ауры как свет фонарей вижу! А сейчас день!
— Что, и мою не видишь?
Веся бросила кусок пирога, присмотрелась, прищурилась и обнаружила золотистый ореол.
— Когда прищурюсь — вижу.
— Прищурься и посмотри на него. — В голосе магистра рыком рассерженного зверя прорвалось нетерпение.
— А ты на меня не рычи… — Веся пристально рассматривала Саргенса, но сколько ни щурилась, ничего не получилось. Ауры не было. — Неужели через это стекло ее не видно? — догадалась наконец Весеника. — И ты не мог сам сказать мне про такой пустяк?
— Это не пустяк.
— Да?!
— Я уже могу идти, или вы еще не все опыты произвели? — ядовито осведомился Саргенс.
— Пригласи Ольсена и побеседуй, — предложил магистр, и Весеника окончательно убедилась, это лишь гостям Цитадели ничего не слышно через это странное стекло.
— Я недавно у него гостил, набеседовался вдосталь, — наотрез отказался чародей и встал. — Если задумаете еще опыты проводить, приглашайте. Рад буду поработать наглядным пособием.
— Как вежливо он ругается, — отметила Весеника, — у нас в доме такие слова только родители да наставники знают. Итак, мы говорили про Береста, потом ты стал мне доказывать, что отсюда не видно ауру… неужели у него есть дар?
— Он у него с детства был, — мрачно подтвердил Феодорис, — но твое наказание закрыло. Оно ведь потому так прочно и держалось, что подпитывалось собственной силой Береста.
— Вот как, — прищурилась Весеника, ясно понимая, насколько сильно это обстоятельство меняет дело.