— Айка! — пришелец остановился в нескольких шагах от нас.
— Дядюшка Лирий, что с вами? — спросила девочка, переводя непонимающий взгляд с моего лица на его.
— Это колдун, Айка. Беги! — закричал Лирий и выхватил из-за пояса нож. — Предупреждаю, если попробуешь меня заколдовать…
— Да вы что?! — замотала головой девочка. — Никакой Лайс не колдун. Он спас меня в городе и угостил пирожками. Он хороший!
— Он тебя заколдовал. Беги! — Лирий шагнул вперёд.
Я неловко вытащила из ножен меч и выставила перед собой. Руки предательски дрожали. Я прекрасно понимала, что сейчас лучше бежать, чем защищаться. Если он вздумает метнуть в меня нож, я не сумею его отбить!
— Не подходите! Я не собирался причинять никому вред! — сбиваясь на вопль, я пятилась к реке. Размахивала бесполезным клинком, надеясь, что разум всё-таки победит.
— Да что же вы? Дядя Лирий, остановитесь! — Айка ухватила его за локоть, но он смахнул её, как былинку.
— Вы обираете нас до нитки, калечите за то, что мы пытаемся урвать хоть крохи из награбленного и вешаете, если пытаемся возмущаться. Убийцы, душегубы, чума для всего Мидгарда! Каждый ребёнок, погибший от голода и холода, на вашей совести!
Меня колотило от его злобы. Так страшно ещё никогда не было. Будто сама смерть стояла между нами и ждала, кто не выдержит первым.
— Неправда, — пролепетала я осипшим голосом и почувствовала, как по щекам побежали слёзы. — Мы защищаем людей от демонов и получаем за это десятину…
В тёмных глазах полыхнуло яростное безумие:
— Ложь! Все демоны — ваша морочь! Сдохни, тварь!
— Нет! — отчаянно вскрикнула Айка.
Багрянцем сверкнула сталь и скрылась за метнувшейся тенью. Я не разглядела, что произошло и как. Клинок безвольно звякнул о землю. Тщедушное тельце падало прямо мне в руки. Я едва успела подхватить его за плечи.
— Нельзя убивать… — отрывисто бормотала Айка. — Божественных посланников. — Из спины торчала рукоять ножа. Кровь бесстыдно пачкала только что выстиранный балахон. — Иначе кто приведёт… — слова тонули в натужных хрипах, — к нам Господина?
Глаза закатились, голова неестественно запрокинулась.
— Айка!!! — грянул отчаянный вопль.
Чей?
Мёртвая плоть упала на землю, как прежде мой меч.
Точно как они безвольно, бездумно, я соскользнула с обрыва.
========== 16. ==========
Не знаю, сколько меня тащило течение вниз по реке. Я боролась, пыталась выбраться, но берега были слишком крутые и топкие — я всё время соскальзывала и неслась дальше. Хорошо, что на дне не оказалось камней, иначе я бы точно расшиблась, ещё когда падала. От холодной воды и напряжения ноги сводили судороги. Наверное, я бы утонула, если бы не вцепилась в отполированные водой корни нависшей над рекой ивы. Поднатужившись, я подтянулась и выбралась по стволу наверх, ободрав ноги об коряги и обжёгшись крапивой.
Меня тут же вывернуло, сердце колотилось в груди, словно хотело выскочить наружу. Но даже отдышаться не вышло — страх погнал прочь в лесную чащу через колючий подлесок и бурелом. Всё сливалось в сплошное тёмное полотно. Деревья стали выше, появились просветы, но я не обращала внимания. Хруст сучьев под ногами преследователя нахлёстывал в спину. Хриплое дыхание жгло затылок. Я улепётывала без оглядки. Но сколько бы я ни бежала, преследователь, косматый и злой, всё равно заступал дорогу и угрожал окровавленным ножом. Кричал: «Сдохни! Сдохни, тварь! Сдохни за Айку!»
Торчащий из земли корень схватил меня за ногу. Я упала и ударилась головой об толстый сосновый ствол. Тело пронзило болью. Дышалось с трудом. К горлу снова подступила дурнота. Слёзы смешались с тёплыми струйками крови.
Лирия нигде не было. Мне всё почудилось. Или нет? Это за мной гналась моя совесть. Что же я наделала! Вейас предупреждал, что никому моя жалость не поможет. Айка стояла перед глазами живая, робко прятала покалеченную руку за спину, улыбалась тёплыми уголёчками глаз и протягивала букетик васильков. Но стоило мне прикоснуться, как она падала замертво. Пластами слезала кожа и плоть, оголяя кости. Из глазниц вылезали жирные личинки. У всех было перекошенное от ярости лицо Лирия. Личинки ползли ко мне и кричали:
— Это ты убила Айку! Тебе подобные уморили её брата голодом и отрубили ей руку. Убийца! Сдохни!
Безумные видения осаждали сознание. Я пыталась сосредоточиться на чем-то добром и светлом, но ничего не получалось. Мысли всё время возвращались к Айке. Я ненавидела себя за то, что подошла к ней и заговорила. Если бы не я, она была бы жива!
Жёсткий сосновый ствол врезался в спину. Только он удерживал меня на тонкой грани реальности. Тёмная бездна небытия надвигалась всё ближе, пока не перенесла меня в туманную пустошь. Я бродила по ней, звала кого-то, но слышала лишь эхо в ответ.
Лицо утёрли мокрой шершавой тряпкой. Пахнуло несвежим. Я дёрнула головой, отгоняя дурманный сон, и открыла глаза. На меня уставилась косматая бурая морда. Громадная пасть распахнулась, обнажив клыки, и протяжно рыкнула. Я затаила дыхание, не смея шелохнуться.
Медведь, а это был именно он, принялся слизывать запёкшуюся кровь с моего лица. Сейчас откусит. Буду без лица, как Айка без руки. А потом Вейас загонит мне в спину нож из жалости. Нет! Сейчас не время сходить с ума.
Я зажмурилась. Медведь снова рыкнул и прошёлся языком по моему уху. Едва удалось сдержать дрожь. Это наказание за то, что убила Айку. Я открыла глаза и уставилась в медвежью морду. Зверь замер. Взгляд-то какой проницательный, почти человечий.
— О, великий хозяин тайги, отец Дуэнтэ, — заговорила я, перебирая в памяти нянюшкины сказания. Слова молитвы приходили сами: — Именем твоей милосердной жены Калтащ, золотой бабы, заклинаю, прости, что пролила невинную кровь в твоём лесу. Я искуплю её кровью паскудных демонов и благими деяниями во славу всей земли мидгардской.
Медведь вытянулся во весь рост и закрыл собой небо. Спина прогнулась. Рёв ударил по ушам. Медведь замолотил лапами по воздуху перед собой. Сейчас задерёт. Просить бесполезно — чужая стихия не знает пощады.
— Брат мой, Ветер, спаси, умоляю, — зашептала я трясущимися губами. Глаза застлала пелена мутных слёз. С кончика носа падали солёные капли. — Я не хочу умирать!
Налетел ветер, поднял в воздух прошлогоднюю листву и швырнул в морду разбушевавшегося зверя. Медведь удивлённо вскинул голову и уставился в небеса. Неподалёку раздался едва различимый лай. Зверь неуклюже развернул свою огромную тушу и скрылся в густых зарослях малинника.
Я измученно выдохнула и закрыла глаза. Пустая, словно выеденная скорлупа. Выжженная и мёртва, как земля после пожара. Ни мысли в голове, лишь тупая апатия и ломящая боль в окаменелых от напряжения мышцах. Надвигалась тьма. Но лес не отпускал, будоражил шорохами и запахами. Собаки лаяли совсем рядом. Спугнули какую-то птицу. Затрещали ветки, будто кто-то ломился через гущу, над самым ухом раздался возглас:
— Она здесь, Вей, быстрее!
— Лайсве! — меня обняли и встряхнули жёсткие руки. — Ты в порядке? Что случилось?
Я с трудом разлепила глаза, щурясь в лучах яркого солнца. Кто этот высокий стройный юноша? Мы знакомы?
— Да ты вся мокрая, — он принялся стягивать с меня одежду. Я соображала, как сонная муха, а двигалась и того медленней. Вместо протеста получилось нечленораздельное мычание. Резкий рывок отозвался такой болью, что я чуть не упала в обморок.
— Эй, оставь её, — я с облегчением узнала возмущённый голос Вейаса.
— Я хотел помочь! Она сильно ободралась, а на затылке шишка с кулак. Надо её согреть и отвезти к целителю, иначе будет худо, — суматошно оправдывался незнакомец. Я ему не верила.
— Я её брат, а ты чужой. Занимайся лучше своими гончими — я сам всё сделаю, — веско оборвал его Вейас и оттолкнул в сторону.
Снова залаяли собаки, сучья затрещали под тяжёлыми шагами. Почему так громко?
— Тише, родная, — успокаивающе зашептал Вейас. — Я с тобой — теперь всё хорошо.
Он развязал тесёмки на рубашке, аккуратно вынул мои руки из разодранных в клочья рукавов и стянул с меня превратившиеся в лохмотья штаны. Получалось только тихо стонать, когда брат случайно задевал ссадины и разливавшиеся по всему телу синяки. Вознаграждением за пытки стал плотно обёрнутый вокруг меня плащ, который ещё хранил тепло моего брата. Лихорадочные мысли постепенно приходили в порядок.
— Заставила же ты нас поволноваться! Ещё повезло, что у Петраса свора гончих оказалась, иначе ни в жизни тебя в этих лесах не нашли, — успокаивал Вей, поднимая меня на руки.
Значит, это был наш кузен. Я помнила его сопливым мальчишкой, всего на год старше нас с братом, а сейчас он стал такой взрослый и важный.
— Не хочешь рассказать, что произошло? — позвал Вей.
Я качнула головой и спрятала лицо у него на плече, хотела укутаться в родной запах, как в плащ.
— Ну и ладно. Ты жива — это главное. Целитель тебя быстро на ноги поставит, вот увидишь.
— Прости, — слова давались с трудом, будто в горле встал сухой ком и царапал изнутри. — Я думала, что буду помогать тебе в пути, но только мешаю. Лучше оставь меня и найди более смышлёного компаньона.
— Перестань! — забранился брат и потащил меня к дороге, где нетерпеливо ржали лошади и задорно лаяли гончие. — Без тебя я бы никогда не отважился на это путешествие. У тебя хорошо получается вдохновлять на подвиги.
— Что, лучше даже чем у селяночек на сеновалах? — не удержалась я от ехидного замечания.
Рядом с братом страх отпускал, словно Вей был моей бронёй. Теперь надо забыть и не думать, не вспоминать произошедшего. Никогда больше!
— Селяночек в Мидгарде, что грязи, а вот сестра у меня одна. Никто из них с тобой не сравнится.
Сделалось совсем спокойно. Вей поудобней перехватил меня за талию. В просветах между деревьями уже виднелись роющие копытами землю лошади и копошащиеся вокруг них поджарые псы.
— К тому же, возможно, и не придётся в Хельхейм ехать, — Вейас усадил меня на лошадь впереди себя и направился вслед за возвышающейся фигурой Петраса.
***
Я уснула в самом начале дороги и очнулась, лишь когда брат снимал меня с лошади и нёс к спрятанной посреди соснового бора усадьбе.
— Охотничий домик, — пояснил идущий впереди Петрас и распахнул перед нами дубовую дверь. — Здесь удобнее, чем в моём замке в Будескайске. И не надо беспокоиться, что кто-то из слуг донесёт ищейкам или вашему отцу.
Вейас устроил меня на приземистой лежанке с соломенным тюфяком вместо матраса, спеленал шерстяными одеялами и подложил под голову побольше подушек. В камине напротив уютно потрескивали смолистые дрова. Вей взялся за кочергу и принялся шевелить дрова, чтобы разжечь пламя сильнее. Видно, хотел, чтобы я быстрее согрелась.
Петрас тем временем скрылся в глубине дома. Должно быть, разыскивал следившего за хозяйством слугу. Раздались возбуждённые голоса.
— Я уже не мальчик, а вы не мой учитель, чтобы меня отчитывать! Я теперь хозяин и милорд, поэтому всё будет по-моему!
Ответа я не расслышала — только успокаивающий, миролюбивый тон, похожий на тот, каким нянюшка усмиряла наши с братом детские истерики. Наверху затопотали и бегом спустились по лестнице. Вейас вопросительно обернулся.
— Я договорился — за Лайсве присмотрят. Давай перекусим и будем выдвигаться. Нас уже ждут, — деловито обронил Петрас и снова ушёл.
— Вы всё-таки уезжаете, — разочарованию не было предела. Хотя чего я хотела? Конечно, Петрас поможет Вейасу гораздо больше, чем я. А слова и уверения — пустое, чтобы не расстраивать и без того побитую сестрицу.
— Вернёмся к ночи. Я обещал Петрасу кое в чём подсобить, — Вейас погладил меня по волосам, напоминая отца.
Во время нашего последнего разговора я вот также лежала у камина, а папа распускал мою пышную причёску и смотрел с печальной усталостью в мгновенно постаревших глазах. Как он там один? Совсем, похоже, истосковался, раз решил пустить по нашему следу ищеек. Может, стоит вернуться и забыть обо всём, что я видела в большом мире. О боли, вине и страхе, что грызли меня изнутри, даже когда я старалась отгородиться. Но нет, повернуть время вспять не удастся, как и перечеркнуть пройденный путь. Айка и Лирий теперь всегда будут в моих мыслях и сердце.
— Не грусти, — брат легонько ущипнул меня за щёку, как в детстве, и ушёл на кухню за Петрасом.
Долго оставаться одной мне не пришлось. По лестнице спустился невысокий мужчина в просторных штанах и рубахе из белёного льна. Обещанный целитель Петраса? Лицо у него было плоское и круглое, как блин, смуглое с узкими раскосыми глазами. Тёмные, побитые сединой волосы связаны в тонкую косицу, спускающуюся до середины лопаток. Рукой он опирался на узловатую клюку с медвежьей головой вместо набалдашника. Я передёрнула плечами, вспоминая, как хозяин тайги облизывал моё лицо. Взгляд у этого целителя был такой же — цепкий, пронзительный, изучающий.
Он принялся водить надо мной руками, широко растопырив сухие длинные пальцы. Ничего необычного в его жестах не было — так делали все целители, но мне почему-то стало не по себе. Сдавленно закряхтев, он опустил ладони.
— Нужно вернуть девочку отцу — она очень истощена, — крикнул он, явно не ко мне обращаясь.
В дверном проёме показался Петрас.
— Юле, мы ведь всё уже обсудили, — непочтительно заговорил он, опершись плечом об косяк и сложив руки на груди. — Вылечи её. В конце концов, должен же ты своё содержание отрабатывать. Остальное тебя не касается, — Петрас обратился к моему брату: — Едем.
Кузен направился к выходу, Вейас вышел следом, дожёвывая кусок хлеба и запахивая дорожный плащ.
— Удачи, куда бы вы ни шли, — я протянула к брату руку.
Он полуобернулся и подмигнул мне уже у двери.
— Шустрей! Упустим время — они уйдут, — забранился Петрас с улицы, и Вейас поспешил за ним.
— Молодость-молодость, земля на отцовской могиле не остыла, а он уже властелином Мидгарда себя возомнил, — покачал головой целитель, глядя на дверь, за которой скрылись мальчишки.
Я поднялась на локтях, чтобы получше рассмотреть этого странного человека, с которым меня оставили совсем одну. А вдруг он, как Лирий? Выпутавшись из одеял, я забилась в самый угол кровати у стены. Нет, так нельзя, я не должна бояться каждой тени, иначе сойду с ума и стану для Вейаса ещё большей обузой.
— Вас зовут Юле? — заговорила я, чтобы отвлечься от тревожных мыслей и увериться, что мои страхи пустые. — Необычное имя. Вы не из здешних краёв?
Целитель оценивающе глянул на меня.
— Юле-икке, если полностью, — говорил он быстро и правильно, только вот акцент у него был необычно картавый и тягучий. — Я родился на крайнем севере, почти у самой Червоточины, в племени утгардских оленеводов. Да только не осталось их совсем. Тоже молодость из тундры выгнала, заставила судьбу на чужбине искать.
Он с досадой махнул рукой и ушаркал за дверь, где, по всей видимости, была кухня. Я с любопытством смотрела ему вслед. Надо же, из самого Утгарда. Не думала, что там кто-то живёт. Тем более Стражи. Вскоре Юле вернулся с дымящейся чашкой травяного отвара и протянул мне. Я с опаской принялась вертеть её, принюхиваясь к парам: корень валерьяны, солодка, мята, масло из облепихи — лишь ничтожную часть ингредиентов удалось узнать, но отравой они не показались. Я решилась глотнуть. Напиток обжёг горло, но быстро согрел, обволок изнутри мягкостью и спокойствием. Глаза начали слипаться, и я обмякла на кровати, растеряв остатки настороженности.
— Расскажите про север, — попросила я, разглядывая подёрнутое сеточкой морщин лицо.
— Ммм? — удивился Юле, но всё же заговорил, наблюдая, как я медленно, глоток за глотком опорожняю чашку. — Там снег. Его так много, что в некоторых местах он не исчезает даже в середине лета. Полгода там безраздельно властвует солнце и полгода луна. Горы так высоки, что подпирают собой небо и пиками достают до парящих в облаках городов небожителей. Ущелья опускаются так глубоко, что на дне их бурлит Сумеречная река, неся души к новому перерождению. Она единственная не замерзает, даже когда океан сковывает толстая корка льда, а воздух становится густым и плотным настолько, что гудит и с треском двигается даже без ветра. В полугодовую ночь в небе появляется огненная корона. Зелёные, синие и красные полосы сливаются в диком танце, изгибаясь зубастыми волнами, и пульсируют под музыку сфер мироздания, но ухо ничего различить не может. Человека охватывает безумие, и он следует за Северной звездой через семь Врат червоточин. А за ними, внутри подземного лабиринта, его уже ждёт новорождённый демон, чтобы полакомится вдоволь, прежде чем выбраться на свет мидгардский.