— Чем ты питаешься?
— Крольчатами. — Она нахмурилась, и я с ухмылкой добавил: — И взрослыми кроликами тоже. Я против дискриминации кроликов по возрастному признаку!
Следующий вопрос проследовал без промедления.
— Что было у тебя на морде в тот вечер, когда ты позволил мне прикоснуться к тебе?
Голос у нее не изменился, но глаза чуть сузились, как будто она не была уверена, хочет ли узнать ответ.
Мне пришлось напрячься, чтобы вспомнить ту ночь: ее пальцы, погруженные в мой мех, ее дыхание, от которого колыхались тонкие волоски у меня на морде, приправленное чувством вины удовольствие находиться так близко к ней. Парнишка! Тот самый, которого укусили. Вот о чем она спрашивала на самом деле.
— Ты хочешь сказать, что у меня на морде была кровь?
Грейс кивнула.
Я испытал легкий укол обиды за то, что она задала этот вопрос, но не задать его она не могла. У нее были все причины не доверять мне.
— Она была не его... не того парнишки.
— Не Джека, — уточнила она.
— Не Джека, — повторил я. — Я знал о нападении, но не участвовал в нем.
Мне пришлось глубже погрузиться в собственную память, чтобы вспомнить, откуда взялась кровь у меня на морде. Мой человеческий рассудок услужливо подсовывал логичные ответы: кролик, олень, сбитая машиной на шоссе мелкая живность,— и все они начинали немедленно перевешивать мои действительные волчьи воспоминания. В конце концов я извлек из глубин своей памяти настоящий ответ, хотя поводов гордиться собой он мне не давал.
— Она была кошачья. Кровь. Я поймал кота.
Грейс перевела дух.
— Ты не расстроилась, что это был кот? — спросил я.
— Тебе же нужно было что-то есть. Если это был не Джек, мне все равно, кто это, хоть валлаби, — пожала плечами она.
Однако я видел, что Джек по-прежнему занимает ее мысли. Я попытался извлечь из памяти те крохи, которые были мне известны о нападении; мне ужасно не хотелось, чтобы она плохо думала о моей стае.
— Вообще-то он сам их спровоцировал, — сказал я.
— Что-что он сделал? Ты же сказал, что тебя там не было!
Я покачал головой и попытался объяснить ей.
— Мы не можем... когда мы волки... когда мы общаемся, это обмен образами. Ничего сложного. И только на небольших расстояниях. Но если мы находимся неподалеку друг от друга, то можем передать другому волку какой-то образ. В общем, те волки, которые напали на Джека, показали мне, как это было.
— Вы умеете читать мысли друг друга? — с недоверием в голосе переспросила Грейс.
Я решительно покачал головой.
— Нет. Я... это трудно объяснить, когда я челове... когда я — это я. В общем, когда мы превращаемся в волков, наше сознание тоже изменяется. У нас нет абстрактных понятий. Речь не идет о вещах вроде времени, имен и сложных чувств. Это все исключительно для охоты или для того, чтобы предупреждать друг друга об опасности.
— И что ты видел про Джека?
Я опустил глаза. Это было очень странное ощущение — пытаться воскресить волчьи воспоминания в человеческом рассудке. Я принялся перебирать смутные образы, сохранившиеся в моей памяти, и лишь сейчас до меня дошло, что красные кляксы на волчьих шкурах были пулевыми ранами, а пятна у них на мордах — кровью Джека.
— Некоторые волки передали мне картины, как он их ранит. Из... из ружья? Видимо, у него было пневматическое ружье. Он был в красной рубахе. Волки плохо распознают цвета, но красный мы различаем.
— Но зачем ему это понадобилось?
Я покачал головой.
— Не знаю. Подобные вещи мы не обсуждаем.
Грейс молчала; наверно, все еще думала про Джека. Мы сидели в напряженной тишине, пока я не начал беспокоиться, не расстроилась ли она. И тут она произнесла:
— Значит, получить подарки на Рождество тебе не удается.
Я смотрел на нее, не зная, что ответить. Рождество существовало где-то в другой жизни — в той, которая была у меня до волков.
Грейс уткнулась взглядом в руль.
— Просто я подумала, что на лето ты все время куда-то исчезал, и я всегда любила Рождество, потому что знала, что ты точно объявишься. В лесу. В волчьем обличье. Наверное, это потому, что зимой холодно. Но это значит, что ты никогда не получаешь подарков на Рождество.
Я покачал головой. Я превращался в волка еще даже до того, как магазины начинали украшать к праздникам.
Грейс нахмурилась.
— Ты думаешь обо мне, когда превращаешься и волка?
Когда я превращался в волка, то становился воспоминанием о человеке, способным лишь тщетно цепляться за обрывки бессмысленных слов. Мне не хотелось говорить ей правду о том, что я не мог даже удержать в памяти ее имя.
— Я думаю о том, как ты пахнешь, — сказал я то, что было правдой.
Я протянул руку и поднес к носу несколько прядей ее волос. Запах ее шампуня напомнил мне о том, как пахнет ее кожа. Я сглотнул и отпустил ее волосы.
Грейс проследила взглядом за моей рукой и тоже сглотнула. Сам собой напрашивающийся вопрос — когда я снова превращусь в волка — висел в воздухе между нами, но ни она, ни я не произнесли его вслух. Я пока не был готов говорить об этом. При мысли о том, что я лишусь всего этого, у меня щемило сердце.
— Понятно, — произнесла она наконец и положила руку на руль. — А ты умеешь водить машину?
Я достал из кармана джинсов бумажник и протянул ей.
— Власти штата Миннесота считают, что да.
Она вытащила мое водительское удостоверение, полюбовалась им с расстояния вытянутой руки и прочитала вслух:
— Сэмюэль Рот. Надо же, они даже действующие, — добавила она с каким-то изумлением в голосе, глядя на права. — Видимо, ты все-таки настоящий.
— Ты до сих пор в этом сомневаешься? — рассмеялся я.
Вместо ответа Грейс протянула мне бумажник и спросила:
— Это твое настоящее имя? Разве тебя не считают погибшим, как Джека?
Мне не слишком хотелось об этом говорить, но я все равно ответил.
— У меня немного другой случай. Меня покусали не так сильно, и кто-то из случайных прохожих меня отбил. В отличие от Джека меня не объявляли мертвым. Так что — да, это мое настоящее имя.
Грейс задумалась; я дорого бы дал, чтобы узнать, о чем. Потом она вдруг вскинула на меня внезапно помрачневшие глаза.
— Значит, твои родители в курсе про тебя? Поэтому они и...
Она осеклась и прикрыла глаза. Горло у нее дернулось.
— После укуса тебя несколько недель колбасит, — сказал я, избавив ее от необходимости договаривать. — Видимо, действие волчьего токсина. Он изменяет твое тело. Я все время превращался в волка и обратно, вне зависимости от того, было мне тепло или холодно. — Я помолчал; картины прошлого мелькали у меня перед глазами, точно снимки, сделанные кем-то другим. — Они решили, что в меня вселились бесы. Потом потеплело, и мне стало лучше, ну, то есть я стабилизировался, а они решили, что я исцелился. Видимо, при помощи божественного вмешательства. До зимы. Какое-то время они пытались добиться от церковников, чтобы те что-нибудь со мной сделали, а потом решили действовать самостоятельно. Теперь оба отбывают пожизненные сроки. Нас убить сложнее, чем большинство обычных людей, но они об этом не подозревали.
Лицо у Грейс стало какого-то зеленоватого цвета, костяшки на руке, которой она сжимала руль, побелели.
— Давай поговорим о чем-нибудь другом.
— Прости, — сказал я совершенно искренне. — Давай поговорим о машинах. Ты уже решила, что будешь брать эту? Ну, то есть если у нее с ходовой все в порядке.
Я ничего не понимаю в машинах, но могу хотя бы состроить из себя знатока. «Все в порядке с ходовой» — примерно в таком духе мог бы выразиться человек, который разбирается в этом вопросе.
Она ухватилась за эту тему, поглаживая руль.
— Да, она мне нравится.
— Выглядит она по-уродски, — заявил я великодушно. — Зато, судя по всему, никакой снег ей нипочем. А если ты случайно собьешь оленя, она только чихнет и поедет дальше.
— К тому же у нее очень милое переднее сиденье, — подхватила Грейс. — То есть я могу просто... — Грейс придвинулась ко мне, легонько опершись ладонью на мое бедро, и очутилась от меня на расстоянии дюйма, так близко, что я ощутил на губах ее дыхание. Так близко, что я почувствовал: она ждет, чтобы я тоже придвинулся к ней.
Перед глазами у меня промелькнула картина: Грейс у себя на заднем дворе, с протянутой рукой, подманивает меня к себе. Тогда я не мог подойти. Я находился в ином мире, в мире, который требовал от меня держать дистанцию. Теперь я против воли задался вопросом: а может, я до сих пор живу в этом мире, связанный по рукам и ногам его правилами? А человеческий облик — лишь насмешка, дразнящая меня надеждой на богатства, которые рассыплются в прах при первом же заморозке?
Я отодвинулся от нее и отвел взгляд, чтобы не видеть ее разочарования. В машине повисло гнетущее молчание.
— Расскажи, что было после того, как тебя укусили, — попросил я, чтобы что-то сказать. — Тебе было плохо?
Грейс со вздохом откинулась на спинку сиденья. Сколько же раз я ее разочаровывал?
— Не знаю. Это все было так давно. Да... наверное. Я помню, что сразу же заболела гриппом.
После того как меня укусили, я тоже думал, что у меня грипп. Я чувствовал слабость, меня бросало то в жар, то в холод, к горлу то и дело подкатывала тошнота, все тело ломило.
Грейс пожала плечами.
— В тот же год меня забыли в машине. Это случилось через месяц или два после нападения волков. Была весна, но стояла ужасная жара. Папа поехал куда-то по делам и взял меня с собой, потому что я была слишком маленькая, чтобы оставить меня дома.
Она покосилась на меня, проверяя, слушаю я или нет. Я слушал.
— В общем, я только что переболела гриппом, и меня все время одолевала сонливость. По пути домой меня сморило на заднем сиденье... а очнулась я в больнице. Видимо, папа приехал домой, выгрузил покупки, а про меня забыл. Оставил меня в запертой машине. Говорили, что я пыталась выбраться, но я этого совсем не помню. Я вообще ничего не помню до того, как пришла в себя в больнице. Медсестра как раз говорила, что тот день в Мерси-Фоллз была зарегистрирована рекордная для мая жара за все время наблюдений за погодой. Врач сказал папе, что от такого перегрева я неминуемо должна была умереть, так что я родилась в рубашке. Ну, как тебе мои родители?
Я покачал головой, не веря своим ушам. На миг воцарилось молчание, я заметил промелькнувшую в ее глазах боль и вспомнил, как несколько минут назад искренне жалел, что так и не решился ее поцеловать. Мне пришла в голову мысль попросить ее уточнить, что она имела в виду, когда сказала, что ей нравится переднее сиденье, но я не мог заставить себя произнести эти слова вслух, поэтому лишь молча взял ее за руку и принялся водить пальцем по ладони, по ее складочкам и линиям, всей кожей впитывая ощущения от прикосновений.
Грейс еле слышно вздохнула и закрыла глаза, а мои пальцы продолжили кружить по ее ладони. Это каким-то образом оказалось даже почти лучше, чем целоваться.
Кто-то побарабанил по стеклу с моей стороны машины, и мы отпрянули друг от друга. Перед машиной стоял водитель эвакуатора, он же владелец стоянки, и таращился на нас.
— Ну как, вы сделали свой выбор? — послышался его приглушенный стеклом голос.
Грейс протянула руку и опустила стекло.
— Окончательно и бесповоротно,— ответила она ему, но ее пристальный взгляд был устремлен на меня.
Глава 18
Грейс
38 °F
В тот вечер Сэм снова остался в моей постели, целомудренно притулившись на самом дальнем краешке матраса, однако за ночь наши тела каким-то образом перекочевали друг к другу. Рано утром, задолго до рассвета, я на миг вынырнула из сна и обнаружила, что прижимаюсь к спине Сэма, сложив руки на груди, как мумия. В бледном свете луны смутно угадывался темный силуэт его плеча, и что-то в его очертаниях, во всей его позе вдруг всколыхнуло во мне острую, нестерпимую нежность. Он был такой теплый и так хорошо пах — волком, деревьями, домом, — что я уткнулась лицом в его плечо и снова закрыла глаза. Он негромко что-то пробормотал во сне и чуть пошевелился, крепче прижимаясь ко мне.
Когда я совсем уже засыпала, убаюканная его мерным дыханием, в мозгу у меня ослепительной молнией промелькнула мысль: «Я не смогу без всего этого жить».
Должен быть способ что-то сделать.
Глава 19
Грейс
72 °F
Следующий день выдался не по сезону погожим, жаль было тратить его на учебу, но я не могла два дня подряд прогуливать занятия без веской причины. Отстать я не опасалась, просто когда довольно долго учишься без единого пропуска, твое отсутствие невольно начинает бросаться людям в глаза. Рейчел и так уже дважды мне звонила и оставила на автоответчике зловещее «Ты выбрала неудачный день, чтобы прогуливать занятия, Грейс Брисбен!». Оливия же ни разу не позвонила с нашей стычки в школьном коридоре, поэтому я решила, что она со мной больше не разговаривает.
Пока Сэм вез меня в школу на «бронко», я торопливо заканчивала домашнее задание по английскому, которое не сделала накануне. Как только он затормозил, я распахнула дверцу, и в салон ворвался не по-осеннему теплый воздух. Сэм подставил лицо ему навстречу и блаженно зажмурился.
— Люблю такую погоду. Чувствую себя собой.
Я смотрела, как он нежится на солнышке, и мне казалось, что зима где-то далеко-далеко, и мысль о том, что он покинет меня, не укладывалась в голове. Мне хотелось запечатлеть в памяти его горбоносый профиль, чтобы потом воскрешать его в своих грезах. Меня вдруг вопреки всякой логике кольнула совесть за то, что чувства к Сэму потихоньку вытесняют то, что я испытывала к моему волку, — но тут я вспомнила, что он и есть мой волк. И снова при мысли о том, что он существует, меня охватило странное ощущение, как будто земля уходит у меня из-под ног, однако на смену ему немедленно пришло облегчение. Мое наваждение стало таким... таким простым. Надо было только придумать, как объяснить друзьям, откуда взялся мой новый парень.
— Мне пора идти, — сказала я. — До чего же не хочется.
Сэм открыл глаза и повернулся ко мне.
— Когда ты вернешься, я буду здесь, обещаю. Ты не позволишь мне воспользоваться твоей машиной? — добавил он очень чопорно. — Хочу съездить посмотреть, Бек еще человек или уже нет, а если нет, что у него дома с отоплением.
Я кивнула, надеясь про себя, что отопление дома у Бека не работает. Мне нужно было, чтобы Сэм вернулся в мою постель, только так я могла быть уверена, что он не растает, как сон. Я выбралась из машины, волоча за собой рюкзак.
— Смотри только не гони, а не то оштрафуют.
Я обогнула машину, и тут Сэм опустил стекло.
— Эй!
— Что?
— Иди сюда, Грейс, — робко сказал он.
Он с таким выражением произнес мое имя, что я улыбнулась и вернулась обратно, а когда поняла, что у него на уме, то заулыбалась еще шире. Его осторожный поцелуй не обманул меня; как только я чуть приоткрыла губы, он со вздохом отстранился.
— Ты в школу опоздаешь.
Я ухмыльнулась. Я была на седьмом небе от блаженства.
— К трем вернешься?
— Обязательно.
Я смотрела ему вслед, пока он не выехал со стоянки, и предстоящий школьный день уже казался мне нескончаемым.
Кто-то хлопнул меня по плечу тетрадью.
— Что это было?
Обернувшись, я увидела Рейчел и попыталась выдумать что-нибудь попроще, чем правда.
— Моя тачка?
Рейчел не стала углубляться в этот вопрос главным образом потому, что мысли ее явно были заняты чем-то иным. Она подхватила меня под локоть и потащила к школе. Нет, определенно мне полагалась какая-то награда от мироздания за то, что в такой день я отправилась в школу. Рейчел подергала меня за руку, чтобы привлечь внимание.
— Грейс. Хватит витать в облаках. Вчера перед школой видели волка. На парковке. Уроки как раз закончились, так что его видели все.
— Что?! — Я оглянулась назад, пытаясь представить себе волка среди машин. Редкие сосны, окаймлявшие парковочную площадку, не соединялись с Пограничным лесом; чтобы добраться до площадки, волку необходимо было преодолеть несколько улиц и дворов. — Как он выглядел?