Глава 3
– Всех нам не разместить, – Раздражаев для вида перевернул пару страниц пухлого фолианта – списков экипажа и пассажиров лайнера. – В больнице сотня коек, а их тут…
– Сто двадцать восемь тысяч, – подсказала Светлана. – Доктор, ваше решение?
– Так… это… – Паша потеребил резиновое тельце висящего на шее фонендоскопа. – Тяжелых в палаты, остальных будем… э-э… наблюдать на месте.
– Согласен, – сказал патриот. – Только кто из них тяжелый, а кто легкий? Вам придется серьезно потрудиться, док, чтобы это определить.
– А… это… коллег больше нету? – Жутиков почувствовал, что краснеет.
– Из Юго-Западного округа выехали двое… педиатров, – сообщил так и оставшийся с карантинной командой полицейский. Он ехидно ухмыльнулся и подмигнул Паше: – Они пригодятся?
– Вы не о том подумали, – холодно оборвала его Светлана. – Это детские врачи.
– А-а, – разочарованно протянул полисмен и шмыгнул носом. – Еще у нас есть двадцать три добровольца. Из числа патриотов, которые проникли на космодром вместе с господином Раздражаевым, и техперсонала.
– А оцепление? – поинтересовался лысый.
– Оцепление будет оцеплять, – вмешался Совковский. – Его не трогать. Справимся сами.
– Придется таскать пострадавших на носилках, – предупредил Раздражаев. – Это тяжело.
– Доктор еще не решил, может быть, они все «легкие» и очнутся без серьезного лечения, – возразил директор. – Жутиков, вы когда начнете осмотр?
– Да, да, сейчас, – Паша торопливо кивнул. – Мне только… сестру надо и… помощника. Вот этого.
Он указал на Раздражаева.
– Они ваши, – Совковский махнул рукой, указывая на Свету и биолога. – Начинайте.
Осматривать было легко. Жутиков отлично знал, что надо проверить пульс, послушать фонендоскопом сердцебиение и заглянуть в глаза, приподняв веки. Каким должен быть пульс в норме, он тоже знал. А вот что там слушают доктора в сердце и на кой черт заглядывают в зрачки, не представлял даже примерно. Не душу же изучают. Вроде как есть еще или уже улетучилась. Изображать врача ему давно расхотелось, но рядом была Света. Он не мог ударить в грязь лицом перед этой девушкой.
Даже будучи не самым умным на Планете человеком, Паша хорошо понимал, что шансов у него почти нет. Образованная, волевая, энергичная и прекрасная женщина из высших слоев общества и дитя подвалов, санитар «Скорой». Принцесса и пастух. Перспектива дохлее дохлой. Даже если все пострадавшие вдруг выйдут из ступора и эта медицинская победа будет записана в актив «доктора» Жутикова, тайна его настоящей личности все равно всплывет, и тогда… В общем, Светланы ему не видать в любом случае. И все-таки он надеялся.
«Надежда есть всегда…» Вечно пьяный врач Шлюбкин был все равно умнее вечно трезвого Жутикова. В этом Паша убеждался ежедневно на протяжении пяти лет, пока работал в бригаде Шлюбкина, а потому привык верить доктору во всем. Если тот любил это изречение, значит, в нем что-то было.
– Узнать бы, что у них в голове, – отвлекая Пашу от грустных мыслей, задумчиво пробормотал Раздражаев. – Заметьте, коллега, у всех примерно одно выражение на лицах. Они словно бы о чем-то мечтают. Вам не кажется?
– Типа того, – согласился Жутиков. – И пульса одинаковые.
– Что?
– Пульсы … – поспешно исправился Паша. – Пульс… Сто двадцать… в минуту.
– Ой! – вдруг воскликнула Светлана. – Вот этот на меня смотрит!
Жутиков и Раздражаев подбежали к обнаруженному девушкой субъекту. Его глаза были открыты и действительно следили за перемещениями «спасателей».
– Ага, – обрадовался Паша. – Ожил, импотент!
– За что вы его так? – укоризненно спросил Раздражаев. – А-а, понимаю, медицинский юмор! Раз не может ничего, кроме как наблюдать, значит… этот… Хе-хе… Да-а, метко.
Паше оставалось только многозначительно ухмыльнуться. Он покосился на Светлану и понял, что она тоже засчитала санитару не минус, а приличный плюс. На самом деле Жутиков ляпнул, не подумав. Просто выдал первый пришедший на ум научный термин. Взамен какого-нибудь радостного матюга. Среди санитаров материться таким образом считалось высшим пилотажем, и Паша от моды не отставал. За время работы он успел заучить не меньше двух десятков подобных словечек, значительно продвинувшись, таким образом, вперед по сравнению со «школьной программой». А перед самым вызовом он как раз учил похабнейшее слово «импотенция» и его производные.
– Сам… ты… – медленно произнес космонавт.
– Ну, слава богу! – Раздражаев всплеснул руками. – Может, и остальные скоро очнутся?
– Значит, никакая это не инфекция? – спросила Света.
– Третья… атака… – прошептал космонавт.
– Извините? – не поняла девушка.
– Третья – что? – присоединился патриот.
– Все, – еще тише пояснил колонист. – Кто ушел, тот уже не вернется… Если выживет…
Сказать, что никто не понял из его загадочной речи ни слова, было бы неточно. Слова все прекрасно понимали. Вот только смысла не улавливали.
– Болезнь… – торопливо заговорил Раздражаев. – Что за эпидемия вас настигла?
– Счастье, – губы космонавта вдруг посинели, а глаза закатились.
Паша поспешно ухватил его запястье, но пульса не нашел.
– Умер… – констатировал санитар.
– От счастья?! – изумленно спросила Светлана. – Их надо срочно спасать. Иначе они все умрут!
– Как? – Раздражаев пожал плечами. – От счастья нет лекарств.
– Разве вы не понимаете, что это был горячечный бред! Потрогайте его лоб… нет, не его, вот этого соседа. У них у всех лихорадка! Доктор, ну вы-то видите, что это эпидемия?! Делайте что-нибудь! Уколы, капельницы, клизмы… Хоть что-то!
– Литическую смесь внутривенно, – вспомнил Паша коронное средство Шлюбкина. – Собьем эта… температуру, а там посмотрим.
– А-а, помню, когда-то видел, как делают такую смесь, – блеснул Раздражаев.
– Вот и смешивайте, – сориентировался Жутиков. Он-то как раз ничего такого не видел. Медсестра из шлюбкинской бригады его в свои таинства не посвящала. Колдовала над чемоданчиком с ампулами, ведьма, в полном одиночестве. – Смешивайте, а я буду вводить. Да побыстрее! Время дорого!
Он победно покосился на Свету. Та благосклонно улыбнулась.
Примерно через пять минут вспотевший Раздражаев наконец ухитрился смешать в одном шприце два нужных ингредиента, и Паша засучил рукава. Запаса лекарств хватило на десять инъекций. Пока Совковский связывался с медслужбой ПСБ, заказывая дополнительные препараты, в сознание пришли еще трое космонавтов. Один из получивших дозу жаропонижающего и двое очередников.
– Мы… в корабле? – пару раз чихнув, удивился «привитый». – Я… не понимаю. Как?
– Как вы здесь оказались? – угадала Света. – Наверное, вы никуда и не выходили.
– Этого не может быть! – возразил космонавт, утирая рукавом хлюпающий нос. – У вас платка нет? Спасибо… Мы прилетели на новую планету. Мы назвали ее… Мы ее назвали… Извините, путаются мысли. Мы основали там много колоний. На местах древних поселений. Я жил в… Главном городе. На берегу Большой Возвратной реки.
– Все еще бредит, – посочувствовал присевший рядом Жутиков.
– Доктор! Эти двое… они… отходят! И вон те трое «привитых» тоже!
– Черт! – Паша вскочил на ноги. – Пять трупов в минуту?! Директор, где ваши… бл… посыльные?!
– Бесполезно, коллега, – печально прервал его Раздражаев. – Трое из умерших получили свою порцию смеси. Но, как видите, это не помогло. Сбивая жар, мы их не спасем. Надо искать средство против болезни, а не ее наглядных проявлений.
– Кто-то умер?! – забеспокоился космонавт. – Кто-то из… экипажа?
– Спокойно, – Жутиков похлопал его по плечу. – Вам это не грозит.
– Вы уверены?
– Нет, но все умершие вели себя иначе. Отбрасывали копыта, не приходя в сознание. Ну, или приходя, но ненадолго. А вы уже пять минут на мою помощницу пялитесь. И жар у вас спадает. И базар… э-э… речь связная. Проскочите.
– Все равно я не понимаю, – признался пилот, смущенно высморкавшись в подаренный Светланой платок. – Я не сплю?
– Определенно, – подтвердила Света.
– Мы снова на… Планете?
– Именно так, – поддакнул Раздражаев.
– Но как такое могло случиться? Кто направил лайнер обратно? И как мы могли в него сесть? Ведь мы так прочно обосновались на новой колонии! Все корабли стояли на консервации. Никто не собирался их активировать. Меня, например, вовсе не тянуло обратно на Планету. Наша новая колония – это просто… рай! Зачем нам было возвращаться? Исключено!
– Вас могли заставить или обмануть, – предположил молчавший ранее Совковский. – Или погрузить на борт в бессознательном состоянии.
– Я же не бревно, чтобы меня грузить! – гнусаво возмутился космонавт. – Чертов насморк! У вас капель в нос не найдется?
– Постойте, – сказал Раздражаев. – Один из ваших товарищей говорил что-то о третьей атаке. Что это означает?
– Атака? – удивился колонист. – Никаких атак у нас не было. Да и не могло быть. Мы жили тихо и мирно. Вы не представляете, какая там фантастическая природа! А какой воздух! Воевать в раю… это глупо. У нас было все, что мы хотели, освоение неизведанных просторов давало нам полный комплекс ощущений. Был и азарт, и приключения, и все остальное. Мы жили полной, интересной жизнью. Без всяких там войн. У нас даже преступности не было.
– Все стали ангелами? – удивилась Света.
– Нет, зачем? Просто нам нечего было делить, – космонавт огорченно вздохнул. – Неужели… все оказалось сном? Не может быть!
– Если ваши слова подтвердит хотя бы один из коллег, мы вам охотно поверим, – заявил Раздражаев. – Ведь сны на самом деле явление индивидуальное. В отличие от массовой колонизации.
– Мне все равно, поверите вы или нет, – удрученно сказал пилот, махнув мокрым платком. – И вовсе необязательно ждать подтверждения от других колонистов. Вы можете заглянуть в бортовой журнал.
– Действительно, – опомнился Совковский. – Как же мы раньше-то… Какую кнопку следует нажать?
– С пиктограммой «книжечки», – космонавт снисходительно усмехнулся и чихнул. Прямо на Совковского.
Директор поморщился и активировал ходовой пульт лайнера. Когда «Колонист» ожил, Совковский вывел на большой экран «окно» бортового журнала и нашел виртуальную закладку под названием «Посадка».
– Здесь сказано, что космолет «Колонист-9» совершал всего одну посадку, – спустя минуту задумчиво произнес Совковский.
– Я говорил то же самое, – согласился пилот.
– Не совсем, – возразил директор. – Речь идет о посадке на Планету. Это произошло полчаса назад.
– Чушь! – космонавт подался вперед, но силы его оставили, и он снова откинулся на спинку кресла. – Этого не может быть! Вы хотите сказать, что мы три года просидели в своем корабле?!
– Скорее, пролежали, – подсказал Жутиков. – В креслах. Вот как сейчас.
– Бред! Я вам не верю! Мы жили на колонии…
– Ну-ну, – скептически «подбодрил» его Совковский, – заканчивайте. Жили на колонии… Название, любезнейший. Как она называлась?
– Я не помню, – сдался пилот.
– Все-таки нам придется допросить кого-то еще, – сделал вывод агент.
– Если успеем, – Паша поднял и отпустил руку еще одного колониста. Она безвольно упала на подлокотник. – Скоро все перемрут.
– Надо срочно выявить причину болезни! – завел прежнюю пластинку Раздражаев. – А кто куда садился и где жил, выясним позже. Доктор, условное выздоровление этого колониста можно считать лучиком надежды, не так ли?
– Ну-у…
– Так давайте обследуем больного более детально. Вдруг из его крови можно выделить анти… что там… уже не помню… антиген? Нет… а-а… вспомнил! Антитела! Так? Иммуноглобулины?
– Ну-у… – Жутиков вспотел. С каждой секундой роль доктора становилась все более тягостной. – Так, если это…
– Если это вирус, – подсказала Света. – Надо перенести пилота в лабораторию.
– Перенесем, – вмешался Совковский. – Только сначала выясним, кто и, главное, когда дал кораблю команду возвращаться.
Он немного помучил компьютер и сдался.
– Там… файл «команды»… – слабым голосом подсказал космонавт и снова высморкался, теперь уже громко, без стеснения, на весь отсек.
– Я уже нашел, – агент озадаченно потер подбородок. – Получается, что приказ был отдан капитаном на двадцать первый день полета. Если считать по корабельному времени. По времени Планеты это случилось полтора года назад. Выходит, вы просто летели, летели, а потом вдруг ни с того ни с сего развернулись и отправились обратно… Н-да… Странно.