Зарница мышью метнулась вглубь и, не думая, что творит, обхватила руками Радегаста за плечи, закрывая собой. Ибо в краткий миг, что видела она погоню, показалось ей, что кони и всадники головами возвышались над деревьями.
Третья молния озарила вход в нору и конское копыто, впечатавшееся в землю у самой черты…
…А где-то там, прикрываясь непогодой, осторожно подняли якоря, бесшумно опустили на воду весла, и один за другим не спеша двинулись вперед драккары викингов.
Утро пробудило пересвистом птиц и звонким перезвоном падающих с листьев капель росы. Привыкшая вскакивать с рассветом, Зарница продрала глаза и ругнула себя за то, что проспала. Но прежде чем она успела вскочить и ринуться бежать, странная ночь напомнила о себе.
Девушка уснула сидя, привалившись к теплому боку молодого поджарого волка, что свернулся калачиком на голой земле в тесной норе. С другого бока к нему прижимался отрок в добротно сшитой и украшенной заговорным шитьем одеже. Он по-детски подтянул колени к животу и причмокивал губами во сне. Лицо его сейчас казалось безмятежным и нежным, как у всех детей, и стоило большого труда поверить, что за ним вчера гнались…
Припомнив ночные видения, Зарница на четвереньках выбралась наружу — да так и застыла, выпучив глаза. Ее черта-оберег наполовину стерлась, как проведенная много дней назад, а снаружи, у самой границы, в землю глубоко впечатались конские копыта — тут топтались две или три лошади. Трава на склонах по бокам не была порушена — лошадь словно спустилась с неба и потом снова взмыла ввысь, как птица.
Пока Зарница раздумывала, отрок и волк выбрались наружу. Вчерашний парнишка потянулся, сладко зевнул и улыбнулся девушке, прижимая руки к груди:
— Благодарствую, красна девица! За добро, за ласку, за дело великое! Ты жизнь нам спасла нынче ночью.
Зарница поднялась, отряхивая с ладоней и штанов листву. Указала глазами на конские следы:
— Кто они такие и почто гонялись за вами? Ежели духи или боги небесные…
Она осеклась, потому что Радегаст виновато потупился, а молодой волк полез ему носом под руку, ласкаясь.
— То я раньше тебе поведать должен был, — молвил отрок. — Не за мной — за ним более охота шла… Он ведь не ведаешь кто — самого Лунного Волка Фенрира внук!.. Далеко отсюда, в землях, тебе неведомых, жил он с родом своим. То брат мой молочный — матушка меня волкам на прокорм отдавала, они меня как родного воспитали, порой жизнью ради спасения моего рисковали, а теперь я долг отдаю… Дикая Охота, с коей сам Один-Ас выезжает, за родом его охотится. Мать его убили, отца тож… Он один остался. И его бы сгубили, каб не ты!.. От всех Светлых богов тебе за то поклон!
Он на самом деле отступил и поклонился чинно и с достоинством. Зарница стояла ни жива ни мертва. Она все еще не верила, с чем столкнула ее судьба. Наконец не выдержала душевной муки.
— Поведай, Радегаст, кто ты? — вырвалось у нее.
Отрок взмахнул длинными ресницами.
— Как и ты — Даждьбогов внук, — тихо ответил он. Но сказал это так, что Зарница поняла — перед нею стоял действительно внук пресветлого Даждьбога, Солнышка ясного. От осознания этого невольно закружилась голова. Захотелось склониться перед юным Божичем и сдерживало одно — память о том, что этой ночью спали они вместе, бок о бок, как простые люди.
Радегаст почуял ее смущение — по-мальчишески улыбнулся, протянул руку:
— Как звать тебя, поляница?
— Зарницей, — почему-то смутившись, ответила она.
— Зареница, — по-своему повторил отрок. — Благодарствую, Зареница. И прощай!
Он кивком подозвал волка, потрепал его по загривку. Зверь завилял хвостом, норовя лизнуть друга в щеку.
— Да ты что же, уходишь уже? — ахнула девушка. — Куда ж ты пойдешь?
Она запнулась, запоздало вспомнив, с кем говорит. Радегаст сверкнул на нее синими светлыми глазами:
— Здесь всюду мой дом… До темна обернусь.
— А то пойдем к нам на заставу.
Отрок взглянул на своего спутника и кивнул.
До заставы отсюда по роще было не так уж много ходу. Зарница широким по-мужски шагом шагала чуть впереди, судорожно тиская ратовище прихваченного копья. С той поры, как вспомнила про заставу, ее неотвязно преследовала мысль о воеводе. Что скажет Ждан Хорошич на ее самовольную отлучку? Добро, что ничего за ночь не приключилось, а ежели б на чужой земле дружина заночевала? Еще потешаться будут, девкой трусливой задразнят, а то и вовсе воинского пояса лишат! От этой мысли Зарнице становилось не по себе. Коль случится такое, куда она денется? Дома уж за три-то года все позабыли, какова она на лик-то! Не признают!
Роща стояла на холме, сбегая по склонам к Каменке. На противоположном берегу у брода стоял их поселок, а застава чуть ниже по течению. Капище с землянкой ведуна находилось как раз посередине между ними, и Зарница должна была выйти сперва к нему, а там уж свернуть — налево к поселку или направо к заставе.
Деревья раздались, впереди посветлело — и тут Радегаст весь подобрался и тронул девушку за локоть:
— Слышишь?
Зарница остановилась, прислушиваясь, и ноги ее приросли к земле. Там, впереди, со стороны Каменки, слышался шум.
Кричали люди — страшно, в рев; ржали кони, визжали женщины, а надо всем этим рос и высился разноголосый стук мечей и топоров о дерево, перемешанный с топотом и треском огня, — знакомый шум боя.
Зарница и Радегаст переглянулись.
— Это на заставе, — одними губами прошептала девушка и опрометью сорвалась с места.
Не чуя под собой ног, она вылетела из рощи, промчалась берегом Каменки, ныряя в кусты, чтоб ее не приметили до поры, выскочила на склон крутого невского берега и еле нашла силы остановиться, разлетевшись.
Заставы больше не было. Нет, еще стояли стены детинца, еще высилась над воротами сторожевая башня, еще виднелись внутри крытые дранкой и землей кровли, но их уже пожирал с веселым хрустом и треском огонь. Башня была охвачена пламенем целиком и кренилась набок, как подрубленное дерево. За ползущим дымом — ветер с ночи не думал стихать, и сизые клубы волнами катилась от пожарища как раз навстречу полянице — было еще видно, как последние защитники заставы сражаются на стенах. Сражаются с отчаянием и мужеством смертников, потому что ворота давно рухнули и викинги — викинги! — устремились в пролом.
В том, что это были именно урмане, сомневаться не приходилось — три драккара застыли на отмели, гордо выгнув носы с насаженными на них звериными мордами. На них оставалось совсем мало народа — высадка на берег была удачной, нападения врагов ждать было неоткуда.
Зарница выронила копье, с которым не расставалась с ночи, рванула себя за волосы:
— Эх, и зачем я только…
Сзади послышалось тяжкое дыхание бегущего зверя. Девушка круто развернулась Радегасту навстречу, нашаривая черен меча. Отрок только что сполз со спины волка и отступил. Если бы он не появился нежданно-негаданно из темноты, не попросил помощи, не заставил с собой идти, защищая его от погони, она бы успела заметить чужие корабли, которые подошли, верно пользуясь непогодой, ударила в чугунное било, подняла тревогу и заставу не взяли бы так легко. Они бы успели послать гонцов в поселок, и люди укрылись бы в лесных похоронках, отсиделись бы, пережидая беду…
Мысли эти молнией мелькнули в голове Зарницы. Сгоряча она было замахнулась на Радегаста, но тот выпалил, не думая уворачиваться:
— Не сердись на меня, Зареница! Не в силах моих горю твоему помочь, но знай — не оставят тебя Светлые! От беды оборонят большей!
— От беды? — взвилась девушка. — Горше той, что случилась, нет и не будет! Там ведь побратимы мои! Полягут они — поселок без защиты останется!
Отмахнувшись от отрока, она ринулась обратно по тропе, вверх по течению.
— Куда ты? — догнал ее отчаянный крик.
— Кровью своей позор с себя смою! — приостановилась Зарница и снова прибавила ходу.
Каменка была не широка, но глубока и холодна. Половодье только недавно схлынуло, и вода речки еще была полна остатней талой водой. Броды углубились — там, где пройдешь в середине лета по пояс в воде, сейчас окунешься по грудь, а то и выше. Но Зарница не чуяла ничего. Ноги сами вынесли ее к обрыву. Тело еще на бегу напряглось, привычные ноги толкнулись в берег — и вода приняла поляницу почти без всплеска. Вынырнув, девушка поплыла, далеко и размашисто загребая руками.
Она не рассчитала пути, и ее снесло течением саженей на тридцать, а то и более. Выбираться пришлось по обрывистому глинистому склону, цепляясь за пожухлый камыш. Оскользая на влажной земле, девушка наконец взобралась наверх и, не отряхиваясь, бросилась к поселку.
Он поднимался над Каменкой на всхолмии — десятка два дворов, обнесенных тыном. Ограждаться заставляла нужда — слишком часто ходили мимо торговые лодьи чужаков, и далеко не все их хозяева были настроены уважать посельчан. Застава заставляла их держаться подальше, но и сами селяне были не лыком шиты. В настоящем бою они, конечно, были слабы, но с сулицей, рогатиной да топором управиться всякий умел. И обошедшие окруженную заставу викинги наткнулись на отчаянное сопротивление селян.
Однако выстоять против налетевших внезапно воинов они не могли, и к тому времени, когда Зарница добежала, в поселок уже ворвались урмане.
Пронзительно визжали женщины, плакали дети. Страшно ревела скотина, силком влекомая со двора. Кое-где еще сражались, но большинство викингов нацеливалось грабить и убивать. С женщин срывали одежды, младенцев ловили на поставленные мечи и копья, старикам рубили головы, раненых противников бросали в пыли — не подохнет от ран к исходу битвы, будет с кем позабавиться.
Несколько урман гнали к кораблю полон, торопясь взять свое. Они увидели бегущую к поселку Зарницу раньше — девушка смотрела вперед, на родные стены. Тычками копий повалив повязанных пленников на землю — со скрученными руками люди не могли самостоятельно подняться и остались лежать шевелящимися мешками, — сразу трое викингов бросились воину-одиночке наперерез.
Девушка остановилась, поудобнее перехватывая меч. Щита у нее при себе не было — остался на заставе, — но так было даже лучше. Ничто не будет стеснять движений, а когда придет смерть, она встретит ее, как подругу. Падет в бою, и не стыдно будет ей взглянуть в глаза воеводе Ждану там, на том свете.
Мимо что-то свистнуло, и передний викинг повалился навзничь. Из горла его, уйдя до половины, торчала стрела. Второй приостановился — лишь для того, чтобы получить такой же гостинец в разинутый в крике рот. Третий укрылся было мигом переброшенным на грудь щитом — но стрела успела отыскать дорожку и укусила его в плечо. Вторая и третья почти одновременно вонзились в ноги повыше колен. Истыканный стрелами, как еж иглами, викинг опустился на колени, кривя рот в сдавленном крике.
Уже ждавшая сшибки, Зарница обернулась глянуть, кто пришел ей на помощь, и чуть не застонала, увидев Радегаста. Почти сухой, если не считать прилипших штанов и сапог, он стоял подле мокрого до шерстинки волка и спокойно, как на игрищах, оттягивал тетиву большого пластинчатого лука, готовясь послать очередную стрелу и добить раненого.
— Ты чего? — заорала на него Зарница. — Уходи! Жить надоело?
Радегаст не дрогнул — только стрела взвилась чуть выше и поймала за спиной девушки еще одного викинга, что, оставив полоненных, спешил на подмогу. Не добежав, он растянулся на земле лицом вниз. Но он был еще жив и, не выпуская меча из рук, пытался ползти.
Незваных защитников заметили. Кто-то из викингов оставил дела, подхватил копье и, далеко размахнувшись, метнул его. Зарница застыла на миг, не в силах отвести глаз от летящей на нее смерти, но потом тело привычно дернулось, припадая к земле, и копье, дрожа ратовищем, вошло в землю совсем рядом, в локте от ее ноги.
Выдрать его и послать обратно времени не было — встречь ей мчались викинги. Нескольких приостановили стрелы Радегаста — кто-то споткнулся, припадая на простреленную ногу, кто-то выронил топор, хватаясь за раненое плечо. Но остальные стрелы с глухим стуком вонзились в щиты без пользы.
Их было человек десять — считать Зарница не стала. Успев подхватить меч одного из поверженных викингов, Зарница отступила ближе к высокому берегу Каменки — в случае чего прыгнуть вниз, не даваясь врагу живой.
— Уходи! — не оборачиваясь, крикнула она Радегасту. — Ты успеешь! Уходи, ты должен!
Отрок не ответил, и девушка уже хотела обернуться, чтобы повторить приказ. Но в следующий миг викинги подбежали, беря ее в кольцо, и все прочие мысли умерли. Оставалось теперь одно — умереть в бою.
Зарница взметнула навстречу два меча, встречая врагов грудью, как положено воину. Мечи гулко стукнули о подставленные щиты, отскочили, отбитые, и замелькали было, перехватывая сыплющиеся со всех сторон удары.
Викингов было слишком много для честного единоборства, но задумалась об этом Зарница позже, когда поняла, что ее окружили щитами, не давая уйти. Они издалека углядели, что против них вышла девка, и хотели взять ее живой, постепенно сужая кольцо.
Остальное свершилось мгновенно. Щиты расступились, вооруженные топорами бородатые чужие воины рванулись к ней с трех сторон сразу. Выбитый тяжелым ударом сверху вниз меч выпал из руки, преломившись. Второй отбили тоже — и кто-то, бросившись на колени, сбил ее с ног.
Подняться не дали — навалились, заламывая локти и сдирая шлем и верхний кафтан. Зарница отбивалась, пока могла, но совладать с викингами не сумела. Ее рывком вскинули на ноги, придерживая за плечи и локти.
Длинная коса, которой еще не грозил нож жениха, выбилась из-под шелома, упала на грудь. Высокий плечистый викинг, волосы которого тоже были заплетены в две косы, сунул меч в ножны и поддел ее рукой.
— Хороша, — сказал он своим. Зарница знала едва десяток слов по-урмански, но слова викинга поняла сразу. — Жаль, что таких, как она, больше нет!
— Тут еще мальчишка какой-то был с псом, — вспомнил кто-то.
— Куда он делся?
Викинги завертели головами, озираясь. Догадавшись по их голосам, что они ищут, Зарница облегченно перевела дух — Радегаст все-таки ушел. Он не достанется врагам, и, значит, остальное не имеет значения.
— И тому гордись, Сигурд, — ответили ему. — Не каждый день встречаешь валькирию!
Викинги загомонили все разом. Зарница смотрела на них исподлобья. Судя по прорывающемуся смеху, ее не собирались убивать немедленно, но от этого ее участь не станет легче — наверняка убьют, когда придумают как.
— Старики говорят, встретить валькирию — большая и редкая удача, — со сдерживаемым смехом продолжал Сигурд, поигрывая толстой косой. — А уж взять ее в жены — и подавно!
Его последние слова потонули во взрыве понимающего смеха.
— Что верно, то верно!.. Повезло тебе, Сигурд! Только будь осторожен — валькирии дешево не даются!
— Ничего, у меня сил хватит. Ей понравится быть моею! — басом перекрыл гомон Сигурд.
Он за косу попробовал притянуть Зарницу к себе. Девушку еще придерживали за локти, не собираясь отпускать. Она резко мотнула головой, вырываясь, и плюнула в бороду викинга.
— Жирная свинья! — Это были едва не единственные слова, что она знала по-урмански. — Чтоб ты сдох!
Плевок повис на прядях взлохмаченной бороды, и Сигурд враз перестал улыбаться. Светлые глаза его сузились в две щелочки. Медленно, словно ничего не случилось, он снова поймал косу Зарницы и спокойно вытер ею бороду.
— Ты мне нравишься, валькирия, — процедил он. — И я, может быть, позволю тебе самой выбрать, какой смертью умереть, если ты сумеешь доставить мне удовольствие… Сволоките ее на драккар!
Зарница изо всей его речи поняла только слово «смерть» и уперлась ногами в землю, но чей-то тяжелый кулак врезался ей в живот, и ее, полузадохнувшуюся, волоком потащили берегом Каменки прочь от поселка.
Драккары стояли на мели у самого устья, в виду догоравшей заставы. Последние защитники ее были кто убит, кто повязан и брошен в трюм, и большинство викингов устремилось в поселок за новой добычей. Только несколько человек копошились среди догорающих строений, выискивая что-то.
Отчаянно отбивавшаяся Зарница все-таки сумела подняться на ноги и шла сама, но каждый шаг ей давался с трудом. Ее шатало, колени подгибались, но в тот миг, когда она случайно увидела разоренную заставу со следами свежего пожара на стенах и поднимающийся от гридниц дым, силы вернулись к ней. Пусть все погибли, но и она не будет жить. На заставе еще кое-где бушевало пламя — это будет самый лучший погребальный огонь, и позор будет смыт с нее очистительным жаром.