Олег спросил, переводя разговор на другое:
– Гелон, мы не перестаем дивиться изобилию в твоей стране. Как тебе это удалось?
Гелон развел руками:
– Сам удивляюсь. Нет, правда, не прикидываюсь! Понимаешь, я никогда не любил сражений. Агафирс и Скиф вечно дрались либо друг с другом, либо вместе нападали на кого-то посильнее, пропадали на охоте, а я... гм, домики из песочка строил, раненых зайчиков подбирал, лечил, а потом выпускал, пробовал муравьев убедить жить дружно... У нас во дворе жили мелкие черненькие и крупные красные, так вот они постоянно воевали, а мое детское сердце кровью обливалось, я ведь любил и тех, и других... Словом, когда мы со Скифом ушли, то со мной ушло немало народа. Меня назвали тцаром, хотя какой я тцар? Мы построили этот город, а потом заморились каждый год переносить городскую стену дальше.
– Что, так быстро плодитесь?
Гелон вяло отмахнулся:
– Плодимся – да, но к тому же к нам едут отовсюду. Ну, те, кто воевать не любит. Не поверишь, но таких набралось очень много!
– Поверю, – сказал Олег.
Скиф сердито сверкнул глазами. Мужчины, которым не нравится воевать, – трусы. Жалкие трусы.
– Но все равно, – сказал Гелон, – я велел ставить стены крепкие, а стражей назначил из самых чутких. Те кто не любит воевать, – лакомая добыча.Потому у нас почти нет хорошей конницы, ибо не собираемся никуда в походы, зато у нас самые крепкие стены, а на стенах достаточно камней, смолы и всякого оружия, чтобы внизу полегло огромное войско!.. А наши колдуны неустанно укрепляют мощь стен, выявляют лазутчиков...
– Попадаются?
– Чересчур много, – вздохнул Гелон. – Поверишь ли, даже из таких стран бывают, что и слыхом о них не слыхивал! Чтобы напасть на нас, им надо пройти десятки земель, где их перебьют раньше. Но рыщут, выведывают, таятся... Явились бы открыто, я бы сам все показал! Такими стенами любой правитель бы хвастался. А так приходится их всех на кол. Прямо на городской площади, чтобы все видели...
Скиф сказал ехидно:
– А я слышал, что в твоей стране вот уже лет десять никого даже не пороли! Так и знал, что брехня.
Гелон задержал цыплячью ножку у рта, в глазах были изумление и обида.
– Почему брехня?.. Последний раз подданного казнили в самом деле лет пять тому. А это чужаки...
– Их не жалко?
– Да нет, просто они уверены, что лучше украсть, чем попросить. И чтобы мои подданные убедились, что это не так, все лазутчики умирают на городской площади долго, очень долго... Правда, я велел на ночь их добивать, чтобы не мешали спать криками.
Олег спросил деловито:
– А казнь свершаешь утром?
– Не слишком рано, – ответил Гелон рассудительно – Чтобы народ выспался после трудового дня, позавтракал, пришел на площадь в хорошем настроении. Вот тогда и начнётся это... даже не казнь, как считают некоторые! Наглядный урок всем, кто смотрит, что законы лучше выполнять. Лучше и безопаснее. А если жизнь чем-то трудна, то приди и скажи управителю, а если тот не сможет помочь, то мне. Разве не понятно что я кровно заинтересован, чтобы все жили богато и счастливо? Счастливые не бунтуют, не разбойничают. А с богатых больше идет денег в казну. К тому же, наслышавшись, что у нас тут чуть ли не вирий, сюда едут и едут переселенцы... Страна Гелония растет!
Скиф все это время ёрзал, словно из сиденья торчал острый шип. Ел то очень быстро, то вообще замирал, а взгляд устремлялся поверх голов в тревожную и грохочущую копытами даль, в глазах мелькали отблески пожаров, там проносились призрачные фигуры всадников, падали люди, рушились стены.
Гелон говорил все тише, сбивался, он тоже видел глаза брата, и лицо правителя Гелонии становилось все несчастнее.I
Скиф со стуком отодвинул тарелку. Гелон тут же замолчал, напрягся. Олег опустил глаза, стало неловко за то, что сейчас произойдет.
– Брат, – проговорил Скиф. – Три дня тому мы встретили старого воина, тот ехал, задумавшись, потом услышал наших коней, вскинул голову, увидел нас. Никогда не забуду, с какой радостью и счастьем он воскликнул: «Колоксай!..» А потом помрачнел, сказал недружелюбно: кто бы ты ни был, незнакомец, ты не имеешь права быть настолько похожим на лучшего из людей – его тцара Колоксая!.. Понимаешь, чужой человек назвал его лучшим из людей!..
Гелон кивнул, он соглашался, что их отец – лучший из людей. И пусть каждый простолюдин, каждый человек на свете считает именно своего отца лучшим из людей, но все равно, лучший из лучших – Колоксай, отец Гелона, Скифа, Агафирса...
– А Миш была тогда лучшей из женщин, – добавилон – Всё-таки отец был не совсем прав, что взял её обманом... Нет-нет, я не оправдываю её! Я ведь тоже ушёл, разве ты забыл?.. Она и сейчас, говорят, самая красивая из женщин на всем белом свете. Недаром отец сходил по ней с ума, недаром пошёл на такую хитрость...
Скиф, вскипев, ударил кулаком по столу, вскочил:
Ты осуждаешь отца? Отца?
Гелон сказал мягко:
– Скиф, я тоже ушёл. Помни, я не простил её и тоже ушёл...
Скиф некоторое время испепелял его взглядом, нехотя опустился. Олег молчал, рассматривал карту.
– Мы должны отомстить, – сказал Скиф мертвым голосом. – Убийство нашего отца не должно остаться безнаказанным!
Гелон сказал тихо:
– Но как?
– У тебя же тцарство! Не думаю, что оно уже сейчас уступает владениям Миш.
Гелон повторил настойчивее:
– Как? Как ты мыслишь мстить?
Скиф огрызнулся:
– Как? Как все мстят. Месть – святое дело, угодное богам и сердцу человека.
– Но кому? – спросил Гелон. – Ты понимаешь, что говоришь? Если бы речь шла о соседе – другое дело. Но на той стороне – мать! Это она убила. И ты... ты говоришь, что надо убить мать? Нашу мать? Даже – нашу маму?
Скиф скривился, кулаки на столе сжались так, что заскрипела кожа. Сквозь стиснутые зубы процедил люто:
– А что предлагаешь ты? Оставить зло безнаказанным?
Гелон покачал головой:
– Нет. Я не даю злу свободу. Я борюсь со злом... На моих землях нет зла... по крайней мере, большого и безобразного. Я уменьшаю зло! Если бы и другие так же уменьшали его в своих землях, мы бы очистили землю
Скиф вскрикнул:
– Но там... за перевалом! Там убийца нашего отца резвится безнаказанно! Где ее сынок Агафирс правит могучим государством лишь потому, что согласился с ее преступлением? Это разве справедливо?
Гелон посмотрел на Олега, словно искал поддержки, но Олег молчал. Гелон сказал убеждающе:
– Агафирс самый старший сын. Он и должен был наследовать трон...
– Нет! – воскликнул Скиф. – Ты же знаешь, что мы оба были лучше! Мы побивали его в детстве, хоть в драках, хоть в знаниях... великих битв, управлении людьми, сборе налогов. Мы все умели лучше!.. Даже ты, хоть и не любил драться, побивал его! Забыл? Трон занял бы я... либо ты. Но теперь он сидит там лишь потому, что согласился с подлостью. А кто допускает подлость, тот сам подл.
Гелон кивнул.
– А всякий подлый, – сказал он, – нам враг. Видишь, Скиф, я с тобой согласен. И тоже борюсь с подлостью. Везде, где встречаю. Но я сперва хочу истребить ее здесь, а потом уже идти в другие страны. Я хочу быть чист, чтобы на чужие грязные пятна мог указывать своим чистым пальцем!
Скиф стукнул кулаком по столу. Посуда подпрыгнула, хотя стол был массивным, ножки из толстого дуба, а столешница толщиной в руку.
– Гелон, я тебя не убеждаю в своей правоте! Я знаю, что я прав. Я спрашиваю прямо: ты идешь со мной или нет?
– В мести?
– Да, в мести!
– Мести нашей матери? – переспросил Гелон. – Ты так и не ответил... а что потом? Допустим, побьем ее войска... а войска там сильные, Агафирс мечтает о войнах, захватим город, побьем жителей, ворвемся с окровавленными мечами во дворец... ворвемся в спальню нашей матери... Что ты сделаешь? Убьешь?
Скиф зарычал. Лицо перекосилось, на лбу и висках вздулись тугие жилы.
– Что ты такое спрашиваешь? Что ты спрашиваешь? Ты же знаешь, что смерть отца должна быть отомщена! Иначе... иначе нет в мире справедливости!
Гелон повернулся к Олегу:
– Что скажешь, мудрый волхв? Есть на свете справедливость? Или нет ее?
Олег буркнул невесело:
– Откуда ей взяться?.. Для того великий Род и создал нас, чтобы мы ее установили.
Скиф вскрикнул:
– Видишь, и волхв говорит то же самое!
– Да? – спросил Гелон. – Тогда все же ответь прямо: ты вот так просто пойдешь и убьешь родную мать?
Скиф вскрикнул отчаянно:
– Я не хочу ее убивать!.. Но я должен! Она убила моего отца, которого я даже не увидел! Я не сидел у него на коленях, он не подбрасывал меня в воздух, не учил ездить на коне, не учил держать деревянный меч... Она лишила меня отца... она виновата!
Гелон отодвинул пустое блюдо, поднялся. Олег и Скиф смотрели, как правитель Гелонии прошелся по комнате, нахмуренный, несчастный, с потерянным выражением на лице. Наконец остановился, посмотрел Скифу прямо в глаза.
– Я не пойду с тобой, брат, – произнес он ясным голосом. – Да, наша мать поступила... неправильно. Да, наш отец не совсем честно взял ее в жены. Но все равно она не должна была его убивать.
– Да еще так подло! – вскрикнул Скиф яростно. – Герою умереть от яда? Какой позор!
– Убила как могла, – ответил Гелон. – Сейчас вопрос в том, должны мстить или не должны. Вспомни, Агафирс вообще считает, что мать права и мстить мы не должны. Ты считаешь, что должны. Я оказался посредине: да, мать не права, я не хочу жить с нею в ее стране, не хочу своей доли наследства. Я ушел, отказавшись от родства с нею. Надеюсь, ей стало стыдно.
Скиф вскипел, а Олегу стало неловко за Гелона. Похоже, средний брат не совсем понимает жестокость мира, в котором живет. С другой стороны, как-то ухитрился сделать свою крохотную страну... а сейчас совсем уже не крохотную, процветающей...
– Отец! – выкрикнул Скиф. – Отец!.. Его кровь взывает об отмщении.
– Отец умер без крови, – напомнил Гелон мягко. – Но ты прав, для отца надо было что-то сделать. Скиф уставился с непониманием:
– Для отца? Для него можно только отмстить человеку, его убившему! Тогда его душа успокоится.
Гелон покачал головой. В глазах было сомнение, наконец проронил тихо:
– Я уже несколько лет пытался его отыскать. Я собрал колдунов, магов и волшебников, просил побывать в том мире... Только одному удалось попасть туда. Не знаю, сам он там был или только его дух... чародей и сам не знает, но он говорил с нашим отцом.
Скиф вскрикнул с негодованием:
– Зачем ты тревожишь дух отца?
Гелон медленно поднял голову, взгляд его синих глаз, как внезапно заметил Олег, может становиться и вот таким же твердым, как диаманты чистой воды. Всегда готовые к улыбке губы сомкнулись в плотную линию.
– Не ради любопытства, брат. Не ради любопытства.
– А ради чего?
Олег невольно затаил дыхание. Скиф тоже застыл. Гелон после паузы обронил:
– Я просил узнать, как его вернуть в наш мир. Скиф ахнул, из Олега вырвалось невольное:
Ого!.. Разве такое возможно?
Невозможно для простых людей, – ответил Гелон. – Но не для героев.
Скиф сказал потрясение:
– Брат... Ты делаешь... делаешь невозможное! Это я взялся за простое, понятное: отомстить за отца. Кто из нас не мстит? Все мы... А ты, ты... я люблю тебя, брат. Ты единственный из нас... нет, из людей вообще, кто отказался ломать, а только строит! Я... я, наверное, в твоих глазах совсем дрянь, да? Ведь я стараюсь отправить человека на тот свет, а ты стараешься оттуда вытащить!
Олег вмешался:
– И на тот свет надо плохих людей, и с того света... хороших. Разница только в том, что убивать и вообще ломать и рушить всегда проще, чем строить. Я даже не представляю, как ты намереваешься освободить Колоксая.
Скиф сказал с надеждой:
– Это же Гелон! Ему всегда все удавалось. Гелон бледно усмехнулся:
– Получалось, а не удавалось. Удача здесь ни при чем. Я пять лет только говорил с магами! Уговаривал, обещал, просил. Затем покупал для них все, что им требовалось... Почти все деньги оказались потраченными зря, но, как я говорил, один сумел добраться, поговорить... Я его отправил к самим владыкам того мира.
В страшной тиши Скиф прошептал:
– Как?.. Как ты сумел?
– Слева и справа от города руины, – напомнил Гелон. – Те, что слева, – остатки храма подземных богов. Я подумал, не знак ли это мне? Не отсюда ли можно попасть в тот мир... и вернуться?
Олег вдруг побледнел, содрогнулся. Он вспомнил чёрное солнце подземного мира, сам ощутил на спине смертельный холод. Трудно поверить в то, что тогда свершили трое грубых и уверенных в своей правоте людей.