— Белые.
Я открыл глаза. Белые! Розы, вызвавшие у меня столь сильные воспоминания, были белыми. Мне вспомнились слова Магды:
«Тот, кто не умеет видеть драгоценное в жизни, никогда не будет счастлив».
— Хочешь помочь мне посадить их?
Я пожал плечами.
— Помогу. Все лучше, чем слоняться по комнатам.
Незрячему Уиллу пришлось показывать мне, сколько земли насыпать в горшок, сколько мха и подкормки добавить.
— Городскому парню не приходилось этим заниматься? — поддел он меня. — У вас в квартире совсем не было цветов?
— Были. У отца договор с какой-то фирмой. Оттуда раз в неделю привозили цветы. Флорист сам менял композиции. Отец говорил, что каждый должен заниматься своим делом.
Уилл показал мне, как правильно сажать розовый куст на клумбу.
— Магда любит белые розы, — сказал я.
— Почему бы тебе не отнести ей несколько штук?
— Не знаю…
— Между прочим, это она предложила оживить сад. Магда рассказала, что по утрам ты забираешься наверх и смотришь из окна на улицу. «Как цветок, ищущий солнца», это ее слова. Она беспокоится о тебе.
— С чего бы это?
— Не представляю. Возможно, у нее доброе сердце.
— Сомневаюсь. Просто ей за это платят.
— Ей платят за приготовление еды и уборку, а не за то, какое у тебя настроение.
Он был прав. Отец не требовал от Магды, чтобы она создавала мне хорошее настроение. Я только и умел, что грубить ей, а она делала для меня то, чего вовсе не обязана была делать. Как и Уилл. Его не нанимали розы сажать.
Я выкопал ямку для следующего куста.
— Уилл, спасибо за сад.
— Не стоит благодарности, — ответил он и бросил мне мешочек с подкормкой.
Позже я срезал три самые красивые белые розы и понес их Магде. Я хотел вручить их сам, но это вдруг показалось мне глупым. Я просто положил розы возле кухонной плиты. Я надеялся, что Магда поймет, кто принес ей розы. Потом, услышав ее шаги в коридоре, я сделал вид, будто сижу в туалете, и громко попросил оставить поднос у двери.
Глава 4
В тот вечер, впервые после переезда в Бруклин, я выбрался на улицу. Дождался, пока стемнеет, и хотя в начале октября еще довольно тепло, надел длинную куртку с капюшоном. Капюшон я надвинул почти на глаза. Подбородок и щеки скрылись под шарфом. Я шел, стараясь держаться поближе к стенам домов, поворачивался так, чтобы прохожие не видели моего лица. Там, где возможно, я нырял в безлюдные переулки. Умом я понимал, что так нельзя. Я ведь не кто-то там, а Кайл Кингсбери, сын не последнего человека в городе. Негоже мне таиться по переулкам и нырять за мусорные контейнеры, опасаясь, как бы случайный прохожий не заорал в ужасе: «Чудовище!» Я ничем не провинился перед людьми, у меня не было основания их сторониться. Тем не менее, я их сторонился, прятался, отворачивался. К счастью, меня никто не заметил. Удивительнее всего было то, что люди смотрели прямо на меня и как будто ничего не видели. Фантастика да и только.
Я знал, куда мне хочется попасть. В Сохо жил Джин Элиот, мой одноклассник по Таттл. Бывший одноклассник. Он устраивал самые крутые вечеринки (разумеется, когда родители куда-то уходили или уезжали).
Зеркало подсказало мне, что в ближайшие выходные родители Джина уедут, а он устроит очередное сборище. Конечно, мне туда не попасть. Это же не дискотека, Джин приглашал только своих. Но такой Кайл Кингсбери ни ему, ни его гостям не нужен.
Тогда зачем я туда шел? Я сам толком не понимал. Может, чтобы просто посмотреть издали. Если бы я попросил, зеркало показало бы мне всю тусовку. Однако мне захотелось увидеть это «на месте события», как выражался мой отец. Меня никто не узнает. И все же я рисковал. Меня могли схватить, принять за странного зверя, сбежавшего из зоопарка, и отправить в клетку. В общем-то, немалый риск. Но одиночество сделало меня смелым. Я устал сидеть затворником в пятиэтажном доме.
Люди проходили мимо, но даже те, кто смотрел на меня в упор, меня не видели. Отважусь ли я поехать на метро? Отважился. Я дошел до станции, которую ежедневно видел из окна. В мозг снова ввинтилась мысль: меня сейчас схватят и я поеду не в Сохо, а в зоопарк, куда мои бывшие одноклассники будут приходить поглазеть на меня. Я купил магнитную карточку на несколько поездок, спустился вниз и стал ждать поезда.
Час «пик» уже миновал, и в поезде было свободно. Я выбрал место в самом конце вагона. Раньше я ни за что бы там не сел. Я смотрел в окно, а не на пассажиров. И все равно, стоило мне опуститься на сиденье, как женщина, сидевшая рядом, тут же встала. Если бы она взглянула на отражение в оконном стекле, то увидела бы меня «во всей красе». К счастью, туда она не заглянула. Покачиваясь на ходу в быстро идущем поезде, женщина брезгливо морщилась, словно от меня воняло. Она ушла в противоположный конец вагона и уселась там.
И тогда я догадался. Она приняла меня за бездомного! Кто еще может ехать летом в теплой куртке и шарфе? Только бездомные, которые всю свою одежду тащат на себе, зимой и летом выглядят одинаково. Должно быть, прохожие на улице тоже принимали меня за бездомного и потому не обращали внимания. Я стал «человеком-невидимкой». Я мог гулять по улицам, и пока мне удается прятать лицо, никто на меня и не взглянет. Что ж, хоть какая-то свобода.
Осмелев, я оглянулся по сторонам. Никто на меня не смотрел. Кто-то читал, кто-то переговаривался с друзьями или тупо глядел в пространство.
Я доехал до станции «Спринг-стрит» и вышел из вагона, уже не соблюдая особых мер предосторожности. Теперь я шел по более освещенным улицам. Правда, я поднял шарф повыше, отчего мне стало тяжело дышать. Больше всего я боялся случайно встретиться со Слоан. Если она сдуру все-таки разболтала одноклассникам про меня, они наверняка вдоволь посмеялись и поиздевались над ней. И теперь, столкнувшись со мной, она захочет взять реванш и доказать, что говорила чистейшую правду.
Я подошел к дому, где жил Джин. В холле сидел консьерж, так что войти внутрь я не мог. Да я и не хотел там появляться. Не хотел видеть яркий свет, знакомые лица и сознавать, что все продолжается без меня, как будто меня никогда не существовало. У входа стояла большая уличная ваза с цветами. Я сумел незаметно проскользнуть и спрятаться за ней. В воздухе разливался знакомый запах. Я высунул голову. Так и есть: красные розы. Уилл гордился бы моей внимательностью.
Думаю, тусовка началась около восьми, но и к девять к дому еще подтягивались запоздавшие участники. Я был чем-то вроде живой скрытой камеры: я видел сцены, не предназначенные для чужих глаз. Девчонки снимали трусики или глотали что-то возбуждающее. Парни хвастались тем, что лежит у них в карманах и для кого это предназначено. Клянусь, мои бывшие друзья смотрели прямо на меня, но никто меня не видел. Никто не завопил: «Чудовище!» Меня замечали не больше, чем вазу с розами. То есть не замечали вовсе. Это было и хорошо, и плохо.
А потом появилась Слоан. Не одна, а с Салливаном Клинтоном, учившимся на класс младше. Они целовались взасос. Мне показалось, что я смотрю фильм категории R
[18]. Может, я и впрямь стал «человеком-невидимкой»? В конце концов, вдоволь нацеловавшись, Слоан и Салливан вошли в подъезд.
Наверху веселились. Внизу я слышал только музыку и отдельные слова, если кто-то открывал окно. Как обычно на тусовках, народ все подтягивался. Кому надоедало — сваливали, не дожидаясь окончания. Время шло к полуночи. Я устал, вспотел в теплой куртке и уже подумывал убраться отсюда. Неожиданно дверь подъезда распахнулась.
— Оторвались по полной, — послышался голос Трея.
Он вышел вместе с Грейдоном Хартом, еще одним моим бывшим дружком.
— Джин умеет зажигать, — сказал Грейдон. — Это сборище куда лучше, чем в прошлом году.
— А что было в прошлом году? — спросил Трей. — Я тогда перебрал и отрубился.
Я вжался спиной в стену, желая, чтобы они поскорее ушли.
— Ты ничего не потерял. В прошлом году Кайл Кингсбери притащил озабоченную телку, и она полвечера паслась у него в штанах.
Оба парня засмеялись.
— Кайл Кингсбери. Имя из прошлого, — насмешливо произнес Трей.
Я невольно улыбнулся. Мне стало еще жарче в теплой куртке.
— Слушай, а куда девался Кайл? — спросил Грейдон.
— Вроде папочка устроил его в какой-то интернат для детей важных шишек.
— Сынок решил, что мы для него неподходящая компания?
Я внимательно смотрел на них, в особенности на Трея, ожидая от него хотя бы нескольких слов в мою защиту.
— Меня это не удивляет, — сказал Трей. — Корчил из себя супермена. Прямо на роже было написано: «Я красавчик, а мой отец — крутой ньюсмейкер».
— Придурок он, этот Кайл, — усмехнулся Грейдон.
— Еще какой. Я рад, что он убрался из нашего класса, — подхватил Трей.
Я отвернулся. Они обменялись еще несколькими фразами и ушли. У меня пылали уши и горело лицо. И этих парней я считал друзьями? Я думал, им действительно нужна дружба со мной. А они просто врали. Наверное, не только они. Все, кто мне улыбался. Что они сказали бы теперь, увидев мою мохнатую физиономию?
Не помню, как я добрался домой. Меня никто не замечал. Всем было все равно. Кендра оказалась права. Даже слишком права.
Глава 5
Я снова залез на MySpace. Нашел профиль и достал зеркало.
— Покажи мне Энджелбэйби1023, — велел я ему.
Но вместо «ангельской малютки» я увидел лицо Кендры.
— Ты же знаешь, это не поможет.
— Что ты здесь делаешь?
— Избавляю тебя от иллюзии. Твои попытки познакомиться с кем-то через Интернет ничего не дадут. Так настоящую любовь не найдешь. Твоя уловка не сработает.
— Почему, черт побери? Что, в Интернете мало девчонок, жаждущих любви? Просто пока мне не везло. Натыкаюсь на сплошных вруний.
— Ты собираешься целоваться с монитором? Говорю тебе, это ненастоящая любовь.
— С чего ты взяла? Люди постоянно знакомятся в Сети. Некоторые даже женятся.
— Одно дело познакомиться в Сети, встречаться и полюбить друг друга. И совсем другое, если ваши отношения развиваются только в электронном пространстве.
— Какая разница? Или ты думаешь, мне нужно поместить в профиль свою нынешнюю физиономию и надеяться, что кто-то захочет со мной знакомиться? Легко сказать — внешность не имеет значения. Очень даже имеет.
И вдруг я понял, почему Кендра злится.
— Ты злишься, что я нашел обходной путь. Современный способ познакомиться с девчонкой и не испугать ее своим видом. Чтобы она не упала в обморок от последствий твоего заклятия.
— Ошибаешься, Кайл. Мое заклятие — жизненный урок для тебя. Для этого я его и наложила. Если ты правильно усвоишь урок, будет здорово. Я не мешаю тебе. Пожалуйста, продолжай поиски. Но они ничего не дадут. А сейчас я появилась, поскольку пытаюсь тебе помочь.
— Интересно чем?
— Объяснить тебе: нельзя влюбиться в того, кого не знаешь. Ты жаловался, что все врут. Так ведь и твой профиль — сплошное вранье.
— Ты взломала пароль? Вообще-то это тебя…
— «Я люблю веселиться с друзьями…»
— Перестань!
— «Мы с отцом по-настоящему близки…»
— Заткнись! Заткнись! Заткнись!
Я зажал уши, но ее слова проникали мне прямо в сознание. Мне хотелось вдребезги разбить это чертово зеркало, ноутбук и все предметы в комнате. Я был жутко зол на Кендру, а все потому, что она была права. Я не искал настоящей любви. Я искал способа снять заклятие, не более того. О дальнейших отношениях я не думал. Но если я не могу познакомиться с кем-нибудь в Сети, как я найду любовь в реальной жизни?
— Ты понял, что я пыталась тебе втолковать? — спросила Кендра.
Ее слова вонзались мне в мозг. Я отвернулся от зеркала. Отвечать не хотелось. Горло у меня перехватило, и я не хотел, чтобы она слышала меня в таком состоянии.
— Кайл?
— Понял! — рявкнул я. — А теперь оставь меня в покое!
Глава 6
Я переменил имя. Отныне — никакого Кайла. От Кайла ничего не осталось. Кайл Кингсбери умер. Я больше не хотел так зваться.
В Интернете я узнал значение своего имени, и это стало последним гвоздем, заколотившим гроб с прежним Кайлом. Имя имело греческое происхождение и в переводе означало «обаятельный». Уже ложь. Тогда я стал искать, как на других языках будет слово «уродливый». Самым коротким и впечатляющим оказалось испанское слово «feo». (Зная это, кто решится назвать своего сына Фео?) Я подумывал назвать себя так, но в конце концов остановился на имени Адриан. В переводе оно означало «темный, мрачный». Мне это вполне подходило: я жил в темном и довольно мрачном мире. Я стал Адрианом. Все — то есть Магда и Уилл — теперь звали меня только так. Я был олицетворением темноты.
И жил я в темноте. Я спал днем, а ночью, когда никто меня не видел, гулял по улицам и ездил в пустом метро.
Я дочитал «Собор Парижской Богоматери» (печальный конец — всех настигла смерть). После этого взялся за «Призрака Оперы». Книга очень отличалась от дурацкого сюжета мюзикла Эндрю Ллойда Уэббера. Призрак вовсе не был непонятым романтическим неудачником. Убийца, годами державший в страхе весь оперный театр, — вот он кто. Призрак похитил молоденькую певицу и пытался силой добиться от нее любви, которой был лишен.
Я понимал чувства главного героя. Я сполна познал отчаяние. Я вдоволь набродился по темным улицам, напрасно выискивая хотя бы маленький огонек надежды. Я вполне осознал: одиночество порою становится непереносимым и может толкнуть на убийство.
Я жалел, что не живу в недрах громадного оперного театра или собора. Я жалел, что не могу, подобно Кинг-Конгу из фильма, забраться на крышу Эмпайр-стейт-билдинга. Но вместо этого у меня были только книги; книги и бесчисленные улицы Нью-Йорка, заполненные глупыми и равнодушными людьми. Иногда я прятался возле баров, там где потемнее, и смотрел, как подвыпившие парочки торопятся в темноту, чтобы заняться сексом. Я слышал их вздохи, сопение и стоны. Следя за такой парочкой, я представлял на месте парня себя, воображал, будто это меня сейчас обнимают, и мне в ухо, вместе со страстным шепотом, веет горячее женское дыхание. Я мог без труда обхватить когтями шею очередного счастливца и убить его на месте, а девчонку притащить к себе в логово и заставить отдаться мне, вне зависимости от ее чувств. Конечно, я бы не решился на такое, но меня пугала сама мысль. Пугало то, что эта мысль появилась в моей голове.
— Адриан, нам надо поговорить.
Когда Уилл вошел ко мне в спальню, я еще лежал в кровати. До его прихода я разглядывал устроенный им розарий, а сейчас просто лежал с полусомкнутыми веками.
— Уилл, большинство роз умерли.
— Так всегда бывает с цветами, растущими на открытом воздухе. Конец октября. Вскоре они все завянут. Природа засыпает до следующей весны.
— А я помогал им, чем мог. Когда видел, что лепестки побурели и съежились, я просто обрывал весь цветок. Я не боюсь шипов. Ранки сразу затягиваются.
— Выходит, этим розам повезло, — грустно улыбнулся Уилл.
— Наверное, я делал это зря. К чему напрасные мучения, если они все равно обречены на смерть? Как вы думаете?
— Адриан…
— Иногда я мечтаю, чтобы и мне кто-нибудь вот так же помог расстаться с жизнью.
Уилл подошел к кровати и внимательно глядел на меня своими незрячими глазами.
— Но есть и упрямые цветы. Вон та красная роза. Она цепляется за ветку и не падает. Я сам не свой, когда за ней наблюдаю. Все внутри переворачивается.
— Адриан, прошу тебя…
— Вы не хотите говорить о цветах? Я-то думал, вы любите цветы. Ведь это вы оживили сад.
— Адриан, я люблю цветы. Но сейчас мне хочется поговорить о наших отношениях, как учитель и ученик.
— Нормальные отношения. Разве нет?
— Их нет. Меня наняли заниматься с тобой. Сказали, что ты очень хочешь учиться. А с недавнего времени я понял, что получаю громадные деньги только за то, что живу в этом доме и почитываю книжечки в свое удовольствие.