— Вас это не устраивает?
За окном налетевший порыв ветра трепал упрямую красную розу. Несколько лепестков оторвались и улетели.
— Нет, не устраивает. Когда получаешь деньги не за что… выходит, я просто ворую их у твоего отца.
— Считайте это перераспределением богатств. Мой отец получает громадные деньги за имя. За имидж. Он зарабатывает в десятки раз больше тех, кто готовит студию, снимает передачу, — в общем, делает все, чтобы самоуверенная физиономия Роба Кингсбери не исчезла с телеэкранов. Он не заслуживает таких денег. А вы заслуживаете, поскольку вы продолжаете заниматься наукой, даже потеряв зрение. И деньги никогда не падали вам с неба. Это, знаете, как в романе про парня, который грабил богатых и раздавал награбленное бедным.
Естественно, вместе с Уиллом в спальню пришел и Пилот. Он жался к ногам хозяина. Я шевельнул пальцами, подзывая пса.
— Напрасно вы думаете, что я ничему не учусь. Сколько книг я успел прочитать за это время! «Собор Парижской Богоматери», «Призрак Оперы», «Франкенштейн». Сейчас читаю «Портрет Дориана Грея».
Уилл улыбнулся.
— Получается, тематическое чтение.
— Да. Эта тема — темнота. И люди, живущие во тьме.
Я все пытался подозвать Пилота. Пес никак не реагировал. Глупое животное!
— Мы могли бы поговорить об этих книгах. У тебя есть вопросы?
— Хотел спросить. Вот Оскар Уайльд — он был геем?
— О боже! Я-то думал, у тебя серьезные мысли. Может, даже откровения. Что-то умное.
— Не надо читать наставления, Уилл. Так был или не был?
— Был. И немало за это пострадал. — Уилл дотронулся до поводка Пилота. — Пилот к тебе не подойдет. Он чувствует такое же недовольство, как и я. Время перевалило за полдень, а ты все еще в пижаме, валяешься в кровати.
— А с чего вы решили, что я в пижаме? — удивился я.
— По запаху. И пес тоже. Но он это вдобавок и видит. И нам обоим это очень не нравится.
— Хорошо. Я через минуту оденусь. Это вас осчастливит?
— Меня — возможно. Особенно если ты примешь душ.
— Договорились. Так расскажите мне про Оскара Уайльда.
— Его сексуальная ориентация дорого ему стоила. Когда раскрылись его отношения с сыном одного лорда, Уайльда судили. Отец молодого человека утверждал, что Уайльд соблазнил его сына и вовлек в противоестественную связь. Литературная слава не уберегла Уайльда от тюрьмы, где он и умер.
— Я тоже в тюрьме, — сказал я.
— Адриан…
— Не возражайте. Взрослый мир любит врать. В детстве тебе долдонят: главное — не внешняя красота, а то, что у тебя внутри. Богатство души и все такое. Взрослые врут. На самом деле все по-другому. Что Феб из «Собора Парижской Богоматери», что Дориан… да и прежний Кайл Кингсбери — они вели себя с женщинами по-скотски, а из-за красоты им все сходило с рук. Когда ты уродлив, ты всю жизнь как в тюрьме.
— Я этому не верю, Адриан.
— Извините, но мне кажется, слепота сделала вас идеалистом. Можете не верить, но я прав.
Уилл вздохнул.
— Адриан, когда мы снова начнем занятия?
— Уилл, цветы в саду умирают.
— Вот что, Адриан. Если ты не прекратишь днем спать и мы не возобновим занятий, я уйду.
Теперь я смотрел на него. Я понимал, что Уилл на меня сердит, но не верил, что он может уйти.
— Но куда вы пойдете? Нелегко найти работу, когда вы… Я хотел сказать…
— Я закончу твою фразу. Нелегко найти работу, когда вокруг полно зрячих преподавателей. Да, нелегко. Зачастую люди видят слепого и начинают его либо жалеть, либо обманывать. Как-то у меня было собеседование с одним типом. Он мне так и сказал: «А вы не думаете, что в вашем положении работать опасно? Вдруг вы за что-нибудь зацепитесь, упадете и кого-нибудь покалечите? А если ваша собака кого-то укусит?»
— И поэтому вы ухватились за возможность учить такого лузера, как я?
Уилл не кивнул и не сказал «да». Он сказал другие слова:
— Я много учился, чтобы полноценно работать. Чтобы не быть обузой другим. Я не могу… не имею права сдаться и все бросить.
Он говорил о моей жизни. Я ведь и прежде жил на отцовские деньги. А если я не сумею снять заклятие, мне придется и дальше жить за его счет.
— Я не хочу ни жалеть, ни обманывать вас, — сказал я. — И очень не хочу, чтобы вы ушли.
— Для этого мы должны возобновить регулярные занятия.
Я кивнул, забыв, что он этого не видит.
— Завтра. Не сегодня. Завтра обязательно. Мне сегодня надо кое-что сделать.
— Твое «завтра» не отговорка?
— Нет. Обещаю вам: завтра мы возобновим занятия.
Глава 7
Я понимал: время ночных прогулок по городу заканчивается. Становилось все холоднее. Моя теплая куртка уже не бросалась в глаза, и я уже не казался людям обычным бездомным бродягой. Я не раз ловил на себе пристальные взгляды, и только быстрота моей реакций спасала положение. Оглянувшись, человек видел лишь мою спину и считал морду чудовища плодом воображения. Я не мог рисковать. Я начал выходить из дому позже, когда улицы и метро пустели и было меньше шансов, что меня поймают. Но это меня не устраивало. Мне хотелось жить жизнью улиц. А тут еще наш разговор с Уиллом и мое обещание возобновить занятия. Какие занятия, если ты ночь болтался по городу и готов заснуть прямо на полу? Я знал: Уилл — человек принципиальный. Если я не выполню обещание, он уйдет. А мне очень не хотелось с ним расставаться.
Меня ждала долгая зима, когда придется сидеть взаперти. Зато сегодня я мог идти куда угодно и ничего не бояться. Это был единственный день в году, когда никто не бросит на меня настороженный взгляд. Хэллоуин, День всех святых.
Я всегда любил Хэллоуин. Лет с восьми — это точно. Помню, мы с Треем забросали яйцами дверь одного нашего соседа за то, что он отказался играть с нами в «кошелек или жизнь» и назвал праздник глупостью. В тот день по Нью-Йорку бегало тысяч двести сорванцов в костюмах Человека-Паука. А когда я подрос и впервые попал на Хэллоуин в Таттл, где девчонки щеголяли в ажурных костюмах французских служанок, я полюбил этот праздник еще больше.
Он и сейчас оставался для меня любимым. Сегодня я на один вечер мог почувствовать себя нормальным человеком и не опасаться случайных разоблачений. Я вовсе не думал встретить кого-то, чтобы разрушить заклятие. На такое я не замахивался. Мне хотелось просто поговорить с какой-нибудь девчонкой. Если получится, потанцевать с ней, почувствовать, как она обнимает меня в танце. Всего один вечер.
Я стоял у входа в школу, где праздновали Хэллоуин. Это была пятая по счету школа. В остальных висели предупреждения: «ПУГАЮЩИЕ КОСТЮМЫ НЕ ПРИВЕТСТВУЮТСЯ». Рисковать я не хотел. Вдруг кто-то попытается содрать с меня «маску»? Должно быть, эта школа была частная. Ребята выглядели вполне прилично. Уровень не такой крутой, как у Таттл, но это меня устраивало.
Я прошел в вестибюль. Из распахнутых дверей тускло освещенного спортивного зала доносилась музыка. Там танцевали. Кто-то держался имеете, но большинство развлекались в одиночку. У дверей стояла девчонка, продававшая билеты. Школьных удостоверений она не спрашивала. Вполне подходящее место для меня.
Так чего же я медлю? Я замер в нескольких футах от продавщицы билетов, одетой как Дороти из «Волшебника страны Оз». Правда, в фильме у девочки не было татуировок и пурпурных волос.
Мимо меня проходили парни и девчонки. Никто даже не оборачивался в мою сторону. Отлично. По манере держаться я легко распознавал будущих чир-лидеров, сборщиков средств для различных фондов, политиков, вечных шутов и тех, кто сегодня надеялся кого-нибудь снять. Были и такие, которые сами не знали, зачем сюда пришли. Я долго стоял, разглядывая толпу.
— Клевый костюмчик, — услышал я.
Диджей запустил «Monster Mash
[19]». Некоторые стали танцевать.
— Эй, парень, я с тобой разговариваю. Костюмчик у тебя клевый.
Это была продавщица билетов. Здешняя Дороти. Все, кто хотел попасть в зал, уже прошли туда. Мы остались с нею одни.
— А-а. Спасибо.
Я уже не помнил, когда в последний раз говорил со сверстницей.
— Кстати, и твой костюм мне нравится.
Девчонка улыбнулась и встала так, чтобы мне были видны ее ноги в ажурных колготках.
— А знаешь, как он называется? Я назвала мой костюм «Это уж точно не Канзас».
Я засмеялся и спросил:
— Татуировки у тебя настоящие?
— Нет. Зато краска для волос продержится целый месяц. Мамочке я об этом ни гу-гу. Она думает, я просто цветным лаком побрызгалась. У бабули на следующей неделе юбилей — семьдесят пять. Вот смеху будет.
Я опять засмеялся. Девчонка была довольно симпатичная, да и ножки в ажурных колготках заводили.
— А почему ты не идешь в зал?
Я покачал головой.
— Да мы договорились тут встретиться…
Зачем я это сказал? Испытание на реальность я прошел. Девчонка подумала, что у меня потрясающий костюм. Я вполне мог купить у нее билет и войти в зал.
— Понятно, — сказала «Дороти», взглянув на часы.
Я толкался у дверей еще минут пятнадцать, наблюдая за танцующими. Раз я соврал насчет встречи, идти в зал было бы глупо. По сценарию, я должен ходить взад-вперед, поглядывать на часы, затем махнуть рукой и удалиться. Но огни, музыка, смех танцующих — это притягивало меня. Уходить не хотелось. Идти в зал тоже не хотелось. Мне нравилось стоять в вестибюле. Здесь было прохладно и дул приятный ветер.
— Знаешь, что мне больше всего нравится в твоем костюме? — спросила девчонка.
— Что?
— То, что ты додумался надеть поверх него обычную одежду. Получается, наполовину человек, наполовину чудовище.
— Спасибо, что оценила. У нас как раз тема по литературе — «Чудовища в романах». Слышала, наверное, про «Собор Парижской Богоматери»? Еще есть «Призрак Оперы». Кстати, куда интереснее мюзикла. Потом «Дракула». После него будем читать «Человека-невидимку». Вот я и решил нарядиться как человек, волею судьбы превратившийся в чудовище.
— Круто. С креативом у тебя все в порядке.
— Спасибо. Я взял старый костюм гориллы и чуть-чуть… модифицировал его.
— А кто у вас преподает литературу?
— Мистер… мистер Эллисон.
Я попытался на глаз определить возраст девчонки. Мы с ней явно были одногодками.
— Преимущества двенадцатого класса, — сказал я, снисходительно улыбаясь.
— Надо будет и мне попасть к нему в класс. Я пока в десятом.
«Я тоже», — чуть не вырвалось у меня, но я вовремя спохватился.
— Мне очень нравятся его уроки, — вместо этого сказал я.
Мы постояли еще немного. Потом девчонка сказала:
— Обычно я не суюсь в чужие отношения, но, по-моему, ты напрасно ждешь. Кинула тебя твоя подружка. Через пять минут заканчивается моя смена. Если хочешь, пойдем в зал со мной.
— Конечно хочу, — улыбнулся я.
— Это действительно жутковато, — сказала она.
— Что именно?
— Сама не знаю. Я еще не видела, чтобы маска могла менять выражение лица. Хмурилась или улыбалась, как у тебя.
Девчонка протянула мне руку и представилась:
— Бронуэн Крепс.
Я пожал ее руку.
— Адриан… Адриан Кинг.
— Потрясающее ощущение, — сказала она. — Какие у тебя шикарные перчатки на руках. Кажется, не руки, а лапы.
— Значит, я не зря столько времени ухлопал на подготовку костюма.
— Вау! Ты, должно быть, очень любишь Хэллоуин.
— С детства. Я был робким мальчишкой. Поэтому мне нравилось представлять себя кем-то другим. Суперменом. Или Человеком-Пауком.
— Знаешь, я тоже была робкой. Я и сейчас не особо смелая.
— Ну да? Какая же ты робкая, если заговорила со мной?
— Увидела, что подружка тебя обманула. Почувствовала родственную душу.
— Родственную душу? — улыбнулся я. — Может, и так.
— Слушай, перестань.
Бронуэн говорила про мою улыбку. Она сама выглядела довольно странно: белокожая, с пурпурными волосами. Костюм французской служанки идет девчонкам, у которых есть задатки шлюх. А эта — типичная домашняя девочка. Наверное, ее родители ушли в театр или в гости. Год назад я бы и говорить с такой не стал. Сейчас я радовался, что хоть кто-то со мной общается.
Подошла сменщица, и мы с Бронуэн отправились танцевать. Пока мы шли, она расстегнула вырез платья. Видно, решила показаться мне более соблазнительной. Над левой грудью у нее красовался паук.
— Нравятся мне пауки, — сказал я и быстро провел рукой по татуировке.
Наверное, она решила, что у меня на руках перчатки из особой резины, и не стала возражать.
— Знал бы ты, как долго мне эту татуировку делали! Всю задницу отсидела, — призналась моя новая спутница. — Давай потанцуем.
— А который час?
— Скоро полночь.
— Ведьмино время.
Мы вошли в круг танцующих. Быстрая мелодия сменилась медленной. Я прижал Бронуэн к себе.
— Интересно, какой ты под этим костюмом? — спросила она.
— Не все ли равно?
— Просто вспоминаю, видела ли тебя раньше.
— Вряд ли, — сказал я, пожимая плечами. — Я тебя не припомню.
— У тебя много увлечений? — спросила она.
— Раньше было много, — сказал я, вспомнив слова Кендры про ложь. — А сейчас я в основном читаю и вожусь с цветами.
— Странно. У нас и девчонки не больно-то любят возиться с цветами.
— У меня за домом есть садик. Я выращиваю розы. Мне нравится на них смотреть. Я планирую устроить оранжерею, чтобы розы цвели и зимой.
— Круто! Я еще не встречала парня, которому правится садоводство.
— Всем в жизни нужна красота.
Я притянул Бронуэн ближе, чувствуя на груди тепло ее дыхания.
— Нет, Адриан, я всерьез спрашиваю: как ты выглядишь на самом деле?
— А если бы я был похож на Призрака из оперного театра или другое чудовище?
Девчонка беспечно рассмеялась.
— Не знаю. В мюзикле он такой романтичный. Помнишь, как он поет? Мне хотелось, чтобы Кристина ему отдалась. Наверное, многие женщины так думают.
— А если бы я выглядел так не только в Хэллоуин, но и всегда? — спросил я, указывая на свое жуткое лицо.
— Лучше сними маску. Я хочу посмотреть, какой ты на самом деле, — со смехом попросила она.
— А если я настоящий красавчик? Ты на меня рассердишься?
— Может, чуть-чуть. — Заметив, что я хмурюсь, Бронуэн добавила: — Я шучу. Кому не понравится красавчик?
— Тогда не все ли равно, как я выгляжу? Давай просто танцевать.
Бронуэн надула губки, но согласилась. Мы с ней неплохо танцевали.
— А как я тебя узнаю в понедельник, когда начнутся занятия? — шепотом спросила она. — Честно, Адриан, ты мне понравился. Я хочу тебя снова увидеть.
— Я сам тебя найду. Посмотрю по коридорам и найду.
Она вдруг сунула руку мне под воротник рубашки и стала шарить, разыскивая нижнюю часть маски.
— Эй, прекрати!
— Я хочу посмотреть.
— Прекрати!
Я постарался вырваться из ее рук, однако Бронуэн крепко держала меня за шею.
— Слушай, как она у тебя…
— Прекрати! — зарычал я.
На меня уже оборачивались. Я оттолкнул Бронуэн, но мы с нею так сплелись, что она споткнулась и схватила меня за шею. Я заломил ей руку за спину. Что-то хрустнуло. Потом девушка испуганно закричала. Я бежал к метро, и у меня в ушах звенели ее крики.
Мистер Андерсон: Спасибо всем, кто вернулся. Я решил сделать наш чат открытым, поскольку убедился, как трудно придерживаться выбранных тем.
Медведочеловек: У меня есть важное заявление.
Лягушан: нкто н слшал о млчальнце.
Медведочеловек: Я в доме! сплю в квартире! Они меня пустили.
Нью-Йоркское Чудовище: Кто пустил?
Медведочеловек: те 2 девчонки… они меня взяли к себе.
Лягушан: птрсаще мдвед!!!
Нью-Йоркское Чудовище: очень завидую.
Мистер Андерсон: Медведочеловек, ты нам расскажешь?
Медведочеловек: 1 ночь они меня впустили и я спал на коврике. Когда я никого не съел, они решили, что меня можно впускать каждую ночь.