— Да это фигура у меня такая, перегибистая!
Корсары, сидевшие неподалёку, захохотали.
Что бы там ни происходило, на море и на суше, а уныния в команде не чувствовалось, настроение было бодрым.
Ещё бы! Вона как они испанцам врезали!
Народу положили — тьму, а у самих ни одних похорон. Уметь надо. А корабль… Ну что корабль?
С таким командором, как у них, они ещё десять кораблей отыщут, получше «Феникса»!
— Олег, — негромко сказал Акимов, — а на что ты надеешься? Нет, пока всё нормально и будет, конечно же, всё как надо, я уверен. Просто интересно…
Сухов кивнул.
— Надеяться надо на самих себя, — проговорил он назидательно. — И на буканьеров. Их тут много шастает. Наверняка уже нас приметили и соображают, к добру ли мы тут или к худу.
— Я видеть следы, — вставил Хиали. — Люди в мокасинах, ходить стороной.
— Ну вот… Это самое… Постараемся убедить этих людей в мокасинах, что мы не только белые, но ещё и пушистые…
— Буканиры? — не понял Быков. — Типа пираты?
— Типа заготовщики мясопродуктов. Пьер! Помнится, ты говорил как-то, что знался с буканьерами.
Пьер Длинный важно кивнул.
— Расскажи этим незнайкам.
Пьер солидно откашлялся и повёл свой незамысловатый рассказ.
— Буканьеры, — начал он, — они из беглых рабов, только белые. Или, скажем, из морячков, кого на берег выбросило после шторма. Охотники они. Испанцы-то уже лет сто сюда коров завозят да свиней, а скотина то разбежится, то индейцы тайно, бывало, нагрянут, скотоводов уделают. А коровы, они хоть и терпеливые, только не до смерти. Как проголодаются, как выедят всю траву в загоне, так и вырвутся на волю. А травы тут — хоть сам её ешь! И волков нет. Вот бурёнки и плодятся. И кони тоже, и свиньи — стадами огромными бегают по Эспаньоле!
— А почему тогда — буканьеры?
— А они так мясо готовят — на буканах. Это такие решётки из сырого дерева, вот они на них и коптят свинину да говядину. Или это потому они так окрещены, что селения свои тоже буканами прозывают? Сами себя они мателотами зовут, то бишь матросами. Семей у них нет, живут впятером-вшестером, а когда один из них помирает, всё его имущество достаётся товарищам… Хотя какое у них имущество? Даже стула со столом не держат, рубаху носят, от бычьей крови заскорузлую, да такие же панталоны, ну и башмаки из свиной кожи. А в шкурах они соль добывают — выпаривают на солнце морскую воду. Ничего даром не пропадает! Они тут всех пиратов снабжают мясом. Зали-вов-то много, наш брат-разбойник пристаёт к берегу, и пошёл обмен — мяско на ружья, на ром. А ружья у них здоровые, что твой фальконет — одной пулей быка валят! А уж какие они быстрые… Пока испанец мушкет свой перезарядит, буканьер три выстрела сделать поспевает! Да-а! Я и сам не верил, пока не увидал. Ох и шустрые ребята! И порох у них особенный, строго на заказ, из Шербура. Его так и называют — «буканьер-ский порох». Они его в таких флягах хранят, из тыкв сушёных. Или в трубках из бамбука, заделанных воском. А собачищи у них какие… Звери! На испанцев натасканные. Такая тварь, ежели в горло вцепится, порвёт аки лев! Что ты…
— Господин командор! — раздался голос дозорного. — Тут человек из леса, главного ищет!
— Давай его сюда! — отозвался Сухов.
Из теней и отсветов костров нарисовалась нескладная фигура.
— Привет вам, добрые люди!
Голос, раздавшийся из полутьмы, был полон не только смирения, но и некоего мелкого торжества, довольства собой.
— И тебе привет, добрый человек, — откликнулся Олег. — Проходи к огню, а то как дух ночной.
Во мраке послышалось хихиканье, и на свет костра вышел невысокий человек в кожаных штанах и рубахе.
За плечом у него висело длинное ружьё, в руке гость держал тесак, за поясом торчали два пистолета и здоровенный нож.
Следом вышло ещё одно «оружие» — огромный чёрный пёс, настоящая собака Баскервилей.
Втянув носом воздух, она глянула на хозяина и улеглась, положив голову на лапы.
— Меня зовут Катакоа, — представился буканьер, приседая на камень. — Это индейское имя. Моя мать — индианка Анакаона, а отец — миссионер. Сделал своё дело и был таков. А я — вот он. Индейцев тут почти не осталось, испанцы всех истребили. Вашу компанию я ещё на берегу приметил. Смотрю — испанцы кого-то к берегу прижимают, да много их. Ну, думаю, беда! А как сказать… «Сантану»-то вы приложили знатно! Приятно было посмотреть! А корабль ваш прибрали…
— Испанцы домовитые пошли, — фыркнул Быков.
— А не испанцы вовсе на ваш «Феникс» поднялись…
— Не испанцы? А кто тогда?
Катакоа поёжился.
— Колдун! — сказал он. — Злой колдун-оборотень! И с ним люди его. С испанцами он дружен, те его доном Альберто кличут, а он…
— Дон Альберто де Корон?! — воскликнул Пончик.
— Ну да…
— Так вот кто нам эту пакость устроил… — протянул Олег. — Наш старый приятель!
— Козёл безрогий! — сердито выразился Пончик. — Мы этого колдуна чуть не повесили, а вот надо было. Нет, ну какая же всё-таки скотина!
— Не кипишуй, Шурка, — спокойно сказал Быков. — Поймаем мы этого колдуна сраного и кол ему осиновый всадим.
— В анус! — рявкнул Пончик. — И на пару футов внутрь! Угу…
Когда корсары отсмеялись, Катакоа спросил осторожно:
— И вы не боитесь магии этого оборотня?
Сухов усмехнулся:
— Друг мой Катакоа, пускай он нас боится!
— Индейцы называют его Бледным Бендиго, — подала голос Гли-Гли. — Я сказала этому оборотню, что Олег, — девушка указала на Сухова, — нарежет ремней из его дряблой кожи, сплетёт из них верёвку и повесит!
— Неплохой вариант, — усмехнулся Олег.
— Но у вас же нет корабля, — заметил буканьер.
— Зато у испанцев их много! — отмахнулся Олег. — Это самое… Скажи мне, Катакоа, далеко ли отсюда ваше селение?
— Рядом, — не стал скрывать тот. — За горами.
— И много вас там?
— Человек сто… Или больше.
— А лошадей много вокруг?
— Ты любишь конину? — удивился Катакоа.
— Нет, просто я предпочитаю ездить верхом, а не пешком таскаться. Понимаешь, Катакоа, я очень не люблю, когда на меня нападают. Поэтому всегда даю отпор. Вынудили нас испанцы на берег сойти? Им же хуже. Нас тут сотня с лишним нехороших мужиков, точно знающих, с какой стороны у мушкета дуло. И если у нас будет сотни две лошадей, на Эспаньоле объявится конный отряд, который станет нападать на испанские селения, будет грабить и убивать. Мы тут такого шороху наведём, что испанцам тошно станет! Понял?
— Понял… — проговорил буканьер, находясь под впечатлением. — Будут лошади! Много лошадей!
Глава 9,
Следом за «друзьями человека» прибежали чернокожие слуги буканьеров и сами мателоты, сжимавшие в руках «ланас» — что-то вроде полупик со стальными наконечниками в виде перекрестий.
— Это Катакоа привёл их! — сердито заорал огромный буканьер в рваных штанах, с львиной гривой.
Несло от него тоже как от льва.
Вскоре мателотов собралась добрая сотня, причём у каждого второго в руках был мушкет, вряд ли не заряженный.
— Это друзья! — оповестил сын миссионера и индианки. — Они вчера здорово побили испанцев, но потеряли свой корабль. А вот это — сам Капитан Эш!
Буканьеры подняли шум, а «лев» проворчал добродушно:
— Ну тогда ладно…
Обтерев ладонь о засаленные штаны, он протянул руку Сухову:
— Свинтус!
— Редкое имя! — ухмыльнулся Олег, пожимая грязноватую длань.
Буканьеры загоготали.
— Это что! — вскричал Свинтус. — Вон гляди, тот длинный зовётся Стоячком, а это вот — Рукоед!
— Люди! — возвысил голос Катакоа. — Капитан Эш хочет бить испанцев здесь, на суше! Ему нужны лошади! Не конина, а живые лошади!
— И как ты себе это представляешь, Катакоа? — громко вопросил мужичонка в необычно чистой одежде. — Бежать за кобылой и упрашивать её стать под седло? Под жеребца ещё ладно, а под седло лошадь не пойдёт!
— Нужно устроить облаву, — взял слово Сухов, — и загнать хороший табунок в узкую долинку, перегородив её. Это самое… А дальше уже наша забота!
— Хм… — задумался Свинтус. — А что? Может, и выйдет чего!
— В любом случае, помочь надо, — подвёл черту Чистюля. — Людям, которые собрались испанцев бить, да не помочь — это каким же гнилым человеком надо быть! Верно?
— Верна-а! — заорали буканьеры.
На том и порешили.
После обильного угощения (на первое — мясная похлёбка, на второе — мясо тушёное, на третье — мясо жареное, без хлеба) матросы по самоназванию и матросы настоящие собрались на охоту.
Само собой, в первый день никто никакой облавы не устраивал. Следовало для начала сыскать подходящую долинку, нарубить жердей и кольев, превратить её в загон.
Да ещё и весь путь обложить, завесить, чтобы одичавшие лошади не свернули, не разбежались, а попали именно туда, куда их «приглашают».
161
Дня через два буканьер по имени Пятачок вернулся в деревню и сообщил, что видел большой табун, голов в двести, и совсем рядом, у Зеркального озера.
И на другой день охотники отправились к тому самому озеру.
Ветер дул на «мустангеров», поэтому дикие лошади не тревожились — паслись, неторопливо переступая в высокой траве, обмахивались хвостами от назойливой мошкары, встряхивали гривами.
Вожаки бдительности не теряли — они тоже хрумкали сочным подножным кормом, но то и дело выпрямляли шею, втягивали воздух чуткими ноздрями.
Животины вырастали поколение за поколением, не зная хищников, но память о них хранилась в крови, заставляя настораживаться и беречься.
Единственным врагом одичавших лошадей мог считаться человек, но те же буканьеры предпочитали говядину и свинину.
Додуматься же до того, чтобы вернуть коней под седло, никто из них не поспел.
Да и зачем охотнику лошадь? Чтобы быстрее достичь угодий?
А куда спешить-то? Вся жизнь впереди.
Да и лошадь не может быть сама по себе, ей уход требуется, конюшня, корм. А зачем мателоту этакая обуза?
Ну а ежели корсары такое желание возымели — конницей палубу заменить, — то отчего ж не подсобить? Враг-то у них общий — испанцы.
Грех не помочь, правду глаголет Чистюля…
Олег осторожно высунулся из-за кустов.
Да, табун отменный. Кони сильные, здоровые, с норовом.
Недели две придётся потратить, чтобы приучить к себе этих хвостатых и гривастых дикарей. Но лошади быстро привыкают к человеку, это вам не зебры с антилопами…
— Катакоа! Свинтус! — окликнул Сухов. — Спускайте собак!
Целая свора псов, еле сдерживавшая дотоле утробное рычание, рванулась с места, басистым лаем смахивая тишину.
Кони заметались, испуганным ржанием озвучивая смятение, а собаки грамотно окружали их, оставляя единственный путь к спасению. Туда и понёсся табун, аж земля затряслась от топота копыт.
— Шумим, братцы! — крикнул Олег. — Шумим!
Корсары и буканьеры вскочили, вопя и свистя.
Раздалась пара выстрелов.
Лошади перешли на галоп, отбрыкиваясь от собак, храпя и тряся головами.
— Отсекай! Отсекай!
— Ёш-моё! Справа!
Ну мателоты дело своё знали туго — не впервой им облавы устраивать. Загонщики на флангах тоже спускали мечущихся псов, и те, радостно визжа, принимали участие в увлекательнейшем занятии — охоте.
А уж зарежут ли хозяева живность или пощадят, разницы нет, лишь бы скакать, лаять и гнать, гнать, гнать!
Прогалы в густых зарослях были перегорожены «ежами» — острые колья буквами «X» привязывались к поперечине, и только глупая коняка могла перескочить такое препятствие.
Её умные товарки опасались распороть животы, предпочитая бежать со всеми вместе.
А бежать пришлось не слишком долго, то и дело шарахаясь от охотников и собак по краям уготованной табуну дороги.
Вот и укромная долинка, выбранная буканьерами.
Гнедой вожак первым ворвался в её пределы и описал большой круг в попытке выбраться из тупика — долина была основательно перегорожена.
Табун заметался, опасаясь прорываться через набегающую свору, а тут и люди подоспели, натащили «ежей», жердей, загородили долинку, превращая её в большой-преболыной загон.
И всё сразу стихло.
Охотники ушли, их одежда, пропахшая кровью, уже не беспокоила чутких лошадей, да и собачий лай отдалился.
Часть людей осталась, но эти вели себя спокойно, не делали резких движений, а просто стояли.
Табун постепенно успокоился.
Кобылы с жеребятами принялись щипать травку, и только вожак продолжал гневаться, грозно наскакивая на изгородь и пугая людей.
Но те пугались не шибко, встречая его нападки смехом и ласковыми голосами, требовавшими не баловать.
Сухов утёр пот со лба и сказал:
— Это самое… Лошадники, ко мне!
Подошли человек десять, в том числе Шекер-ага.
— Кобылицы нам ни к чему и жеребята тоже. Этих надо выпустить. Сегодня вряд ли что выйдет, а вот завтра с утра и займитесь. Давайте пока пристроим ещё один загон, начнём с завтрашнего дня объезжать коня-шек. Сёдел не обещаю, но у испанцев они определённо имеются. Вот и займём! Или сами понаделаем, шорники вроде как не перевелись. Вопросы есть? Вопросов нет.
Неделю спустя табун поредел — в нём остались одни жеребцы — и разделился на два — в «старом» загоне носились временно не укрощённые, а в новом объезжали тех, кто свыкался с подчинением воле человека, находя в этом немало удобств.
Одни стебли сахарного тростника чего стоили — сладчайшее угощение! Или, скажем, лепёшка с солью. Мм…
А как приятно, когда тебя щёткой трут или хотя бы пуком сухой травы!
Короче говоря, лаской да заботой можно было добиться куда большего, нежели силу применяя.
Ещё пару раз буканьеры загоняли в Конскую долину табуны поменьше числом, но дело шло быстрее — объезженные кони хорошо «влияли» на диких, и те смирели.
Добрый месяц трудов дал свои результаты — две сотни послушных, выносливых животных составили пиратскую конницу.
Местные умельцы и шорники из корсаров изготовили за три недели полсотни неказистых, но прочных сёдел, благо шкур было — ну прямо завались.
Сухов припомнил свои навыки в кузнечном деле, да и Быков кое-что в этом соображал — сам себе мечи ковал в пору увлечения историческими реконструкциями.
Среди корсаров, вчерашних деревенских парней, умельцев тоже хватало, так что к середине июня все лошади были подкованы, и сбруи имелось в достатке, да и сами конники уже куда больше отвечали званию кавалериста — кто сперва сидел охлюпкой, сбивая себе задницу, приноровился к верховой езде.
В свой первый поход командор решил взять только самых умелых наездников — королевских мушкетёров, каковых под его началом было ровным счётом двадцать человек.