— Это твои проблемы, — мягко сказала Настя. — Ты всю дорогу как комар над ухом звенел о том, что тут все знаешь — вот и давай, доставь нас к Оружейнику.
— Нам туда, — Щур ткнул пальцем в сторону арки, про которую чуть раньше я спрашивал у Грэя.
— Кто бы мог подумать? — покачал головой Одессит. — В жизни бы не догадался.
К моему великому удивлению, это оказалось не здание вокзального типа, чего я от него, признаться, ожидал. Это была именно что арка, с небольшим тоннельчиком внутри, выводящая на не слишком широкую улочку с булыжной мостовой.
— Похоже на Барселону, — заметила Фрэн.
— Или на Прагу, — усмехнулась Марика. — Или на Краков. Проще говоря — на любой старый город, построенный в Средневековье. Готический стиль. Кстати — мне это всегда нравилось, хоть какая-то — но стабильность.
Улочка оказалось не очень людной, причем во всех смыслах. То есть — и прохожих было не так уж и много, да и не все из них оказались людьми. Мы увидели гнома, потом мимо нас прошел вовсе не знаю кто, но он был синего цвета и с тремя руками, и окончательно нас добил восьминогий паук с человеческим лицом.
— Кунсткамера, — пробормотал Стакс, «волчонок» из перспективных, которого мне буквально навязал Жека. Подозреваю, что он дал ему задание прикрывать, если что, Марику. Не думаю, что парня это порадовало, но в город съездить хотелось всем, и по этой причине он согласился это сделать. На ночевках он пару раз описывал вокруг меня круги, хотел о чем-то поговорить, но стеснялся. Думаю — как раз об этом.
— Не таращитесь вы так на них, — попросила ребят Милена. — Неудобно же!
— Легко тебе говорить, — Ранго проводил взглядом стройную девушку с огромной грудью. — Когда тут такое!
Не знаю, до чего бы мы договорились, но тут улица кончилась, превратившись в начало огромной площади, на которой было негде яблоку упасть от толпящихся на ней людей, каких-то лотков, павильонов, лавок и всего такого прочего. В ее центре, сильно не близко от нас, был виден огромный помост, на котором стояли люди, чуть левее было видно красивое здание в восточном стиле. Шум, который мы заслышали еще на улице, превратился в многоголосый гул, носа коснулась сложная гамма запахов, в которой смешались восточные специи, благовония, дым от десятков и сотен мангалов и кухонь, и даже вроде пот, которому здесь и взяться-то неоткуда.
Откуда столько людей? Их же здесь … тысячи!
— Восточная оконечность Рынка! — обрадованно заорал Щур. — Я знаю, куда дальше идти.
Он шустро припустил по краю площади, стараясь не мешаться с толпой, мы поспешили за ним.
Не знаю, какова протяженность этого рынка, и откуда на нем взялось столько покупателей и продавцов, но мы и половины его по окружности не обошли, хотя двигались быстро и достаточно долго.
Щур вертел головой, высматривая ему одному известные приметы, но все было тщетно. В результате не он нас вывел куда надо, отличилась Фира.
— Тор! — пронзительно взвизгнула она и замахала рукой. — То-о-о-о-ор!
Как она углядела вечно спокойного скандинава в толпе — мне неизвестно, но углядела.
— Сват, — сказал, протянув мне руку, он. — Рад, что приехали, наконец. Мне что-то беспокойно стало, Оружейник слишком разошелся.
Столько слов от него я не ожидал услышать. А сам факт того, что его что-то беспокоит и вовсе меня заставил нервничать.
— Где он? — пожимая ему руку, спросил я.
— Там, — Тор ткнул пальцем в то самое здание, вызывающее ассоциации со сказками «Тысячи и одной ночи». — Это представительство Халифата, Рынок — их территория. Не весь, понятное дело, но их слово тут в большинстве случаев решающее. Проводить?
«Халифат». Стало быть — третий из восьми. Ничего плохого сказать не хочу, но тех ли партнеров он выбрал? И еще, — Рувим — не восточное имя.
Ладно, разберемся.
— Веди, — сказал я Тору и последовал за ним.
Глава четвертая
Внутри здания было прохладно и куда менее многолюдно, чем на рыночной площади.
Еще там обнаружилась просторная площадка, видимо, для ожидающих аудиенции, лестница, ведущая наверх, и четыре свирепого вида араба, стоящие около нее, причем неплохо вооруженные.
С левой стороны у каждого из них висели широкие кривые сабли без ножен, справа болтались интересного вида кобуры — широкие, почти прямоугольные, причем висели они не на поясах, а на ремешках, переброшенных через плечо. Это какого же размера там пистолеты? Любопытно было бы на них глянуть.
— Куда? — рыкнул на скверном английском один из них, с массивной золотой серьгой в ухе.
Значит — есть тут все-таки золото? А Грэй сказал, что ничего подобного они не нашли.
— Туда, — показал на лестницу я и повернулся к Тору. — Ведь туда?
— Не совсем, — ответил «волк». — Не так все тут просто.
Он сделал несколько шагов вперед и сказал арабу, который уже положил руку на кобуру:
— Пошли кого-нибудь наверх, к владетелю Али-Садаху. Где-то там сейчас находится человек по имени Лев Антонович, пусть ему скажут, что прибыл его повелитель.
Одессит за моей спиной присвистнул, Фрэн хихикнула — видно, её рассмешило само слово «повелитель». Видимо, не слишком оно вязалось у нее с моей персоной.
— Все верно, — тихонько сказал Голд. — Другая ментальность. У них нет понятия «командир». Тор?
— Да? — вернулся к нам «волк», убедившись в том, что один из арабов отправился наверх.
— Понимаю, что в двух словах всего не расскажешь, но пока к нам не присоединился Оружейник, освети нам хоть краями — что здесь вообще за место? — попросил его Голд, как всегда опередив меня.
— Может, лучше дождемся? — и Тор мотнул подбородком в сторону лестницы.
— Это — само собой, — вступил в разговор я. — Но мне бы хотелось услышать разные точки зрения на один и тот же вопрос. И потом — ты сказал, что его как-то начало заносить. Поясни свои слова. Нет, если есть желание сделать это при Оружейнике…
— Моя точка зрения не меняется от его присутствия или отсутствия, — пожал мощными плечами Тор.
— Уважаю за позицию, — без тени иронии произнес я. — И, тем не менее — чего зря время терять? Пока его найдут, пока он спустится к нам… Давай, рассказывай.
Тор понятливо кивнул, и мы отошли от арабов-охранников, которые с интересом прислушивались к нашей беседе.
Первое, что произнес Лев Антонович, войдя в город, было:
— Недооценили мы их потенциал. Ошибочка вышла.
Это относилось не конкретно к мощным стенам вокруг Нового Вавилона, или к народу, который мотался по улицам, или даже к инфраструктуре. Это было признание того, что он неверно оценил ситуацию в целом.
Впрочем, я его понимал. Я изначально был уверен в том, что это не слишком большой городок, в котором живет двести-триста человек и который пытается доказать, что он самый большой в этом мире, имитируя то, что мы оставили на том свете.
Даже рассказы Щура не разрушили у меня уверенности в этом, только поменяли картинку в воображении, заменив ее на более глобальную, да подкорректировали численность населения. И в этом была наша общая с Оружейником ошибка — в прогнозировании ситуации. Штука в том, что тут никто ничего имитировать не пытался. Те, кто взял власть в свои руки в этом месте — они сделали то же, что и мы, они просто начали жить в новых условиях, строя то, что приемлемо для этого мира, практически не оглядываясь на предыдущий опыт умершей Земли, особенно в части моральных и этических норм.
Рынок же Оружейника и вовсе поверг в состояние восторга, смешанное с разочарованием. Какой мёд? Какое вяленое мясо? Какая рыба? Местные жители уже прекрасно с этим управились и без нас. Ну, если не с медом, то со всем остальным — это точно. Мало того — тут был сумасшедший (по нашим меркам) ассортимент овощей и зерна. Более того — все это продавалось по более чем умеренным ценам, то есть, сделать на этом бизнес было если не сложно, то проблематично в любом случае.
К тому же вот так взять и начать что-то продавать было просто невозможно — как и было нам уже сказано Грэем, право на торговлю выдавал Совет Восьмерых, что было вполне объяснимо — за каждым из членов совета стояла его община, а у каждой общины был свой интерес в рыночном пространстве, своя делянка, которую он окучивал. Если хочешь торговать — договаривайся, или шагай за пределы городских стен — верстах в трех от них стоял так называемый «Дикий рынок», где тоже можно было продать и купить всякое разное. Вот только там было все дороже и порядок отсутствовал как таковой. И закон — тоже. В Новом Вавилоне всякое случалось, но до разбоя или убийств никогда не доходило. Там же это было нормой вещей.
Впрочем, понятия закона и порядка здесь тоже были достаточно условными, что опять же не шло в разрез со словами Грэя. Убивать — нельзя, воровать — нельзя, это все так и за это провинившегося ждала быстрая и безжалостная расправа. Но — только в тех местах, которые являются зоной взаимного контроля. А в своих кварталах (Тор в рассказе называл их не только кварталами, но и общинами, дистриктами, а один раз употребил даже заумное и неприятное слово «кластер») закон был у каждого свой. И выдачи из них практически не было, всякий случай, когда один дистрикт требовал голову человека из другого, превращался в ломку копий на Совете. Хотя такое бывало не слишком часто.
А так — каждый дистрикт помимо доли в рынке имел еще свой личный интерес, который контролировал он, и никто другой.
Собственно, тут Тор перешел на то, что меня интересовало больше всего — что это за дистрикты такие и с чем их едят. Рассказ об их интересах он оставил на потом.
В отличие от нашей семьи, в которой как-то сразу не произошло деления по национальному признаку (если не считать амурной страсти Владека к Эльжбете, тут все-таки что-то такое было), в Новом Вавилоне размежевание произошло практически незамедлительно, к концу второй недели проживания людей в его стенах.
Всего выделилось восемь дистриктов, практически по количеству кварталов в городе. Чтобы было понятней — город был круглым, как торт, и неведомые строители нарезали его на десять частей. Восемь были жилыми кварталами, девятая и десятая части были по сути одним и тем же — большим проспектом, рассекающим город ровно посередине и ведущим от рынка к главным воротам с внешним портом в одну сторону и к внутренней пристани в другую, правда, близ нее он сужался, становясь, по сути, улочкой. Видимо так было задумано. Сердцем же Вавилона был огромный центр города, он, как и вышеупомянутый проспект, был объявлен зоной взаимного контроля. Там находилась ратуша — самое высокое здание города, на верхних этажах которого был зал заседания Совета Восьми, а в подвалах размещалась тюрьма, там же был рынок и еще несколько зданий административного характера, в которых при необходимости можно было решить какие-то внутренние вопросы.
Так вот — дистрикты. Нельзя было бы сказать, что в их основе лежал исключительно национальный признак, хотя во многом именно он определял группы людей, слившиеся воедино. Все-таки общность культур и похожесть языка — великое дело, подобное всегда тянется к подобному. Впрочем — не обошлось и без казусов, когда географически далекие от Мексики и Латинской Америки испанцы влились в состав их квартала, носящего имя «Картель». Думаю, тут дело было в общей ментальности. Да и понять им было друг друга несложно — язык-то по сути одного корня.
Хотя проблем с общением в Новом Вавилоне почти не было — английский чуть лучше или хуже знали почти все.
А вообще «Картель» — название говорящее, со значением, у меня сразу столько ассоциаций появилось… И что-то мне подсказывает, что они недалеки от истины.
К слову — тут вообще каждый квартал имел свое имя собственное.
Например, объединение греков, болгар и турок (да-да, турки и болгары в одной упряжке, воистину, этот мир бы непредсказуем. Ведь многовековой конфликт за спиной — однако же вот, сплотились воедино) носило имя «Дом Земноморья». Собственно, здесь территориальный принцип стоял во главе вопроса — с кем греки, которые были в городе представлены более других, граничили на той Земле, тех они и вобрали в свою общину. Впрочем, в этом дистрикте жили не только три эти нации, там еще были и албанцы, и македонцы, и другие народы, но их вкрапления были столь точечны, что о них можно было даже и не упоминать.
Мои соплеменники звались «Братство», предсказуемо русские объединились с украинцами и белорусами, вобрав в себя еще некоторое количество других братских народов, например — сербов. Только гордые поляки не пожелали присоединиться к славянскому блоку и предпочли ему «Латинский квартал», который вообще славился пестротой состава, там в одном котле варились французы, голландцы, швейцарцы, бельгийцы и еще с десяток представителей разных европейских государств.
Немцы выделились в отдельный «Тевтонский союз», вобрав в себя родственных им австрийцев и чехов. Венгры тоже примкнули к ним, узрев в этом для себя какую-то выгоду.
И англичане не стремились к европейцам, предпочтя им своих дальних родственников — американцев, австралийцев и новозеландцев. Все это называлось «Мэйфлауэр» и был этот дистрикт одним из самых многочисленных.
Впрочем, «Халифат», в здании которого мы сейчас находились, был не меньше по составу, если не больше. Он вобрал в себя арабов и множество единичных представителей разных рас, от сомалийцев и пакистанцев до курдов. Этот дистрикт отличался еще тем, что он был единственным из всех, в котором серьезно относились к религиозным убеждениям того, кто хотел в него влиться. Если пришедший человек не исповедовал ислам, дорога ему в «Халифат» была закрыта. Впрочем, никому они свою религию специально не навязывали и никак это дело в народные массы не продвигали. Да и сделать подобное было бы затруднительно — законов было мало, но запрет на агрессивное продвижение религиозных учений был принят одним из первых, все помнили, чем эти вещи заканчивались на той Земле.
И совсем уж интересным был последний дистрикт — «Азиатский блок». В нем ужились вместе несколько вроде бы совсем уж разных наций — китайцы, корейцы, индусы и японцы. Как им это удалось, какие у них были точки соприкосновения, какие резоны они преследовали — это было неизвестно. Этот дистрикт был самым населенным, но жил очень закрыто, его обитатели ни с кем особо не общались. Да и в общественной жизни почти не участвовали.
Остальное множество наций старой Земли было представлено крайне немногочисленно, а потому было вынуждено примыкать к уже сложившимся блокам. Например, соотечественников Тора, датчан, в Новом Вавилоне насчитывалось пятеро, и все они вошли в славянский блок. Столько же было и шведов, правда, они предпочли влиться в «Мэйфлауэр». Исландцев вообще оказалось всего двое, и они оба отправились к немцам, сочтя для себя именно их подходящей кампанией для себя.
Почему так получилось, почему их были единицы — то ли потому что флегматичным северянам не слишком было интересно виртуальное посмертие, или потому что основная их часть рассыпалась по огромным территориям Ковчега, было никому неизвестно. Да никто на эту тему в целом и не думал, по крайней мере, Тор про подобное не слышал.
И совсем уж мало было в Новом Вавилоне представителей Черного Континента, но тут все было как раз объяснимо. Население его было огромно, но при этом людей, которые могли бы заплатить за возможность не умирать, там было очень и очень немного, что подтверждал пример Азиза. Так что и здесь их оказались единицы.
Что до соотечественников Льва Антоновича, то их было немало, но свой личный квартал они выпрашивать не стали, предпочтя рассыпаться по существующим, исключая только что «Халифат». Да и то, не по причине давней нелюбви друг к другу, а потому что с исламом у них никак не складывалось.
Что примечательно — межнациональные дрязги старой Земли остались на ней, и здесь, в Ковчеге, практически полностью исчезли. В самом начале возникло несколько конфликтов, но они были практически сразу же потушены путем жестокого и быстрого наказания обеих сторон, причем без выяснения, кто что первый начал, и люди смекнули, что здесь для подобного не место.
Именно по этой причине наш Лев Антонович, несмотря на его ярко выраженные семитские черты лица, совершенно без проблем ошивается в представительстве Халифата в компании арабов и вовсе не опасается за свою жизнь.
— Воистину — Вавилон, — только и покачала головой, дослушав Тора, Фира. — Как есть.
Она-то как раз была очень настороженна, особенно увидев здесь арабов. Инстинкты, знаете ли, их никуда не денешь.
— Вавилон-то Вавилоном, мне другое непонятно, — я снял кепи и пригладил волосы на голове. — Чем этот город живет? В том смысле — откуда они черпают продукты и все прочее, причем не только для пропитания эдакой толпы народа, но и для торговли? Причем видно отлично — торговля бойкая. Они друг у друга, что ли, покупают одно и то же, по кругу?