Свернув направо, «шоха» медленно покатилась по просевшим бетонным плитам, размеренно постукивая колёсами на стыках с большими щелями швов. В глаза бросился расчищенный квадрат со стороной примерно в сорок метров в красных флажках ограждения, разбитый с левой стороны перед КПП. В центре площадки — выложенный силикатными кирпичами белый крест. Тут что, вертолёты садятся? Странно… А ветровой конус где — полосатенький такой, эрегированный?
Три скамейки стоят по бокам, дощатый грибок с зелёной крышей, как на старых детских площадках. Да ну, чтобы облы, да на летательных аппаратах… Не может такого быть, несуразица! Сбоку на подпорках грустил какой-то маленький броневичок без колёс, другой техники возле поста не наблюдалось. Пулемёта в крошечной башенке не было, бесполезная техника. Хотя, как сказать. Подумалось — если поставить безжизненную кучку брони у дороги, то отличный схрон получится.
На крыше строения в сторону Зоны и по бокам смотрели целые гроздья прожекторов, над ними высился длинный штырь антенны радиостанции. Третий этаж главного здания поста по периметру опоясывала веранда с деревянными перилами, внутри которой неспешно прохаживался боец с автоматом. Серьёзно вооружён часовой, даже оптика на «калаше» стоит! Ох ты, ещё и ручной пулемёт в опасную сторону нацелен! Марку не опознал, не эксперт.
Воин, не поднимая бинокля, мельком глянул на машину редакции, что-то лениво произнёс в рацию и тут же снова отвернулся.
Я остановился у ворот с жестяной звездой, бибикнул.
Старая пластиковая колонка захрипела, жалобно забулькала, изрекла дежурное «гав-гав», а потом вдруг чисто и ясно выразилась сложным матерным оборотом. Железное полотно ворот нервно дёрнулось, взвизгнуло электромотором привода и с противным скрежетом и скрипом частыми рывками поползло в сторону. Хлопнула дверь центрального входа, и в мою сторону солидно выдвинулся пузатый прапорщик в украинской военной форме. На левой щеке ветерана гофрой краснели мелкие морщинки. Применив методику аберрационного анализа, я быстро пришёл к очевидному выводу: неудобно спал начкар, подушку бы ему на стол положить надо было.
Не прорубаюсь, это что же, Смотрящие объединили братские народы в одну программу? Правда, по сценарию на блоках Зоны и должны стоять украинцы, но всё же…
— Старший прапорщик Хромченко я, Игнат, значица, — вскинул к фуражке руку заспанный военный и тут же, демонстрируя выучку, протянул её мне. — Новенький в редакции? Будем знакомиться!
— Будем, — с радостью согласился я, с трудом удержавшись от ответного армейского приветствия. — У меня для вас посылочка от моего шефа Арбу… от Михаил Семёныча.
— О це дило! Тай пойдёмте ж у хату! Зеленин, смотри там в оба, я занят!
Часовой сверху что-то буркнул насчёт малой степени достоверности речей о вечной занятости начальства.
Я, внимательно осматривая предбанник, быстро сделал пару репортажных снимков.
Дорога к легендарной деревне сталкеров начиналась отсюда, сразу прерываясь подъёмным мостом через внутренний ров с водой: неплохая идея, преграда для зомбаков и прочей нечисти.
— Колеса на «бардак» всё добыть не могу, — посетовал прапор, кивая головой в сторону броневика за воротами. — И КПВТ у Аризоны в работе, вторую неделю чинит, паразит. Хорошо, что затишье по сезону, никто не лезет, не орёт ночами, да и у сталкеров ныне всё почти нормальком, пасут поляну. Заходите!
Подушки на столе не было. Много чего лежало на столешнице, а вот удобств за рабочим местом ноль, непорядок.
— На сегодня всё, трасса закрыта, пузырей больше не ожидаю, — молвил он, глядя в окно на вертолётную площадку.
— Так там не вертолёты садятся? — осенило меня.
— Пузыри одни… Если бы геликоптер… Ох, и трудный контингент пошёл, товарищ журналист! По первости сюда закидывали самых подготовленных, можно сказать, фанатов серии — таких, как я. А теперь кого попало валят, у пятидесяти процентов с ходу истерика, скамеек не хватает, расход нашатыря огромный.
— Так вы их отсюда…
— Ну а как же! Конвоируем в Зону, в деревеньку. Этих телят самостоятельно нельзя даже на короткий отрезок отпускать, не готовы к ударам судьбы. А ну как вдруг кабан из кустов… Кстати! А сальцо домашнее с чесночком, а чайку? Самогоночки не предлагаю, вижу, человек вы сугубо деловой… Или предлагаю, уточните? Есть артефакт «Абсолют», настоящий земной, не «Казак» пошлый, новые поселенцы днями презентовали, — с затаённой надеждой спросил служака.
— Спасибо, лучше не стоит, — твёрдо заявил я, хотя мелькнуло. — Может, после задания. А вы что, свиней на блоке держите?
Прапор с сожалением отвернулся от облезлого шкафа, нежно погладив пыльное стекло рукой.
— Понял, ну, тогда на обратном пути, на обратном все вмазать горазды… Да не, какие свиньи, что вы! Сталкеры кабанов местных глушат, как по расписанию, вот и берем за выход, если кому уж очень надо в увольнительную. Плюс плата за карточку-пропуск. Ну и меняемся, — не стесняясь, сообщил мне прапор о практике местных взяток и сделок. — А уж солим сами, сами… Разве ж они сумеют, салажата беспокойные.
— Это какие, простите, кабаны, морфированные? — напрягся я, машинально разжимая пальцы, в которых аппетитно белел толстый, без мясных прожилок, шматок, сверху густо посыпанный чесноком и крошеным укропом.
— Ото ж… Да вы не бойтесь, оно не щёлкает. Морфированные они, чи ни — какая голодному разница, вкусные, да и ладно. Зроблено с найкрайщих сортив витчтизнянной Z-кабанины. Все жрут да похваливают, никого ещё не пронесло. Да проверяем-таки, проверяем, не на Привозе. Ешьте, ешьте, с чесночком оно вообще ништяк.
Я решился, вкусил — действительно ништяк.
Разговорившись, осторожно спросил о роли Украины в текущем процессе и о сущей действительности Рассадника.
— Та ни! Какие мы украинцы! Должность хорошая, вот и всё! Я ведь два года оттрубил на Зоне, первоклассный артер был, в драматическом играл, квалифицированный специалист, с грамотами. Весь в шрамах. Честно заслужил перевод в спокой и уют. Здесь хорошо, тихо, хватит уж дедушке тропы бить, аномалии топтать да жизнью рисковать. Срок пришёл пойти к дивану, ножкам надо отдохнуть! А тут лотерея для ветеранов, вот и вытащил счастливый билет на блокпост, что покруче гринкарты будет. Украинский налёт необходим, особое условие службы, расписывался, как под гостайной, все строго… Стараемся соответствовать порученным образам! У меня ить бывшая тёща, Сара Самуиловна, чтоб ей… была украинкой из Одессы, так что помню.
Схватив записную книжку, я торопливо записал первое слово: «артер».
Что, не пояснял ещё? Сейчас исправлюсь.
В командировочном портфеле у Стёпы Гунова два редакционных задания.
Первое: набрать материал и написать для очередного выпуска «Эхо Попадона» острый злободневный очерк о жизни сегодняшней Зоны, тысяч на двадцать знаков. Несмотря на то что сектор находится рядом с Донецком, оперативных знаний о происходящем в сталкерском мире маловато, сказывается аберрация близости. Второе задание сложней: поиск и фиксация новых слов, возникающих в новом мире жаргонных модулей и идиом. Последнее интересует Арбуза особо, он на эту тему диссертацию пишет. Кому тут нужна его диссертация, главред почему-то не пояснил.
Вот что он сказал по этому поводу:
— Современные писатели-фантасты, Стёпа, очень ленивы и, как это ни удивительно, редко обладают по-настоящему достойной фантазией. Заметил? Многие из них уверены, что если человечество, вследствие воздействия эндогенных либо экзогенных факторов, опустится по цивилизационным ступеням глубоко вниз, вернувшись в материальной культуре на уровень, скажем, века семнадцатого, то и в разговорный язык выживших непонятным образом сами собой войдут забытые старые и псевдостарые словечки. Все эти «вдругорядь», «кабысь-надысь», «понеже», «отрок», «попенял», «охальник», «челом бью, дело мне», «закручинился», «не чинись», «мытарь», «чаровница» какая-то… Кошмар, сущий бред! Какая такая чаровница, что за нафталин с папазолом! Облы и не помнят их. Новое слово будет придумано! И оно мне интересно.
— Матильда, — подсказал я из опыта.
— О, кувалда! В самую точку! Матильда! Щас запишу, спасибо… Вот. Чувствую, шансы у тебя, парень, есть, хваткий ты. А в книгах что? Поэтому-то опытный думающий читатель, встретив на первых страницах постапокалиптического иди попаданческого текста подобные словеса, сразу захлопывает дверцу: ясно, что автор не может или неспособен конструировать собственный уникальный мир во всей широте его проявлений, предпочитая пользоваться исторически приготовленным да сохранённым на книжных полках госпожи Культуры. Халтура! Придумывать не хотят, паразиты! Я уже не говорю о том, что при необходимости использовать былое словесное следует научно и системно изучать предмет на профессиональном уровне! И кто из графоманов станет этим заниматься, а, скажи мне, Степан? Вот и гонят по эрзац-словарю липовой старины посконной… А ведь такового в мировой практике никогда не было! Язык живой, он всегда двигается только вперёд, и даже при потере словарного запаса постоянно генерирует новый, без скатываний и повторения давно забытого… То есть неизбежно будут возникать всё новые и новые слова, устойчивые словообразования, идиомы. И, покушусь на святое, даже матерная ругань, в особых обстоятельствах, может изменяться и дополняться — ну, это вообще несбыточная моя мечта… Вот это и ищи. Как только услышишь новое словцо — сразу фиксируй и выясняй этимологию, коннотации, скрытые смыслы. Смело вскрывай лексические пласты в их эволюции, изучай новое в языке бытовой сферы! Всё понял? Ничего, подумай, время будет, авось поймёшь. Вдругорядь.
Сложное задание, но интересное.
Я тогда с трудом, но воткнулся и теперь заинтересованно посмотрел на старпрапа.
— Простите, а «артер» это что?
— Профессиональный сборщик артефактов. Что ж ты думаешь — мы ведь уже на «ты», Стёпа? — каждый сталкер способен артефакты из Зоны таскать? Да ни в жисть! Без базовой подготовки, углублённых курсов с практикой и сдачей экзаменов комиссии — это верная смерть. Кроме того, в таком ремесле требуется особое спецснаряжение, прежде всего экранирующие термоконтейнеры, иначе сразу руки и мозги отсушишь. А это деньги, и деньги очень серьёзные.
— Тогда чем же занимаются простые… в смысле, обычные сталкеры?
— Ещё увидишь, — по-одесски хитро осклабился бывший зять Сары Самуиловны. — Ответную посылочку, как я понимаю, прихватишь на обратном пути? И записочку попрошу передать. Письмецо, значицца, интимное. Девица живёт на Советской, четырнадцать, Лора Лайонс, тоже украинка, с Херсона. История стандартная, вышла замуж за художника, который приезжал на этюды, а потом беспардонно её бросил… Надо же и о будущем старому воину подумать.
— Конечно, захвачу… На обратном, — неуверенно произнёс я. — Действительно, чего по Зоне долго кататься. Скажите, а альфовцы тут проходили?
— Прошествовали, — поправил меня прапор, значительно вскинув брови. — Они сразу дальше идут, в бар «200 рентген», здесь не задерживаются. Что им на Кордоне делать-то? Раз — и проскочили, я в их дела не вникаю, дороже будет.
— И монстры нипочём? — от крутости новых друзей я разволновался в мальчишеском восторге.
— Какие монстры, этих парней тут каждый слепой пёс знает, кто связываться рискнёт? Задерживаются что-то сегодня.
— Ну а блокпост под мостом, там ещё ваши коллеги сидят с автоматами, агрессивные такие, так просто не подойдёшь…
Игнат Хромченко громко расхохотался.
— Да разве найдётся идиот подписываться под такую самоубийственную должность! Пусто там! Койот иногда ходит со своим патрулём. Что-то я разорался, а у меня люди спят, отдыхают с ночи, двое. До утра псевдоплоть по кустам гоняли электроудочками.
— Так вы же говорили, что монстры не лезут!
— Да это ручная! Не самим же кусты возле КПП вырубать, такая канитель… Призовём Зябу, он придёт, потопчет — симбиоз у нас.
Что ж, всё разумно.
Как же мне захотелось, чтобы Герцог оценил мои достижения! Вот если бы ещё в легендарный бар «200 рентген» попасть… Сам не рискну, я уже определил, что дальше Кордона не сунусь, не мой уровень. Минут через десять праздной болтовни мы тепло попрощались, я сел за руль и с должной осторожностью въехал в Зону.
Привет, Кордон! Здорово и тебе, что ли, Игра, некогда любимая.
…Закапал мелкий, вполне антуражный дождь. Вечная осень в Зоне.
Возле поворота и пологого спуска к деревне сталкеров с левой стороны, как, впрочем, и положено, стоял бело-синий автобус КАвЗ, задние окна которого были заделаны крашеной жестью, а остальные выбиты. У меня прямо с души отлегло, всё знакомое, каноническое, не пропаду.
Передовой караульный, долговяз в линялых джинсах, непременной стираной-перестираной куртке цвета выжженной прерии с накинутым на голову капюшоном и чёрной маской на лице, исправно сделав стойку, дёрнулся навстречу. Скажите, зачем в реальной жизни постоянно таскать по деревенской улице рюкзак за спиной, да ещё с настолько затянутыми лямками? Ручкой машет, обрез под мышкой поправляет.
Опустил форточку.
— Что можешь интересного рассказать? — тупо спросил сталкер.
Ясно всё с тобой, не читатель, только по игре ориентируется. Ткнув пальцем в борт, где белели крупные буквы, я молча поднял стекло, осторожно обогнул обла справа и поехал дальше по мягкой грунтовочке в глубь села.
Ух ты, родная моя деревенька колхозная! Чуть слеза умиления не покатилась.
А разрешение какое, а передача полутонов! Ничего не тянет, ничего не плывёт, динамическое освещение без перегрева проца, сплошная монтана!
В деревне сталкеров произошли некоторые изменения, суровая правда жизни на фронтире внесла свои коррективы. Прежде всего это касалось пункта общепита — он должен был случиться, и он возник. Слева красовалась белая на синем надпись «Черпак», явная столовка или дешёвая таверна. Колодец между домами. Сразу видно, что кругом реал, молодым да ранним сталкерятам надо где-то хавать.
Я притормозил у входа в пищеблок, расположившийся в простой крестьянской избе. Во дворе трое типов молча курили, пряча огоньки в кулаке. Может, зайти?
— Что можешь интересного рассказать? — традиционно спросил следующий обл-караульщик, дефилирующий по улочке вперёд-назад.
— В Красноярске одна девочка от щекотки умерла, — заговорщицки сообщил я облу. — Вот такая хня, прикинь.
Впереди горели три костра в бочках, обложенных кирпичами, это больше обычного для картинки игры; рядом темнели лазы двух убежищ-погребов. Ещё по одной бочке стояло в начале и в конце улицы, необходимая мера — подсветка. Интересно, что там сталкеры жгут? Дыма нет, и вони не чувствуется. У костра тихо звенели расстроенные медные струны, сердце радовал унылый гитарный перебор подъездных недоучек. Оно, сермяжное!
Не останавливаясь возле кучки сидевших вкруг первоходов, я медленно проехал дальше — мне сперва к Сидоровичу. Так до сих пор и не знаю, на какой слог ударение делать правильно, фамилия это или отчество?
Да, да, первые шаги…
Кто же не помнит, как после зрелищного вступительного ролика вконец опупевший главгерой появляется в локальной каморке-бомбоубежище местного барыги Сидоровича, крёстного отца всех новоприбывших сталкеров. Хотя здесь, похоже, эта роль больше подходит старшему прапорщику Хромченко.
Жерло входа было украшено надписью для совсем бестолковых неигрецов:
СЕЛЬПО «КОРДОН»
Работает с 9 до 21 без перерыва, суббота-воскресенье — выходной день.
С 14 до 17 — сиеста.
Здесь можно не только купить аптечки, продукты питания и выпивку, боеприпасы и оружие, но и получить отеческие инструкции и ценные наставления ветерана, а также самую разнообразную информацию по ситуации в целом и оперативной обстановке в локациях.
Готовьтесь пахать, как карлы, бездельники! Я в первую очередь торговец, а не человек, поэтому любую оказанную мной помощь вам придётся отработать — выполнить пару-тройку поручений.
Слово «квест» в Зоне ругательное.
Внимание, новые миссии, выбор уже ограничен!
С гениальными коммерческими предложениями не подходить, во время выброса внутрь не лезть, пристрелю!
Всегда ваш, Абрамович