– Почему попался? Он сам ко мне пришел. Так вот, на твоих похоронах слез было пролито достаточное количество.
– И все это количество пролил лично он, – снова съехидничал Кантор. – Я знаю, наш ненаглядный предводитель это любит.
– Какой ты все-таки зловредный… Он там даже не присутствовал, рассказывал со слов очевидцев. И, судя по его рассказу, твоим товарищам было очень горько с тобой расставаться. Тот же дон Аквилио, о котором ты упомянул, мгновенно забыл о твоей наглости и скандальности и публично раскаивался в том, что отпустил тебя на верную смерть. Твой приятель-вор рыдал, как девчонка, а некий господин по имени Торо произнес выдающуюся надгробную речь, способную вышибить слезу даже из такого матерого воина, как граф Гаэтано… Кантор, тебе плохо? Ты прямо посерел весь… Это из-за дыма, или я что-то особенное сказал?
– Да, представьте себе, я ни с того ни с сего перестал переносить запах дыма и заодно меня все эти сопли до глубины души тронули! – ядовито отозвался Кантор, пытаясь как-то собрать в кучу разрозненные мысли.
Как такое может быть? Выходит, Амарго действительно был у него в спальне? Он ведь рассказывал о похоронах и говорил в точности то же самое, не могло же это быть совпадением? Или могло? Или это был кто-то другой, кто виделся ему как Амарго? А может, никто и не рассказывал, а это у него способности к ясновидению прорезались?
– Тебе не нравится слушать о собственных похоронах? – продолжал между тем король. – Странно, насколько я тебя знаю, это должно тебя только позабавить. Совсем ты расклеился, как я вижу. Что ж, давай о чем-нибудь другом…
– Лучше расскажите, что с вами такое случилось, что Ольге нельзя вас обнимать? – поспешил перейти на другую тему Кантор. – Неужели королева ревнует?
– Ты как скажешь! – засмеялся король. – Кира, конечно, действительно несколько ревнива и очень агрессивно настроена против Камиллы, но ревновать к Ольге – это было бы слишком. Просто я вчера обгорел на солнце, и у меня до сих пор болит спина.
– А где это вы так? И куда вы вообще пропали, настолько, что Элмару приходится исполнять ваши обязанности?
– Уехал отдохнуть на Эгинское побережье. И там имел неосторожность позагорать со всеми последствиями. Ты бы видел, какой вчера был переполох… Разве Жак вам не рассказывал?
– Может, и рассказывал, но я спал и ничего не слышал. Как же это вы так лохонулись? Не знали, что ли?
– То же самое спросил у меня мэтр Истран, – засмеялся король. – Только в более светских выражениях. Ну, не подумал я об этом. Как-то в голову не пришло. Зато теперь я на собственном опыте убедился, что мне можно загорать разве что на севере Лондры.
– Зимой и желательно ночью, – добавил Кантор.
– Ты действительно язва, – весело отметил король. – Но все же приятно видеть, что ты не утратил чувства юмора… Кстати, наконец-то я понял, кого мне все время напоминал этот дракон. Тебя. Те же ворчливые интонации и даже морда чем-то на твою похожа.
– Какой дракон?
– Тот самый, который будет теперь у нас жить. Тебе разве и об этом не говорили? Нет, ну ты совсем отстал от жизни, так нельзя. Ничего не знаешь, ни о чем не слышал… Надо Ольге сделать замечание по этому поводу. Если она тебя ни во что не посвящает, о чем вы тогда с ней беседуете все время? О музыке? Или о том, как замечательно вы будете проводить время, когда ты поправишься? – подмигнул его величество.
– Она мне рассказывает детские сказки.
– Почему детские?
– Ей кажется, что мне это нравится.
– А тебе нравится?
– Как сказать… Все время одно и то же надоедает. Но, в общем, не так страшно. А из-за чего Элмар вчера так страшно ругался?
– Да как обычно, подписал документ не читая, а это оказалась смета расходов на празднование дня летнего солнцестояния. Разумеется, мои ненаглядные придворные, зная о некомпетентности кузена в подобных вопросах, решили устроить себе торжество на всю катушку. И в карман что-то положить, а как же без этого? Ладно, я ему объясню, где присмотреть и где проверить, чтобы ничего не украли, а в остальном… не урезать же теперь смету, раз подписана. Пусть подданные повеселятся, а то скоро роптать начнут, что у нас жить скучно. Хотя некоторых народных способов веселиться я напрочь не понимаю.
– Это напиться и бить друг другу морды? – улыбнулся Кантор, представив себе, как интеллектуальный господин вроде короля пытается отдохнуть подобным образом.
– Это тоже, в особенности вторую часть. Но в данном случае я говорил о моих придворных, имея в виду всего лишь танцы и турниры, которые меня так раздражают… А вот и несравненная Азиль почтила нас своим присутствием! Здравствуй, милая. Ты сегодня дома?
Нимфа, которая по обыкновению возникла в дверях бесшумно как тень, одарила обоих волшебной улыбкой и опустилась рядом на ковер, изящно поджав босые ножки.
– В последнее время я никуда не хожу, потому что Элмар каждый день возвращается расстроенный, и я ему нужна здесь. Как вы себя чувствуете?
– Отлично, – в один голос заявили оба пострадавших и одновременно рассмеялись.
– Диего, – продолжала Азиль, – а Плакса к нам еще зайдет, или вы с Элмаром напугали его так, что теперь он будет обходить наш дом десятой дорогой?
– Кто такой Плакса? – насторожился король.
– Это мой приятель из отдела пропаганды, который так любезно помогал мне с телепортацией, – пояснил Кантор, надеясь, что король поймет, о ком идет речь, а Азиль, напротив, не узнает ничего лишнего. – Не беспокойся, Азиль, обязательно зайдет. Он подождет, пока я немного поправлюсь и перестану на людей кидаться, а потом придет. А где Ольга?
– Вышла в сад с эльфом пообщаться, – беззаботно сообщила нимфа, словно общение с эльфами было обычным пунктом Ольгиного распорядка дня.
– Зачем?
– Как зачем, чтобы уговорить его слезть с забора и не мелькать. А то сейчас Элмар придет, увидит, и снова расстроится.
– И что, эльф поддается на подобные уговоры? – заинтересовался король.
– Как тебе сказать… В субботу Ольга просидела с ним на заборе часа три, выслушивая его жалобы и утешая его по мере возможности. Потом он все-таки ушел – то ли уговоры подействовали, то ли утешился немного, то ли просто спать захотел. А вчера вернулся, и Ольга с ним опять о чем-то беседовала, когда Диего ушел спать. Смотрю, он и сегодня исправно торчит на заборе. Может, теперь специально приходит с Ольгой пообщаться?
– И как у Ольги сил хватает выслушивать его извращенческие бредни, да еще и утешать при этом? – проворчал Кантор. – Я бы не выдержал.
– Не думаю, что для нее это так трудно, – усмехнулся его величество. – Как мне кажется, Ольга сочувствует влюбленному эльфу совершенно искренне, поскольку не находит ничего особенно страшного в любви одного мужчины к другому. В их мире с этим как-то проще.
– Как в Галланте? – засмеялась Азиль.
Кантор мрачно выругался и от дальнейших комментариев воздержался.
– Уж не ревнуешь ли ты? – поддел его король. – Не боишься, что эльф отобьет у тебя девушку? А то девицам эльфы нравятся…
– Да ну, фигню какую несете, – огрызнулся Кантор, поскольку с непутевого прадедушки вполне и такое могло статься. – Все равно ничего серьезного там не будет, в крайнем случае переспят разок, да и то я сомневаюсь, что Ольга ему настолько понравится, эльфы жутко переборчивые. Одно непонятно: о чем можно три часа трепаться?
– Не знаю, не знаю, – внезапно задумался король, – о чем они там беседуют с Ольгой… а вот о чем я бы с ним мог потрепаться… Интереснейшая идея, господа. Я вас покину минут на двадцать, если придут Элмар и Кира, садитесь ужинать без меня. Я присоединюсь к вам позже.
– Ты замерзла, – заботливо заметил Хоулиан, изящным движением сбрасывая куртку. – Вот, надень.
– Спасибо… – смутилась Ольга, накинула эльфийскую одежку и, закутываясь, чуть не свалилась с ограды, на которой они сидели. – И как ты умудряешься отсюда не падать?
– Мне удобно, – мягко улыбнулся эльф и вновь печально уставился на окна дома. – К тому же влюбленным свойственно делать всякие глупости, в том числе сидеть на заборах. Я неоднократно видел, как то же самое делали люди.
– Я так никогда не делала, – возразила Ольга. – Никогда не сидела у Жака на заборе и не всматривалась в окна в надежде, что он выглянет. Это надо совсем себя не уважать, чтобы так за мужиком бегать.
– Ты рассуждаешь как женщина, – тихо засмеялся эльф, мимоходом тряхнув головой, отчего его роскошные волосы взметнулись блестящей волной, как у красоток из рекламных роликов про всякие навороченные шампуни, – а я говорю о мужчинах.
Ольга немедленно представила себе, как Хоулиан исполняет серенаду под балконом любимого мужчины, а Элмар выходит на балкон, застенчиво кутаясь в мантилью и прикрываясь веером, бросает своему воздыхателю розочку… Тут она не выдержала и заржала, не дойдя до главного момента обрушения балкона. При этом, разумеется, опять чуть не съехала с ограды. Хоулиан придержал ее за талию и заметил:
– У тебя странное свойство во всем находить смешное.
Чтобы эльф, не дай бог, не подумал, что над его чувствами смеются, Ольга немедленно описала ему воображаемую сцену у балкона, отчего Хоулиан тоже захихикал.
– Это же надо такое придумать! Ты никогда не пробовала подрабатывать шутом? У тебя бы получилось. Ох уж эти люди… Напротив, на балконе я предпочел бы стоять сам. И даже спрыгнуть оттуда в могучие объятия своего возлюбленного. Все-таки как это жестоко и несправедливо, когда на пути высоких чувств стоят презренные, ничтожные, вековые предрассудки, с которыми люди носятся, как курица с яйцом, и которые почему-то считают основами морали…
– Попробуй взглянуть на это с другой стороны, – посоветовала Ольга. – Элмару просто не нравятся мужчины. Он не находит их сексуально привлекательными. Ну вот, к примеру, как толстых некрасивых теток…
– Но я же красивый, – возразил Хоулиан, тяжко и безнадежно вздыхая.
– Но ты же мужчина.
– Вот мы и пришли к тому, с чего начали. Что с того, что я мужчина? Двое мужчин могут провести время друг с другом ничуть не хуже, чем с дамами. Если они не подвержены глупым предрассудкам.
– Да что, тебе не с кем больше время провести? Неужели на Элмаре свет клином сошелся?
– Люблю я его, – тоскливо вздохнул эльф и опять уставился на окна. – Не потому, что мне хочется мужчину, а потому, что он самый… самый-самый. Прекрасный, сильный, благородный… лучше всех. Я не встречал еще человека столь чистой души… Да что я тебе рассказываю, ты ведь сама влюблялась и знаешь, что любовь это нечто большее, чем просто половое влечение.
– Знаю… – вздохнула Ольга и сочувственно погладила его по плечу. – Ну, не переживай так, пройдет. У меня всегда проходило. Надо только смириться с неизбежным и потерпеть немного, пережить это все… А потом встретится тебе кто-то другой… или другая…
– Такие вещи не проходят навсегда и полностью, – покачал головой безутешный собеседник и поднял глаза к небу. – Нам кажется, что они проходят, но на самом деле что-то всегда остается. Крошечная драгоценная крупинка воспоминаний, которая забивается в самый дальний уголок души и тем не менее делает нас лучше, а нашу жизнь – светлее. Разве ты сама этого никогда не чувствовала?
– Не знаю… – напрягла память Ольга. – Сейчас я вспоминаю, как позорно ревела, а король утирал мне нос, и вспоминать это неловко и стыдно.
– Не следует стыдиться слез любви, – проникновенно произнес эльф, устремляя на нее взор. Ольгу каждый раз словно мороз продирал, когда он вот так смотрел своими мерцающими волшебными глазищами. – Это тоже прекрасно, как и все, что озарено любовью.
– Все? – недоверчиво переспросила девушка.
– Все. Начиная с обычного секса и заканчивая глупым, на твой взгляд, сидением на ограде.
Девушка помолчала, переваривая очередное изречение и примеряя его к действительности. Какая-то доля истины в нем содержалась, хотя в сидении на заборе она по-прежнему не видела ничего прекрасного. Впрочем, если смотреть со стороны, изящный красавец-эльф смотрелся на этой ограде очень живописно. Может, в том и состоит вся прелесть, недоступная ее пониманию?..
– Все равно, – заявила она, найдя наконец слабое место в логике собеседника, – можно сделать умнее. Не признаваться в любви в первый же вечер, а тихо промолчать. Тогда бы Элмар от тебя не шарахался и не прятался бы и тебе не надо было торчать под его окнами. Ходил бы в гости вместе со всеми и любовался на него, сколько влезет.
– Я бы не смог, – вздохнул Хоулиан. – Быть рядом и ничем не выдать своих чувств… Да и не принято у нас такое скрывать. Сложно с вами, людьми. Придумали сами себе массу условностей, и сами же от них страдаете.
– А почему ты тогда к нам так неравнодушен? Что к мужчинам, что к женщинам?
– Вот такой у меня необычный вкус. У каждого есть свои предпочтения, нечто только для себя ценное и только себе понятное. Это все очень индивидуально и не всегда приобретает извращенные по вашим понятиям формы. Я, например, нашел то самое, что мне нужно, и оказалось, что это можно отыскать только среди людей. Мама считает меня извращенцем. А сама-то… впрочем, это ее личное дело.
– Это ты к тому, что эльфы такими большими, как Элмар, не вырастают? – невольно улыбнулась Ольга.
– Расти, может, и растут, но такой мышечной массы не достигают, даже если специально качаться. И магия не помогает. Один мой друг пробовал, но у него ничего не получилось.
– А зачем ему это понадобилось?
– Я ему очень нравился, и он хотел сделать мне приятное.
– М-да… – не нашла другого комментария Ольга. – Так ведь здоровенных мужиков, наверное, полно на Альфе. Запросто, в любом гей-клубе… Или сейчас их там нет?
– Есть, конечно. Обычно там я и нахожу себе спутников по вкусу. Но чтобы так влюбиться… Лет тридцать со мной такого не случалось. Нет, больше. Несравненная Габриэль, как она была прелестна, юна и наивна!.. И как жаль, что этот период целомудренной неопытности так быстро проходит! Люди слишком быстро всему учатся, быстро взрослеют… Я тебе еще не надоел своими жалобами?
– Да нет, что ты. С тобой интересно.
Хоулиан улыбнулся.
– Это потому, что я эльф? Я заметил, наши уши оказывают на людей некое магическое воздействие.
– Дело вовсе не в ушах, – возразила Ольга. – К ним я уже привыкла. С тобой интересно поговорить, ты как-то иначе мыслишь и такие странные вещи иногда выдаешь. На тебя вообще приятно посмотреть, но это уже так, между делом, красивыми и люди бывают.
– Ах, Элмар… – тяжко вздохнул эльф.
– Вот-вот. На Элмара я тоже всегда любуюсь.
– О, это естественно. Я заметил, он очень нравится женщинам. Хотя эльфийки не нашли бы в нем ничего привлекательного. Не понимают они истинной мужской красоты…
– Хоулиан, а какие они, эльфийки?
– Разные. Бывают, как ты, есть и более фигуристые.
– Что, эльфийки бывают вот… такие? – изумилась Ольга, демонстративно похлопав себя по той самой плоскости, которая доставляла ей столько огорчений. – А говорят, они настолько прекрасны, что человеки с ума сходят… Или это барды, как обычно, перестарались?
– Красота не заключена в некой конкретной черте.
– А в чем?
– В гармонии и в умении… себя показать, как вы это называете. Вот взгляни, к примеру, на меня. Что ты видишь первым делом?
– У тебя шикарные волосы! – немедленно восхитилась Ольга.
– Верно. Именно поэтому я и забочусь о том, чтобы их замечали в первую очередь. Волосы, фигуру, глаза… Уши у меня тоже очень милые по эльфийским меркам. А теперь перешагни через владеющее тобой очарование и рассмотри пристально. Могу поспорить, человек с таким носом, как у меня, был бы тебе неприятен. А ты даже не замечаешь, какой формы у меня нос.
Ольга потрясенно уставилась на предмет обсуждения, только сейчас сообразив, что действительно никогда не любила вот такие остренькие лисьи носики и что действительно до сих пор этого не замечала. Да и подбородок тоже… не особенно… Руки откровенно женские… Хотя руки особого значения не имеют, от этого эльфа и так голубизной несет за версту.
– А как вы это делаете? – тут же заинтересовалась она, не особо, впрочем, надеясь, что у нее получится так же. – Это магия? Или что-то другое? Но точно же не иллюзия, я к ним невосприимчива.