– Ого! Далеко махнул, хотел прыгать с парашютом, да он оказался залежалый, пришлось тянуть до ближайшего аэродрома.
– Далеко, говоришь? А добыча в тех мешках? – Генерал кивнул в сторону дедовых записей.
Олег достал одну из тетрадок и показал начерченный от руки разрез турбины:
– По расчетам самолет полетит быстрее звука.
Генерал внимательно посмотрел на рисунок и громко позвал:
– Где инженер дивизии? Ну-ка глянь на эту штуку! Самолет быстрее звука полетит!
В столовой моментально притихли, а группа инженеров склонилась над тетрадкой, затем вынесла вердикт:
– Это нечто фантастическое, с такими турбинами нам никто не страшен! Документы особой важности, их необходимо срочно доставить по назначению.
– Ты там никого не пожалел? – поинтересовался замполит.
Олега неожиданно повело, и он пьяно ответил:
– Весь конструкторский отдел положил, никто не успел даже пикнуть. И контрольный выстрел в голову, для гарантии.
– Сколько сейчас находился в воздухе? – участливо спросил генерал, заметив мгновенное опьянение разведчика.
– Два часа с лишним.
– Два часа на высоте без кислорода?
– Не нашел кислородного оборудования, самолет незнакомый и подвесной бак не смог сбросить, побоялся не за ту ручку дернуть.
– Официантки! Бульон и шоколад! Он два часа летел без кислорода!
Для летчиков понятная ситуация, они никогда не пьют перед полетом, на высоте это закончится фатальным исходом. И сразу после посадки не пьют, даже если летали в кислородной маске. Олега начали заботливо отпаивать, насильно, словно маленькому ребенку, засовывая в рот кусочки шоколада.
Примерно через час в столовую пришла еще одна группа летчиков под предводительством двух Героев Советского союза. После дружеских взаимных приветствий они сели за стол генерала, и тот, что в погонах майора, неожиданно спросил:
– Это правда, что ты у Геринга коробку сигар стащил?
Олег недовольно поморщился, но байка одобрена на самом верху и отрицать ее ни в коем случае нельзя. Пришлось подтвердить:
– Честно говоря, помогло стечение обстоятельств, я не собирался брать эти сигары.
– Вы слышали! А то говорят вранье! Вот он герой, совершивший дерзкий поступок!
Стены столовой снова задрожали от криков, а снаружи кто-то от избытка эмоций начал палить из пистолета.
– Покажешь чертеж турбины, я одним глазком посмотрю и никому не скажу, – попросил майор.
Олег не стал выпендриваться и снова раскрыл тетрадь в нужном месте. Летчики явно ничего не поняли, но глубокомысленно покачали головами и спросили:
– И самолет полетит быстрее звука?
– Намного быстрее, в теоретических расчетах указана скорость в две тысячи девятьсот километров в час.
– Мы их как мух перебьем!
Что тут скажешь? Прежде чем создать подобные турбины, надо построить заводы с уникальными станками, обеспечивающими точность обработки металла до микрон. И подшипники со смазочными маслами должны быть особыми, не говоря о самих самолетах. Так что до запредельных скоростей и высот пройдет не один год.
– На трофейный самолет сам сядешь? – поинтересовался майор.
– Я боюсь, – честно ответил Олег, – месяц назад сажал на воду фоккер и чуть шею себе не свернул.
– Надо было хвост ниже опустить и ждать, когда он зацепит воду. Затем дать форсаж, и плюхнулся бы словно в ванну, – посоветовал один из пилотов.
– У меня палка встала[15], вокруг лес и речушка, вот и сел с фонтаном и кульбитом.
Летчики понимающе переглянулись, а генерал спросил:
– У тебя сколько боевых вылетов?
– Ты о чем? – засмеялся Олег. – Только грузопассажирские перевозки.
К столу протиснулся ординарец и тихо пошептался с Веселовым, тот сразу встал:
– По самолетам, товарищи, дело к вечеру, а Москва уже ждет.
Возле трофейного самолета полным ходом шла фотосессия, а столпившийся народ потребовал от Олега встать в центре.
– Вы в своем уме? – воскликнул он и похлопал по своим погонам.
Желание моментально пропало: за фото в обнимку с немецким летчиком на фоне самолета с крестами им светит трибунал. Олег с генералом и замполитом забрались в «Ли-2», а после взлета их окружил полк истребителей с «Мессершмиттом» «Ме 509» во главе. Посадка прошла в обратном порядке, сначала приземлился транспорт, затем немецкий самолет, а истребители, качнув крылом, улетели восвояси.
Встречающая делегация ошеломила обилием генеральских звезд и многочисленностью серьезных дяденек в шляпах. Олега начали обнимать и целовать, а он беспомощно озирался, стараясь увидеть в окружившей толпе свое начальство. Никого, даже привычного автомобиля нет. Судя по погонам, встречают только чины от авиации, и он благоразумно прижал бумаги к груди.
– Дай только на минутку, мы посмотрим и сразу вернем, – попросил один из генералов.
– Не положено, – строго ответил Олег. – Покажу лишь то, что показывал в летной столовой.
Казалось бы, простенький рисунок на листочке, а какой ажиотаж с настоящей давкой! Причем некоторые начали торопливо списывать формулы с другой половины, и он решительно убрал тетрадь.
– Потрясающе! Ты видел эвольвенту лопатки?
– А скорость протока газов? С таким двигателем можно на луну лететь!
Конструкторы в генеральских погонах? Или сейчас так принято? Один из генералов взял Олега под локоток и тихо спросил:
– Ты точно никого не оставил в живых? И ни одного листочка из документов не забыл?
– Все здесь, – Олег похлопал по кожаным мешочкам, – там не осталось даже мусора в урнах.
– Товарищи, я еду в Кремль, документы получим к обеду, а трофейный самолет в вашем распоряжении, – прервал шумную встречу Веселов.
Олега усадили в шикарный автомобиль и до самого дома больше не беспокоили. Неведомый генерал всю дорогу обсуждал с Веселовым варианты применения полученных из арсеналов морской авиации самоуправляемых бомб.
* * *
Едва первый солнечный лучик пробился сквозь шторы, Олег привычно открыл глаза. Последнее время он жил не по часам, а по солнцу и привык по московским меркам вставать очень рано. Валя тихо посапывала, и он осторожно выбрался из постели. Встреча оказалась совсем не такой, как он себе представлял. Вначале пришлось долго звонить в дверь, а когда она открылась, перед ним предстала рассерженная домработница со шваброй наперевес.
– А ну прочь! – Она замахнулась и уронила свое оружие. – Олег? Свят, свят, свят. – И начала мелко креститься.
Из спальни в легком халатике выглянула Валя и кулем свалилась в обморок. Здесь уж не до объятий и объяснений, оба бросились к девушке. Олег перенес ее на кровать, а Мария Васильевна приподняла подушки, затем принесла кагор и влила в рот почти полбутылки.
– С чего это вдруг вы стали открывать дверь с метлой в руках? – поинтересовался Олег.
– Выселяют нас. Новые жильцы суют в нос ордер и грозятся выкинуть силой, – ответила Мария Васильевна.
– Выселяют? С какой это стати!
– Убили тебя. Бумаг никаких не видела, но твое начальство получило достоверное известие.
– Вот те раз! Там же тихо прошло, без стрельбы, и вдруг убили, – растерялся Олег.
– То не моего разума дело, а квартиру велели сдать. Спасибо девочке нашей, уперлась, папу с мамой не послушалась, осталась тебя дожидаться.
– Олег, – наконец очнулась Валя, – я сердцем чувствовала, что ты жив!
Мария Васильевна тихо вышла, плотно прикрыв за собой дверь, а они слились в страстном поцелуе. Ночь прошла в слезах радости и жарких объятиях, но спать Олег не хотел, как и не чувствовал усталости. Неспешно одевшись, собрал разбросанную по полу одежду и тихохонько вышел из спальни.
В столовой сидела толпа народа под предводительством Петра Николаевича и изучала привезенные бумаги.
– Проснулся? А мы тут всю ночь лопатим непонятно что. Где ты их надыбал?
– Партизаны отвели к лесной травнице, а там старенький дедок одарил собственными трудами.
– Дедок, говоришь? Сколько ему лет?
– Не знаю, не спрашивал, – пожал плечами Олег. – На вид за восемьдесят.
– Ого! Александра второго должен помнить, – хохотнул один из штатских.
– Вроде того, назвался инженером из Петербурга.
– Имя у этого инженера есть? – спросил куратор.
– Имя? – переспросил Олег. – Не знаю, я его дедом звал, а он сказал только свою фамилию – Киреев.
– И все?
– Ну да. Хвастал, что служил на Вагоностроительном заводе Речкина и К°, но работал на какого-то Сикорского.
– Еще имена называл? – с напряжением в голосе спросил один из штатских.
– Называл Глушкевича, Пулавского и Мишталя, после Великой Октябрьской революции вместе с ними уехал в Польшу.
– На белополяков работал?
– Говорил о каком-то КБ на «Панствове заклады лотниче». Вероятно, это название военного ведомства или завода.
– Кто был инициатором знакомства?
Олег задумался и неопределенно пожал плечами:
– Не знаю, в доме только бабка с этим дедом, и я лежал. Между собой они говорили по-польски, а со мной по-русски.
– Лежал? – удивился Петр Николаевич. – Ты, вообще, где был и как туда попал?
– Переправил Занозу, а утром угнал с аэродрома «Фоккер» и полетел на восток. Когда закончилось топливо, попытался сесть на речку и разбился.
– Документы в управление! – приказал куратор. – А мы позавтракаем и поедем следом.
Завтрак получился невеселый, к столу вышла заплаканная Валя и все время хлюпала носом. Тут еще примчалась будущая теща, по-родственному обняла и расцеловала Олега, затем села за стол напротив Петра Николаевича и уставилась на него взглядом сурового прокурора.
* * *
В управлении прямиком прошли в кабинет начальника Оперативного отдела, где уже собралось с полдюжины человек в погонах и без оных. Олега усадили на стул, а первый вопрос показался по-дружески добродушным:
– Как ты умудрился угнать секретную разработку немцев?
– Я здесь ни при чем. Партизаны привели к дальней стоянке аэродрома, а этот стоял с работающим двигателем.
– Партизаны сразу тебе поверили или ты показал им свои документы?
– Все намного проще, среди них были мои знакомые по Пинскому обкому, третий секретарь и командир взвода НКВД.
– Ты им сразу доверился?
– Разумеется, мы эвакуировались в одном поезде, а расстались в Саратове.
Вопросы сыпались непрерывной чередой, причем разрывая хронологию событий и саму тему. Его попросили назвать уплаченную на Рюгене сумму за бэушную форму, затем поинтересовались питанием у партизан. При этом за спиной сидели два стенографиста, а напротив еще одна парочка личностей в гражданской одежде внимательно отслеживала мимику и жесты. Олег отвечал уверенно и искренне, ибо о том, что он скрывает, никто не догадается спросить.
Допросы продолжались шесть дней, и он воспринимал это как должное. Человек месяц пропадал неведомо где и недоверие более чем обосновано. Утром его отвозили в кабинет начальника, после обеда передавали на руки врачам Центрального военного госпиталя. Затем он садился за составление отчета, и снова начинались допросы до позднего вечера, когда его отвозили домой.
Через неделю, после заключительного медосмотра, начальство госпиталя вручило копию заключения, по которому Олега признали годным к службе. При этом категорически запретили прыжки с парашютом и ограничили вес заплечного груза тремя килограммами. Олег прочитал непонятный диагноз: «Травма брюшной полости, вывихи тазобедренных суставов, искривление позвоночника, хронический остеохондроз». Он не горбат и не кривобок, посему никакого искривления не может быть в принципе. На этот раз из госпиталя привели прямо в кабинет начальника, где с ходу предъявили обвинение:
– Почему твой отчет расходится с реальными действиями?
– Я честно описал свои поступки, ничего не утаил и не добавил, – возразил Олег.
– Честно, говоришь? Тогда послушай сообщение партизан: «Проявив отвагу и находчивость, захватил бронемашину карателей и пулеметным огнем уничтожил взвод СС. Затем сменил позицию и расстрелял роту полицаев». У тебя написано лишь об участии в боестолкновении партизан с карателями.
– Я правильно написал, у партизан было два пулемета, а я был за рулем. Из пулемета стреляли партизаны.
– Партизаны, говоришь! Здесь написано о семьях партизан, которых ты спас от уничтожения.
– Не семьи, а жены, и стреляют они отлично, сначала меня хотели пристрелить. После захвата бронемашины поставил женщин за пулемет, вот они и выкосили полицаев.
– Не увиливай! За недостоверное составление отчета объявляю тебе выговор! Вот бумага за подписью командира и замполита отряда с круглой печатью! А ты один и доверия твоим словам нет!
Далее пошел полноценный разнос с обвинениями в близорукости и легкомысленности. Он был обязан предпринять все меры для скорейшего возвращения с задания, а не помогать гражданскому населению в боях с карателями.
– Мне требовалась медицинская помощь, а они видели перед собой говорящего по-русски немецкого пилота, – напомнил Олег.
– Это ты не мне говори, а вот сюда, – начальник потыкал пальцем в отчет, – напиши! Бумаги уйдут к не знающим нашего дела людям, а вернутся с большими неприятностями!
Пришлось садиться за дополнения к уже написанному тексту и собственноручно описывать личный героизм, которого в реальности не было. Попутно он получил еще один втык и добавил несколько строк о недоверии со стороны местных жителей, постаравшись представить это как бдительность.
Из всего сказанного Олег понял главное: от партизан прилетел связник, и он полностью реабилитирован. Начальник отдела внимательно перечитал дополнения, затем взял красный карандаш и жирно написал на полях: «Указанные действия подписант совершал, будучи тяжело раненным. Факт ранения и последующее месячное лечение у партизан подтверждены комиссией Главного военного госпиталя». Расписавшись и поставив дату, начальник отдела достал из стола золотую нашивку за тяжелое ранение:
– Держи, пусть невеста пришьет, иначе на свадьбе придется заносить ее в дом на руках.
– Спасибо, товарищ генерал!
– Тебе спасибо, задание выполнил на отлично, немцев двух самолетов лишил и неведомого гения разыскал!
– Он сам меня нашел.
– В том-то и дело, что вокруг было много наших людей, а доверился он только тебе, значит, и заслуга твоя. Посиди немного, почитай свежие газеты.
Олег перевел дух и примостился с газетами у окна. Отношения начальства с некими вышестоящими личностями его не интересовали, но втык сверху всегда доходит до низов, причем чем ниже, тем больнее. В кабинет кто-то зашел, а через мгновение Олег оказался в крепких объятиях первого секретаря Пинского обкома:
– Герой, наш белорусский герой! Прошлым летом отличился, и сейчас дал нацистам прикурить! Лично отряд карателей уложил! Две бронемашины захватил и три грузовика! Обеспечил транспортом наши колхозы, после победы начнем не с пустого листа! Вернешься? Машеров обещал тебе область дать!
Соглашаться? Ну уж нет! После войны партизаны поселятся в пригородных лесах, а через три года там начнут работать вывезенные из Германии заводы. Белорусы совершили поистине титанический труд, который осилит далеко не каждый, и Олег скромно ответил:
– Извините, я нашел свое место.
– Не торопись, время еще есть, а сейчас держи награду! Знаю, заслужил большего, но это мой предел.
С этими словами Геннадий Игнатьевич приколол Олегу на грудь медаль «Партизану Отечественной войны» первой степени, которая в данном случае действительно была пределом. Награда не государственная, а ведомственная от НКВД, для других медалей и орденов надо подавать представление по партийной линии в ГПУ.
– Свободен! Дуй к Петру Николаевичу, там для тебя приготовили новое задание, – приказал генерал.
При виде Олега куратор отложил в сторону бумаги и огорошил неожиданным заявлением:
– Готовься к обратному перелету в Белоруссию, заберешь того деда и обратно.