Хань проводил Бэкхёна больным взглядом. Так легко сказать, но так трудно сделать. Домой он поплёлся медленно и неохотно, размышляя о всех возможных и доступных вариантах. Как всегда, то, чего хотелось больше, оставалось невозможным и недоступным.
Хань бесшумно прикрыл дверь, постоял у зеркала, изучая собственное отражение, потом сунулся в ванную и порылся в припрятанной коробке. Метнулся в спальню и вывалил из шкафа уйму вещей, кое-как запихал всё, что счёл нужным, в рюкзак, влез в потёртые джинсы, цветную футболку и распахнул дверь в кабинет.
Кай выключил подсветку на мониторе, поднялся и повернулся к Ханю. Он явно рассчитывал на поход к Тао, но вид Ханя и рюкзак его озадачили.
― Идём. ― Хань подошёл к Каю, ухватил за руку и потащил за собой к двери. Наверное, стоило бы дать возможность Каю переодеться в нечто более подходящее, чем лёгкая белая рубашка и светло-серые брюки, но Хань боялся, что передумает, поэтому решил действовать быстро и импульсивно. Чтобы не дать ни одного шанса прежде всего самому себе.
Хань уверенно шагал по тротуару и волок за собой ничего не понимающего Кая. А в мыслях у него назойливо вертелись глупые рассуждения о правах создателей по отношению к собственным творениям.
На остановке все пялились на них обоих. Ещё бы. Несмотря на растрёпанный вид, Хань не растерял своей эффектности. Он всегда знал, что красив и соответствует канонам, правда, не считал, что смотреть на него с восхищением должны только поэтому. Кай был его полной противоположностью ― он ломал все каноны, но выглядел не менее эффектно. Должно быть, когда Хань и Кай стояли рядом, это производило ошеломляющее впечатление.
Хань глянул на отражение в ближайшей витрине и вздохнул. Ну ладно, контраст налицо: бандитского вида красавчик с огромным рюкзаком и стильный парень в безупречно отглаженных рубашке и брюках. Так и охота поменять местами их прикид, чтобы смотрелось всё естественно.
Хань запихнул Кая вместе с рюкзаком в подошедший автобус, купил билеты и упал в кресло у прохода. Кай смотрел в окно и придерживал рюкзак ладонью. Судя по всему, задавать вопросы он не собирался, даже если и хотел. Да и взгляд у него оставался всё тем же ― точно таким же, каким был утром.
Хань вздохнул и прикрыл глаза. Он вполне мог понять причину злости Кая ― кто угодно разозлился бы, если б тоже оказался в подвешенном состоянии. Но всё не так просто. И Хань не представлял, какими будут последствия их отношений. Именно эти чёртовы последствия вызывали у него сомнения и беспокойство. И состояние Кая. Время от времени с Каем явно что-то происходило, что-то странное и связанное с тем, о чём Хань не знал ничего.
Если бы Хань мог рассчитывать на доверие Кая… Только чего будет стоить это доверие после того, как Хань однажды расскажет истину? Куда ни кинь… Где ж этот чёртов выход? Что нужно сделать, чтобы всё вдруг стало хорошо и замечательно?
Хань прилип взглядом к профилю Кая: смотрел и оценивал. Не так уж и хорош, чтобы сходить по нему с ума. Впрочем, разве Хань сходил по нему с ума? Вовсе нет, просто… просто гордился тем, что создал. Наплевать на резкие черты и сломанные каноны, ведь смотреть на Кая приятно, горячо и приятно. Хань скосил глаза и полюбовался на завитки тёмных волос, чуть липнущие к смуглой коже на шее и дотягивавшиеся до воротника. Чёрное на бронзе и чёрное на белом. Ладонь с узловатыми пальцами поверх рюкзака, запястье, контраст кожи цвета бронзы и белой ткани. Кай сам по себе как живой контраст или противоречие.
Хань поёрзал в кресле и вздохнул. Кай по-прежнему не смотрел на него, ни о чём не спрашивал и вообще вёл себя так, словно его тут нет. Но Хань именно сейчас не отказался бы заглянуть в мерцающие тёмные глаза, полные желания и восхищения. Никто не умел смотреть на него так, как Кай. Пожалуй, впервые Хань признался самому себе, что ему этого не хватает, и что ему это нравилось. Лестно быть для кого-то центром мира.
Хань посмотрел на часы. До пункта назначения минут сорок, значит, можно подремать. И он деловито пристроил голову на широком плече, обтянутом белой тканью. Кай застыл ― Хань прекрасно ощутил, как под щекой окаменели от напряжения мышцы. Хань опасался, что Кай дёрнет плечом и оттолкнёт его, но ничего подобного не случилось. Кай никак не отреагировал, но мышцы под щекой Ханя остались напряжёнными.
Из автобуса они выбрались на побережье у рекламного щита. Чуть дальше стелились над водой мостки, и красовался дом на сваях. Хань тут был раза четыре раньше, поэтому уверенно прошёл по мосткам, заглянул под навес и тихо переговорил с пожилой женщиной у длинного стола. Она сняла с его карты нужную сумму и вручила ключ. Потом Хань поволок за собой Кая в сторону от мостков. Они прошагали примерно километр вдоль берега в восточном направлении, тогда лишь добрались до другого дома на сваях. Хань зашёл внутрь, бросил рюкзак на пол и блаженно растянулся рядом.
Кай остался на мостках. Он стоял, сунув руки в карманы брюк, и озирался по сторонам. На юге солнце катилось над горизонтом, в небе ― ни облачка, под мостками ― желтоватые волны.
Хань сел на полу и распотрошил рюкзак, нашёл покрывало, предусмотрительно прихваченный тюбик из магазина Тао, полотенце и бутылку с водой.
― Кай?
Тот в ответ на зов заглянул внутрь дома, но через порог не переступил.
― Может, зайдёшь?
Кай зашёл-таки и настороженно взглянул на поднявшегося на ноги Ханя. Пара шагов, чтобы увидеть близко-близко белую рубашку. Если присмотреться, то под тонкой тканью легко можно различить два тёмных кружка на груди. Хань поднял руки и тронул пальцами верхнюю пуговицу.
― Не шевелись, ладно?
Кай шевельнулся, чтобы перехватить его руки и не позволить расстегнуть пуговицу.
― Мне не нравится играть в это, ― тихо напомнил он. ― Так только хуже. Я не собака, не надо бросать мне кость. Я люблю каждый кусочек тебя, но если ты не хочешь это принять, не принимай никогда. Это хотя бы не так больно, как неопределённость и резкие смены твоего настроения.
― Я не собираюсь бросать никакую кость. Я пытаюсь научиться принимать. Прости, что я учусь медленно, но это не так просто, как нам хотелось бы. А теперь не шевелись, хорошо?
Хань не сделал ни одной попытки сбросить руки Кая, просто стоял и смотрел ему в глаза. И ждал, теряясь в мерцающей тёмной глубине, чуть прикрытой густыми ресницами. Закушенная нижняя губа, упрямо выдвинутый вперёд подбородок, едва заметная складка между бровями. Кай тяжело вздохнул и закрыл глаза, потом медленно убрал руки, отпустив запястья Ханя. Хань тут же расстегнул первую пуговицу, затем вторую, третью… Медленно вёл пальцами от ворота вниз, раздвигая ткань и открывая смуглую кожу. Вытянув полы рубашки из-под пояса брюк, Хань повозился с молнией и ещё медленнее повёл руками по бёдрам и ногам Кая, стягивая с него лишнюю одежду. Заставил переступить ногами и сбросить обувь. Из одежды на Кае осталась расстёгнутая белая рубашка.
Хань осторожно запустил пальцы в тёмные волосы у Кая на затылке и позволил себе тронуть поцелуем полные губы.
― Только не шевелись, ― напомнил он ещё раз после поцелуя. ― Я сам.
Отступив на шаг, Хань занялся одеждой собственной. Едва не рухнул на пол, запутавшись в джинсах под голодным и пристальным взглядом Кая. Если бы Ханю раньше сказали, что его когда-нибудь поимеют всего лишь одним взглядом, он бы не поверил. А зря.
Он сдвинул ногой снятую одежду, обошёл вокруг Кая, помедлил за спиной и неуверенно потянул рубашку с левого плеча, с правого, дождался, пока белая ткань соскользнёт на пол, сделал пару шагов назад и принялся разглядывать Кая. Сам не знал, что искал и хотел найти. Наверное, лишь понапрасну тратил время, потому что тело Кая он знал вдоль и поперёк ещё с того дня, как увидел в биокамере.
Хань приблизился к Каю, положил ладони на плечи и мучительно медленно провёл от шеи в стороны, обратно, по спине вдоль позвоночника, потом обхватил руками за пояс и прижался щекой к тёплой коже в районе левой лопатки ― там глухо билось сердце.
― Скажи мне ещё раз…
― Что сказать?
― Скажи, на что это похоже. Что ты… чувствуешь? Почему… хочешь меня?
― Ты пытаешься понять?
― Да.
― Не нужно. Вряд ли понимание… что-то прояснит.
Хань чуть отодвинулся, потом опустил подбородок на плечо Кая.
― Почему?
― Потому что я никогда не просил тебя любить меня в ответ.
― Что? ― Хань задохнулся от изумления и невольно крепче обхватил Кая руками за пояс.
Кай повернулся сам в объятиях Ханя, прижал ладонь к пояснице и уверенно привлёк к себе. Спокойный взгляд сверху вниз и намёк на улыбку, притаившуюся в уголках рта.
― Я не собираюсь требовать у тебя ответных чувств. Мне достаточно любить тебя. Это всё. Тебе решать, принимать мою любовь или не принимать. Мне казалось, тебе понравилось. Но если ты не хочешь, то не принимай. Просто остановись на одном варианте и не своди меня с ума больше.
― И тебе этого будет достаточно?
― Вполне.
― Знаешь, это звучит как “и мне наплевать, что ты ко мне чувствуешь”, ― мрачно сообщил Каю Хань.
― Мне не наплевать, ― тихо отозвался Кай. ― Просто твои чувства ничего изменить не могут.
Он ещё сильнее надавил ладонью на поясницу, заставив Ханя прижаться плотнее к гибкому смуглому телу и ощутить его жар.
― Отпустить? ― Прикосновение губ к уху, тёплое дыхание, лёгкая щекотка.
― Нет… ― Голос показательно сел в самый неподходящий момент. Прикрыв глаза, Хань ухватился за Кая, но лучше не стало. С закрытыми глазами всё стало намного хуже. Всё равно что выпить лишнего на вечеринке, пытаться унять головокружение и зажмуриваться, чтобы голова закружилась и вовсе с безумной скоростью.
Пока Хань цеплялся за Кая и боролся с фантомным головокружением, тот смело прикасался к нему, проводил руками по коже, гладил и откровенно дразнил. Потом Хань ловил его руки, пытаясь остановить и одновременно перебраться на расстеленное на полу покрывало. Когда же это удалось провернуть, Хань прижал руки к груди Кая и помотал головой.
― Я сам. Не двигайся.
Кай тихонько вздохнул, смерил его голодным взглядом и прикрыл глаза. Хань почти поддался ― перед таким голодным и грустным взглядом устоять было непросто. Почти, но чуть-чуть не считается.
Хань кончиками пальцев провёл по тёмной коже на шее. Горячо, гладко, соблазнительно. От ключиц вниз, зацепившись ногтями за твёрдые вершинки сосков, по напряжённым мышцам живота ― вниз ещё. Под смуглой кожей внизу живота и на бёдрах можно различить голубые линии, если наклониться ниже и присмотреться. Почему-то первая мысль, что пришла Ханю в голову, была: “Это так красиво…” Вторая мысль вылилась в действие ― он тронул языком голубую линию в самом низу живота и слабо улыбнулся, различив судорожный вдох.
― Тебе… не нужно это делать.
― Я хочу. Сам, ― пробормотал Хань, не отрывая губ от солоноватой кожи. Тао говорил, что каждому человеку нравится что-нибудь эдакое, у каждого есть свой секрет в постели, но польза от секрета есть тогда лишь, когда человек не стыдится признать его. ― Если не получится… так и скажи, ладно?
Чуть помедлив, Хань повёл губами вниз по горячей коже, пока не добрался до цели. Новый судорожный вдох ― реакция на лёгкое прикосновение языка и смелость губ. Губы, язык, пальцы и ― самое главное ― ритм. Хань немного отстранился, чтобы перевести дух и оценить впечатление. Ему по-прежнему нравилось то, что он видел перед глазами, и ему нравился забывшийся Кай, хрипло выдыхавший его имя.
Хань вернулся к прерванному занятию. Пока у него не получалось взять в рот целиком, но это неважно. Важно то, что Кай определённо испытывал удовольствие. Не всё сразу, а для второго раза прогресс налицо.
Ощутив опасное напряжение, Хань отпрянул и кончиками пальцев крепко сжал возбуждённую плоть у основания, постаравшись попасть на нужные точки, после чего вытянулся на покрывале рядом с задыхающимся Каем.
― Теперь можешь двигаться, ― пробормотал он и нашарил выложенный из рюкзака тюбик, который сунул Каю в ладонь. Поспешил. Кай явно не рассчитывал сразу перейти к главному, сначала он хотел лишить Ханя рассудка, похоже. Или это был его персональный секрет? Может быть, но Каю определённо нравилось трогать Ханя везде и руками, и губами, почти что оплетать собой. Он напомнил бы Ханю змею, если бы не был таким горячим. Змеи горячими не бывают.
Прикосновения Кая отличались друг от друга и заставляли тело гореть как снаружи, так и внутри. Эти прикосновения могли быть как нежными и мягкими, так жёсткими и обжигающими. Мучительно медленно и томно, а потом слишком быстро и яростно ― пальцами, ладонями, губами и даже дыханием. Пока тело переключалось с одного на другое, Хань проклинал всё на свете, если успевал. И никак не мог понять, то ли ему до безумия нравится эта чувственная игра на грани, то ли он хочет прикончить Кая за все сладкие издевательства. Но что было ещё хуже ― от игры, затеянной Каем, у Ханя всё отчётливее возникало чувство пустоты внутри. Необъяснимо, но тем не менее. Чем дольше Кай прикасался к нему, чем больше уделял внимания его телу, тем сильнее ему хотелось почувствовать Кая и получить ещё большее удовольствие.
Прохладные и влажные от смазки пальцы. Наконец-то. Хань подался бёдрами навстречу, принимая в себя два пальца сразу. Это оказалось проще сделать, чем он думал. Хотя неудивительно, если учесть, до какого состояния довёл его Кай. Он весь горел от желания, причём горел не только фигурально ― кожа пылала от следов, которые неосторожно оставил губами Кай. Везде.
Хань укусил Кая за шею, не удержался. Не потому, что проникновение было грубым или болезненным, а потому, что оно было отчётливым, острым в отношении ощущений. Медленно нарастающая наполненность и жаркая близость гибкого тела, зажатая между ними обоими напряжённая плоть Ханя, стиснутая зубами смуглая кожа на шее, влажные губы у виска Ханя, сбитое сумасшедшее дыхание ― одно на двоих, как и бешеный стук сердца. Тихий стон, когда Кай подался назад и почти покинул тело Ханя, сильный толчок и новый стон. Капли крови на плечах из длинных ссадин, оставленных короткими ногтями. Разметавшиеся по покрывалу светлые волосы, запрокинутая голова и открытая, беззащитная шея с изумительными по красоте линиями. Хань мог лишь догадываться о том, как он выглядит, и ловить собственное отражение в тёмных глазах Кая. Или ловить отблески восхищения ― там же и в прикосновениях губ. Он отчаянно удерживался за Кая, чтобы двигаться вместе с ним, как одно целое, обнимал, обхватывал ногами, искал губы губами собственными и тонул в удовольствии. И понимал, что хочет большего.
Хань продолжал хотеть большего даже тогда, когда вслед за удовольствием пришли усталость и приятная опустошённость, и к покрывалу его придавила тяжесть тела Кая. Близость ощущалась до откровенного ярко: в каплях пота на их телах, в медленно высыхающих влажных следах от губ на коже, в остывающих потёках спермы на животе и бёдрах, в затихающей дрожи, в неохотно успокаивающемся дыхании и обретающем размеренность пульсе. Солёный запах со стороны двери разбавлял смешанный запах их тел.
Хань прижал голову Кая к груди и провёл пальцами по влажным от пота волосам. Кай всё ещё оставался внутри него и не собирался отстраняться.
― Так и собираешься спать?
― Почему нет?
― Только не говори, что всё ещё хочешь меня.
― Хочу.
Хань уткнулся носом в спутанные тёмные волосы, чтобы спрятать улыбку. Чёрт с ним, пусть что хочет, то и делает. И больше ни о чём не думать! О будущем ― тем более. Сейчас есть они вдвоём и море, и пока больше ничего не нужно.
Нужно просто поверить, что Кай настоящий. Поверить, что он был всегда.
Хотя бы попробовать поверить.
― О чём думаешь?
Кай чуть сдвинул голову и отвёл взгляд, посмотрел в сторону дверного проёма, где играла бликами водная гладь.
Он ответил не сразу, а тогда, когда Хань забыл о заданном вопросе. Забыл достаточно хорошо, чтобы нотки фальши ускользнули от его внимания.
― Ни о чём.
========== 14 ==========