Потрясение от предложения Мэла переклинило клеммы в извилинах и вогнало в ступор. А Мэл, не став дожидаться ответа, повернул руль к воротам. Глазок видеокамеры прогулялся вдоль машины, и створки медленно расползлись в стороны.
Мама-мамочка, дай мне сил пережить этот ужасающе длинный день.
Мэл скучал по родительскому дому. Причем сильно скучал, хотя старался не показывать. За Мэла сказало нетерпение, с коим он подъехал к крыльцу и помог мне выйти из автомобиля, не дожидаясь, когда спустится со ступенек встречающий нас мужчина. Мэл поздоровался с ним рукопожатием:
— Привет, Коста. Сто лет, сто зим. Мы ненадолго. Пусть здесь постоит, — кивнул на "Турбу" и представил меня: — Это Эва. Кто дома?
Мужчина вежливо поклонился мне. Он был в брюках и в футболке, несмотря на прохладный день, соответствующий последним числам октября.
— Никого. Все разъехались.
— А Маська?
— Уехала утром на занятия и до сих пор не вернулась.
Мэл вздохнул с невольным облегчением, а следом выдохнула и я. Конечно, порыв Мэла был спонтанным, но если бы мы натолкнулись на кого-нибудь из родственников, у него имелось в запасе оправдание: показать мне родительский дом.
А дом был роскошен, как и парк со стрижеными газонами и деревьями, с аккуратными щебневыми дорожками. К двухэтажному особняку вели ступени, расходившиеся по окружности в разные стороны, но одинаково приводящие к парадному входу. Палевые стены, вишневая черепица, балконы, "грибочки" вентиляционных шахт… И окна, окна… Ужас, сколько окон. И все их нужно мыть.
Парк впечатлял выверенной геометрией форм. Мэл бегал здесь ребенком, расшибал коленки, лазил по деревьям, стрелял в воробьев заклинаниями…
Коста покинул нас, уйдя по своим делам.
— Ищешь песочницу, в которой я играл? — ухмыльнулся Мэл, обернувшись. Он успел потянуться, разминая мышцы, и теперь оглядывал окрестности, опершись о невысокую ажурную оградку.
— Ты здесь родился?
— Ну, родился я в клинике акушерства и гинекологии. А сюда мы переехали, когда мне было шесть лет. Пойдем, покажу дом, — Мэл отворил стеклянные двухстворчатые двери, приглашая, но я замялась.
— Мы ненадолго, — успокоил он.
Хорошо бы. А еще лучше уехать до возвращения родителей Мэла.
И нога с неохотой переступила порог.
— Сколько здесь комнат?
— Зачем тебе?
— Сколько? — не отставала я.
— Пятнадцать, — ответил он после паузы. — На первом этаже — гостиная, кабинет, бильярдная, две столовые, кухня, два салона. На втором — спальные комнаты.
Мэл показывал, и я замирала в восхищении. Прекрасные интерьеры: люстры, камины, ковры, зеркала, картины, шторы, мебель… Безукоризненная чистота. Элегантность, утонченность, немалый достаток. Лощеный уют, к которому приложила руку мама Мэла.
Бедный столичный принц. Как он умудряется жить в общежитии при минимуме удобств? Наверное, ночами ему снится утерянный комфорт.
— Пойдем, покажу свою комнату, — Мэл потянул по витой лестнице и по ходу движения пояснял, показывая на двери: — Эта пустует. Эта — бывшая Глеба, теперь пустует. Эта — Маськина. Эта — родителей. Эта — бывшая Альбины, пустует. А это моя. Проходи.
В его комнате можно было преспокойно кататься на велосипеде. Просторно, высокий потолок, три окна с опущенными жалюзи. Гардеробная во всю стену. И в ванной два окна. А интерьер неожиданный. На светлом фоне — темная мебель. Минимализм линий. В комнате чисто, без следов пыли. Значит, здесь регулярно убирают. Зато над кроватью — не двуспальной, но достаточной широкой — окно, занимающее добрую четверть потолка. Получается, лежишь, смотришь вверх, а перед глазами — небо. Здорово, наверное, наблюдать, как стучит каплями дождь или падает снег.
— А… — от удивления я растеряла речевой запас. — Значит, по утрам тебя будило солнце?
— Между стеклами установлены различные фильтры, в том числе непрозрачный. Где-то тут валяется пульт.
Мэл бросил пиджак в кресло и, как был в обуви, завалился на кровать. Навел пульт на потолочное окно, и комната изменилась в зеленоватом свете, льющемся сверху.
— Иди сюда, поваляемся, — протянул он руку.
— Неа.
Я предпочла изучать содержимое полочки. Перебирала книги, диски с музыкой, а Мэл смотрел, подперев голову.
— Ты это слушаешь? — потрясла я диском с записями группы, исполнявшей сентиментальные песни лет десять тому назад.
— Небольшая поправка. Я слушал это подростком. Гормоны в истерике и всё такое. Эвочка, иди сюда, — похлопал он по покрывалу.
Нет уж. У полки интереснее. Переберемся-ка к шкафу у окна.
— А где плакаты рокеров? Я думала, у тебя все стены обвешаны ими.
— Здесь их нет. Кое-что осталось у деда. Когда родители вручили ключи от квартиры, я отвез большую часть вещей к нему. Так что, считай, ты увидела мои подростковые увлечения.
— Эти? — я вытянула с полки книжку "Драконы: мифология и культура".
— В ней красивые иллюстрации. Я копировал рисунки, набивая руку. Иди сюда, — потребовал Мэл.
В книге, стилизованной под древний фолиант, действительно оказались яркие картинки, продуманные до мелочей, а еще текст, напечатанный старинным шрифтом с вязью.
— Коста — с побережья? — вдруг пришло мне в голову.
Мэлу надоело ждать. Вскочив с кровати, он обнял и потерся носом о шею, благо, готовя меня к семейному торжеству, Вива забрала волосы в высокую прическу.
— Гошик… тут нельзя… это непорядочно, — пыталась я убрать его руки.
— Очень порядочно, — заверил Мэл, сопровождая поцелуйчики задиранием платья и поглаживаниями. — Это моя территория. Здесь я царь и господин. Так что покорись, женщина.
Книга упала на пол, и никто о ней не вспомнил.
Внезапно Мэл отстранился. Придерживая меня, он раздвинул полоски закрытых жалюзи.
— Приехала, — пробормотал, глядя в узкую щелку. — Что ж, Эва, пойдем знакомиться с моей мамой.
Понадобилось время, чтобы к ослабевшим ногам вернулась сила, в глазах прояснилось, а голова заработала.
Знакомиться с его мамой, ага. С его мамой!!!
22.3
— Мне нравится работа лаборанта, — говорю, сделав глоток чая. Руки почти не дрожат. — И дело не в окладе и не в льготах для сотрудников института. Интересно узнавать новое. Пожалуй, теория снадобий — это моё. Например, сейчас наша группа занята в экспериментах по стимуляции бутонообразования у редкоцветущих растений. Обычно после цветения жизненный цикл многих ценных растений заканчивается. А одним из условий получения гранта является сохранение их жизнеспособности. А на прошлой неделе в нашей лаборатории закончились исследования образцов грунта с перекрестков пяти дорог.
Я сижу в кресле, Мэл устроился рядом, на подлокотнике, забросив руку на спинку сиденья. Напротив — мама Мэла, Ираида Владимировна. Она слушает с большим вниманием, время от времени вставляет реплики и задает вопросы. Её неподдельный интерес окрыляет и вдохновляет на болтовню без умолка.
Мы все ужасно переволновались: и я, и Мэл, и его мама. Хотя не похоже, что Мэл взбудоражен. Периодически он отпивает из моей чашки и возвращает её на блюдце, игнорируя свою чайную пару, забытую на столике. Из нас двоих рот не закрывается у меня, в то время как Мэл изредка вставляет скупые фразы.
С приездом Ираиды Владимировны дом ожил. Мама Мэла отдает распоряжения приятным негромким голосом, но ее беспрекословно слушаются и торопятся выполнить указания. Она вежлива и корректна с прислугой, но не допускает панибратства и держит дистанцию. Одно слово — хозяйка. Очевидно, её предупредили о нашем приезде, потому как она успела оправиться от потрясения, встретив нас с радушной улыбкой, и пригласила в гостиную.
Поначалу у меня душа ушла в пятки от страха, и я цеплялась за Мэла как за спасительную соломинку. Но потом в извилинах прояснилось. Сколько ни дрожи, а рано или поздно придется знакомиться с родителями Мэла.
Сам он объяснил наш визит спонтанным порывом.
— Проезжали мимо и решили заглянуть, — сказал небрежно. — Эва не раз спрашивала, и мне пришло в голову показать дом.
— Правильно. Давно следовало навестить, — поддержала Ираида Владимировна, а я и не подумала обижаться на Мэла, прикрывшегося мной как щитом. Важно, что сделан шаг навстречу, и беседа журчит ручейком.
Подходит женщина средних лет в форменной одежде и что-то говорит маме Мэла на ухо.
— Экономка, — поясняет он тихо. Еще есть управляющий, на ответственности которого — должное состояние всего поместья. А Коста — начальник службы охраны, из дэпов.
Сколько прислуги у Мелёшина-старшего? Двадцать человек. Падаю в тихий обморок. Водители, охранники, садовники, горничные, повара, не говоря о дворецком и о личном секретаре, который есть у каждой дамы из высшего общества. Из них две трети — невидящие, но с дефенсорами[23], и связанные обетами о неразглашении. Ведь личная жизнь больших политиков — тайна за семью печатями. Из прислуги лишь двое — с побережья. Это разнорабочие, которые занимаются, в основном, физическим трудом. К примеру, сопровождают экономку в поездках за продуктами или мостят тротуарной плиткой дорожки в парке.
— Прошу прощения, — извиняется мама Мэла. — Звонил Артём Константинович. Он задерживается. Будет поздно. Просил не ждать к ужину. А вы останетесь?
— Ну… э-э-э… — тяну в ожидании поддержки со стороны Мэла. Ура! Мелёшин-старший не приедет, и я воспаряю к небесам.
— Не знаю, — взъерошивает волосы Мэл. — Мы как бы и так подзадержались.
Но его голос нетверд и неуверен.
— Прекрасно, — заключает Ираида Владимировна. — Сегодня у нас утка по-восточному и фрикасе в белом соусе. Через час.
В гостиную залетает Баста и швыряет сумку в свободное кресло. Кидается к брату, чтобы обнять, и здоровается со мной.
— Сподобился, значит? Никак Эвочка тебя затащила. Упирался ножками, бедный, а она волокла на аркане, — подтрунивает сестрица, не стесняясь.
— Никто не упирался, — отвечает недовольно Мэл. — И вообще, пойдем, Эва, покажу парк.
— Не опаздывайте на ужин, — предупреждает Ираида Владимировна.
— Ха, опоздуны! — подхватывает Баста. — Я им живо напомню. Эвочка, а может, ну его, этого Гошку? Вредный стал. Давай, лучше покажу фотки из семейного альбома, где Гошик сидит на горшке и мучает пальчик вместо соски.
— Не сочиняй. Нету таких фоток, — раздражается Мэл.
— А ты думал, что уничтожил все улики? Бе-бе-бе, — показывает язык сестрица. — Мне удалось уберечь кое-что от твоего вандализма. Надо же очеловечивать братишку. А то племянники будут думать, что ты родился сразу взрослым, при галстуке и на машине. А ты, как все нормальные младенцы, марал подгузники. И стоял в углу в наказание.
— Маська! — произносит угрожающе Мэл.
— Всё-всё, — Баста пятится к двери. — Убегаю, hermanito[24]. Встретимся через часок.
— Пошли, Эва, — тянет Мэл из гостиной. Практически волочет за собой. Чрезмерная живость сестры завела его.
Мы попадаем в холл, а оттуда, миновав дверь — зеркальный двойник парадного входа, — оказываемся с тыльной стороны дома, на невысоком крыльце с уютным балконом. Вокруг парк, но с естественным ландшафтом. Всё та же ухоженность, которая смотрится органично, без искусственности. Шелковая травка на поляне, протоптанные извилистые тропки, небольшой пруд с мостиком, скамейки. И дубы. Куда же без дубов в родовом гнезде? Перед нами качели в виде перекладины на канатах, переброшенных через толстую ветвь.
Мэл сел и усадил меня на колени.
— Не свалимся?
— Они и не такой вес выдерживали, — Мэл задрал голову. — Раньше здесь висела тарзанка, но когда я вывихнул ключицу, отец велел заменить качелями.
— Больно было? — посочувствовала я.
— А-а, не помню. Севолод вправил в тот же день.
Мы не качались, а так, болтались.
— Замерзла?
— Нет, тут тепло.
Колпак, растянутый над белой зоной, действительно грел, создавая летнюю иллюзию. Правда, дни становились всё короче, и солнце всё быстрее стремилось к горизонту. Начало смеркаться, и в особняке зажгли свет.
— Кухня и малая столовая, — показал Мэл на освещенные окна первого этажа. — А это у Маськи горит, — показал на второй этаж.
— Сколько у вас машин?
— Эва… — вздохнул он. — Зачем? Я же вижу, тебе не нравится. Комнаты, прислуга, бессмысленные гектары… — мотнул головой в сторону парка. — А машин в гараже четыре: мамина, два "Эклипса" — служебный и личный, и дежурная тачка для разных нужд. Был еще "Мастодонт", но он, сама знаешь где… Ну, как? Совсем противно?
— Гош, ты не на том зациклился и не видишь главного. Мама очень тебя любит и гордится. Заметил, как смотрела на тебя? Она же соскучилась, а ты молчишь, словно воды в рот набрал. Неужели рассказать нечего?
— О чем? О работе? — буркнул он.
— Обо всем, что придет в голову.
— Как тебе сегодняшний обед? — сменил Мэл тему.
— Сносно. Думала, будет хуже. Хорошо, что синдром не проявился. Никто не подрался и не поругался.
— Откуда ж знать? Не факт, что он сразу действует. Разъехались люди по домам и начали воплощать желания, засевшие в головах.
Мне представилось, как носатый родственник мачехи душит пером грузную даму в шляпе, а та сипит: "Я вас умоляю!"
— Это их проблемы, — ответила резко, порываясь встать, но Мэл удержал.
Двери распахнулись, и на крыльце появилась Баста. Она переоделась в полосатые гетры и бесформенный свитер.
— Идите ужинать! — замахала рукой.
— Идем. Зачем надрываться-то? — проворчал Мэл. Он так и не забыл о подколках сестры.
Ужин получился замечательным, не в пример торжественному обеду. В малой столовой накрыли круглый стол, и мы расселись вчетвером: Ираида Владимировна, Баста, Мэл и я.
Неловкость, витавшая в первые минуты встречи, потихоньку испарялась. Но все равно я следила за тем, как ем и что говорю. Не хватало испортить впечатление о себе жаргонными словечками и деревенскими манерами. Да и Мэл понемногу оттаивал. Наверное, атмосфера тому способствовала. Он рассказал вкратце о нашей жизни в общаге, об истории появления Кота и об его оригинальностях. Затем переключился на занятия и на последние развлечения, кои мы посетили.
Баста не язвила. Наверное, Ираида Владимировна велела ей придержать язык, чтобы брат не сбежал из дома.
Поначалу я отвлекалась каждый раз, когда горничные сновали с подносами. Мне было неловко. Потом, правда, вспомнились слова Мэла о том, что большая часть прислуги в особняке Мелёшиных — наемные работники и получают зарплату как, например, официанты в кафе. Почему бы не рассматривать их с этой стороны? Я приободрилась.
Разговор незаметно сместился к предстоящему юбилею у самого старшего Мелёшина. Еще одна головная боль. В предпоследний день октября деду Мэла исполнялось восемьдесят пять лет. Если рассуждать логически, юбилей уважаемого человека не обходится обедом в узком кругу. На торжестве ожидалось более двухсот гостей, в том числе и шумная орава родственников. Кошмар, в общем. А Баста умудрилась родиться днем позже, поэтому родня решила совместить два семейных праздника, тем более повод посчитали символичным: совершеннолетие внучки и круглая дата у патриарха клана Мелёшиных. Полный абзац. Надо ли говорить, что приглашения прилетели в общагу три недели назад, и Мэл ответил о-очень положительно. За нас обоих.
— Можете переночевать здесь, а утром вернетесь в город, — предложила вдруг Ираида Владимировна, когда ужин подошел концу. — Поздно уже, а обратная дорога — долгая.
— Спасибо… мам… Но у нас Кот голодный. Начнет орать под окном и перебудит всё общежитие. Мы в ответе за тех, кого приручили, — сказал Мэл.
Я выдохнула с облегчением. Не хватало мне ночевки в доме начальника объединенных департаментов и утренней встречи за столом с Мелёшиным-старшим. "Здрасте, — сделаю книксен. — Я ваша гостья". Бр-р, мороз по коже.