— Спасибо, бабушка Редберд, — пробормотал каждый из них.
— Гив-ли-е-ли-га, — сказала бабушка, повторив по-английски: — Спасибо. — Она посмотрела на меня. — Теперь я могу рассказать вам. — Она встала напротив и взяла меня за руки. — Твою маму убили на моей лавандовой ферме.
— Что? — Я была потрясена. — Не понимаю. Как? Зачем?
— Шериф сказал, что это было ограбление, а она случайно там оказалась. Говорит, что, судя по тому, что забрали из дома — мой компьютер, телевизор и фотоаппараты, это сделали наркоманы, искавшие деньги на зелье. — Бабушка сжала мои руки. — Она ушла от него, Птичка Зои, и вернулась ко мне. А я была у знахаря, и не успела вернуться.
Голос бабушки был ровным, но из глаз потекли слезы.
— Нет, бабуля, не вини себя! Ты ни в чем не виновата, а если бы ты тоже была там, я могла бы потерять вас обеих. Я бы этого не вынесла!
— Я знаю, у-вет-си-а-ге-я, но смерть ребенка, даже оторванного от родителей, всегда тяжкое бремя!
— Это было… она… мама страдала? — еле слышно прошептала я.
— Нет. Она ушла быстро. — Бабушка говорила твердо, но в ее глазах что-то промелькнуло.
— Ее нашла ты?
Бабушка кивнула, и слезы быстрыми ручейками снова устремились по ее щекам.
— Я. Она лежала на поле, перед домом. Она выглядела так безмятежно, что сначала я подумала, будто она спит. — Голос бабушки сорвался на всхлип. — Но она не спала.
Я крепче сжала бабушкины руки и произнесла так необходимые сейчас слова:
— Она счастлива, бабушка. Я ее видела. Никс забрала у нее печаль. Она ждет нас в Потустороннем мире, и Богиня ее благословила.
— Ва-до, у-вет-си-а-ге-я. Ты укрепила меня, — прошептала бабушка и снова обняла меня.
— Бабуля, — сказала я, прижавшись к ней щекой. — Пожалуйста, останься со мной, хотя бы ненадолго!
— Не могу, у-вет-си-а-ге-я. — Она сделала шаг назад, но руку мою не отпустила. — Ты знаешь, что я последую традиции нашего народа и буду оплакивать ее семь дней, а здесь не то место, чтобы предаваться скорби.
— Мы живем не здесь, — сказала Стиви Рей, вытирая лицо рукавом. — Зои и все мы переехали в туннели под старым вокзалом. Я официально признана их Верховной жрицей, и хотела бы, чтобы вы побыли с нами столько, сколько захотите — хоть семь дней, хоть семь месяцев.
Бабушка улыбнулась Стиви Рей.
— Щедрое предложение, Элохине, но и твой вокзал неподходящее место для скорби. — Бабушка встретилась со мной взглядом, и я знала, что она скажет еще до того, как она произнесла: — Я должна оставаться на своей земле, на ферме. Всю следующую неделю я буду очень мало есть и спать. Мне предстоит сосредоточиться на очищении моего дома и земли от этого ужасного события.
— Вы будете одна? — Старк стоял рядом со мной, успокаивая меня своим присутствием. — Насколько это безопасно?
— Тси-та-га-ас-хья, да не обманет тебя моя внешность. — Бабушка ласково назвала Старка «забиякой». — Во мне множество сущностей, но ни одна из них не является беспомощной старой женщиной.
— Никогда бы не подумал, что вы беспомощны, — исправился Старк. — Но, мне кажется, нехорошо оставаться в доме одной в свете произошедших событий.
— Бабуль, Старк прав, — согласилась я.
— У-вет-си-а-ге-я, пока я скорблю, я должна очистить свой дом, землю и себя саму. Я не могу этого сделать, пока не обрету гармонию с землей, и в доме оставаться не буду, пока он не будет очищен и не пройдет семь дней. Я поселюсь в палатке на заднем дворе, на лугу, у ручья. — Бабушка улыбнулась Старку, Стиви Рей и остальным моим друзьям. — Полагаю, вам ни к чему столь долгое пребывание под лучами солнца.
— Ну, бабуль, я… — начала я, но она остановила меня.
— Я должна сделать это сама, у-вет-си-а-ге-я. Но, тем не менее, кое-что я у тебя попрошу.
— Все, что угодно.
— Навестите меня на ферме все вместе через семь дней. Создайте Круг и совершите очистительный ритуал, хорошо?
— Я приеду, — кивнула я, обводя взглядом друзей.
— Мы приедем, — поправила меня Стиви Рей. Ее слова подхватили все в комнате.
— Значит, быть по сему, — твердо заключила бабушка. — Традиционное для чероки оплакивание и очищение усилится вампирским ритуалом. Хорошо, что так происходит, и моя семья теперь разрослась. — Она обвела взглядом моих друзей. — Я попрошу еще кое о чем. В течение следующей недели думайте о приятных вещах, связанных со мной и мамой Зои. Неважно, что при жизни Линда была бесхребетной. Имеет значение лишь то, что вспоминать о ней мы должны с любовью и добротой.
«Хорошо, бабушка» и «Так и будет» нестройным хором зазвучало вокруг меня.
— А теперь я пойду, у-вет-си-а-ге-я. До рассвета осталось недолго, и я встречу его на своей земле.
Держась за руки, мы обе направились к выходу.
Когда мы проходили мимо моих друзей, каждый из них касался бабушки и прощался с ней, отчего она улыбалась сквозь слезы.
У дверей мы ненадолго остались наедине, и я обняла ее, сказав:
— Я понимаю, почему ты должна это сделать, но мне не хочется, чтобы ты уходила.
— Я знаю, но через семь дней…
Внезапно двери открылись и на пороге с печальным видом выросла обманчиво прекрасная Неферет.
— Сильвия, до меня дошла весть о вашей утрате. Прошу, примите мои искренние соболезнования по поводу смерти вашей дочери.
При звуке голоса Неферет бабушка напряглась и мягко высвободилась из моих объятий. Она сделала глубокий вдох и посмотрела в глаза вампирши.
— Соболезнования приняты, Неферет. Я чувствую, что вы говорите искренне.
— Может ли Дом Ночи чем-то вам помочь? Нужно ли вам что-нибудь?
— Стихии уже укрепили меня, а Богиня приняла мою дочь в Потустороннем мире.
Неферет кивнула:
— Зои и ее друзья добры, а Богиня щедра.
— Не думаю, что за действиями Зои, ее друзей и Богини стоит щедрость и доброта. Я думаю, это любовь. Вы согласны со мной, Верховная жрица?
Неферет замолчала, словно обдумывая бабушкин вопрос, а затем произнесла:
— Я думаю, возможно, вы правы.
— Я права. Есть кое-что, что мне нужно от Дома Ночи.
— Для нас будет честью помочь мудрой знахарке в трудное время испытаний, — заверила Неферет.
— Благодарю. Прошу вашего дозволения на приезд Зои и ее друзей ко мне на очистительный ритуал через семь дней. Он завершит мой траур и очистит мой дом от оставшегося там зла.
Я заметила, как во взгляде Неферет что-то промелькнуло, и на мгновение мне показалось, что я увидела в ее глазах страх. Но, когда она заговорила, выражение ее лица и голос выражали лишь вежливое участие:
— Конечно. Я дам им разрешение на участие в вашем ритуале.
— Спасибо, Неферет, — сказала бабушка, а потом еще раз обняла меня и нежно поцеловала. — Через семь дней, у-вет-си-а-ге-я. Встретимся через семь дней.
Я быстро захлопала ресницами, стараясь сдержать слезы. Мне не хотелось, чтобы бабушка на прощание увидела расстроенной.
— Семь дней, бабуля. Я люблю тебя, никогда не забывай об этом.
— Я скорее забуду, как дышать. Я тоже люблю тебя, малышка.
Затем бабушка развернулась и зашагала прочь. Я стояла в дверях, смотря ей вслед, пока ночь не поглотила ее.
— Пойдем, Зет, — обнял меня за плечи Старк. — Думаю, школы нам на сегодня хватит. Поедем домой.
— Да, Зет. Поедем домой, — поддержала его Стиви Рей.
Я кивнула, собираясь согласиться с ними, но внезапно почувствовала, как в груди начало разливаться тепло. Сначала оно смутило меня. Я подняла руку и потрогала твердый, излучающий тепло, кругляшок.
А затем появился Аурокс. Он шел вместе с Драконом Ланкфордом.
— Зои, я узнал печальные вести о твоей маме. Мне очень жаль, — сказал Дракон.
— С-спасибо, — пробормотала я. Я не смотрела на Аурокса, помня слова Ленобии о том, что рядом с ним я должна сохранять невозмутимость.
Я почувствовала себя такой ранимой, что, пробормотав Старку:
— Я хочу домой, но сначала мне надо побыть одной, — я высвободилась из его объятий и прошла мимо.
— Зои! — крикнул мне вслед Старк. — Куда ты?
— Я посижу у фонтана рядом с парковкой, — бросила я на ходу.
Я заметила, как он, нахмурил брови, глядя мне вслед, но остаться не могла. Мне необходимо было уйти.
— Приходи за мной, когда все сядут в автобус, и надо будет выезжать, хорошо?
Я не стала ждать его ответа, а, опустив голову, поспешила по дорожке, шедшей вдоль главного здания школы. Повернув направо, я направилась прямо к железной скамейке под одним из деревьев, обрамлявших небольшой садик с фонтаном, который недолетки называли «профессорским двориком», потому что он располагался рядом с корпусом, где те жили.
Я знала, что если кто-то смотрит из больших окон, то непременно меня заметит, но также мне было известно, что преподаватели сейчас заканчивают шестой урок. А значит, в это время именно здесь у меня больше всего шансов ненадолго остаться одной.
Я села на скамейку в тени огромного вяза и попыталась взять себя в руки. Присутствие Аурокса ввергало мои мысли в смятение, и я не знала, почему.
«Но сейчас, в эту секунду, мне все равно. Мама умерла. И что бы Неферет и Зло не замышляли против меня, сейчас пусть отправляются к черту. Пусть все идут к черту!»
Мои мысли казались злыми, но слеза, катящаяся по щеке, говорила о другом.
«Мамы больше нет в нашем мире. Она больше не ждет злотчима дома, хлопоча на кухне. Я больше не могу ей позвонить, и она больше никогда не разозлится на меня и не скажет, что я отвратительная дочь».
То, что ее больше нет, ощущалось странно. То есть мы с ней были не слишком близки в последние три с лишним года, но я все равно не переставала надеяться, что она образумится, уйдет от придурка, за которого вышла замуж, и вновь станет моей мамой.
— Она ушла от него, — произнесла я вслух. — Это нужно помнить. — Мой голос сорвался на высокой ноте, но я кашлянула и продолжила говорить в ночь: — Мама, мне жаль, что мы не успели попрощаться. Я люблю тебя. Всегда любила и буду любить.
А потом я уткнулась лицом в ладони, поддавшись давно зревшей внутри волне печали, и начала всхлипывать.
Недолетка по имени Зои — та самая, со странными татуировками не только на лице, но и на плечах, руках и, по словам Неферет, еще много где — вызывала в нем непонятные чувства.
Неферет сказала, что Зои ей враг. А, следовательно, враг и ему. Будучи недругом его повелительницы, Зои представляла собой опасность — должно быть, именно поэтому в ее присутствии он чувствовал себя странно.
Аурокс заметил, в какую сторону она помчалась, выбежав из комнаты.
«Нужно замечать все, связанное с ней. Зои опасна».
— Неферет, мне нужно поговорить с вами о новых классах, организованных на территории манежа, — заговорил Дракон Ланкфорд.
Холодные зеленые глаза Неферет просверлили его взглядом.
— Высший Совет решил, что эти недолетки могут остаться, по крайней мере, на время.
— Я понимаю, но…
— Или вы хотите, чтобы пересмешник учился в вашем классе? — перебила его Неферет.
— Рефаим больше не пересмешник! — Красная Верховная жрица моментально бросилась на защиту своего Супруга.
— Но он все равно называет этих тварей-пересмешников братьями, — возразил Аурокс.
— Своевременное замечание, Аурокс, — похвалила Неферет, не глядя на него. — Поскольку ты — дар Никс, думаю, нам важно прислушиваться к твоим словам.
— Какая, черт возьми, разница? Они и есть его братья! Он и не пытался это скрыть!
Насупившись, Красная Верховная жрица посмотрела Ауроксу в глаза. Он заметил в ее взгляде печаль и гнев, хотя ее эмоции были не столь сильны, чтобы он мог чувствовать их и черпать из них силу.
— Ты не должен был убивать того пересмешника. Он ни на кого не нападал! — возмутилась Красная.
— Считаешь, мы должны ждать, пока эти твари убьют кого-то из нас, прежде чем напасть на них? — взорвался Дракон Ланкфорд.
Гнев Фехтовальщика был более осязаемым, и Аурокс подпитался его силой. Он почувствовал, как гнев кипит в его крови, пульсируя, питая, изменяя.
— Аурокс, ты мне больше здесь не нужен. Отправляйся по своим делам. Начни с главного здания школы, а потом обойди периметр. Патрулируй территорию. Удостоверься, что пересмешники не вернутся. — Его повелительница посмотрела на Красную Верховную жрицу и добавила: — Приказываю атаковать только тех, кто угрожает тебе или школе.
— Да, Жрица. — Аурокс поклонился ей и попятился к двери, откуда вышел в ночь, все еще слыша, как Красная Верховная жрица защищает своего Супруга.
«Она тоже враг, но моя повелительница говорит, что враг другого рода — который может оказаться полезен».
Аурокс подумал, насколько же запутанны связи между теми, кто противостоял Неферет. Она объяснила ему, что в один прекрасный день все эти недолетки и вампиры подчинятся ее воле или будут уничтожены. И она с нетерпением ждет этого дня. Как и Аурокс.
Он сошел с тротуара, направляясь к углу главного здания. Аурокс старался держаться подальше от фонарей, инстинктивно предпочитая глубокую тень и темные уголки. Его чувства всегда были обострены, всегда находились в поиске. И странно, что простая салфетка заставил его вздрогнуть.
Белый прямоугольник парил на ветру перед его носом, почти как птица.
Аурокс остановился и выхватил его из ночи.
«Странно, — подумал он, — это просто бумажная салфетка».
Без особых раздумий он сунул ее в карман джинсов. Передернув плечами, чтобы избавиться от непривычного дурного предчувствия, Аурокс двинулся дальше.
Но, сделав два шага, ощутил сильнейший водоворот чужих эмоций.
Печаль, глубокое горе. И вина. В ее чувствах присутствовала и вина.
Аурокс знал, что это юная Верховная жрица-недолетка, Зои Редберд. Он сказал себе, что подойдет к ней лишь потому, что следить за врагами мудро. Но, приблизившись и ощущая, как ее переживания захлестывают его, он почувствовал что-то неожиданное. Вместо того, чтобы впитывать ее душевные порывы и поглощать их, Аурокс впитывал их и переживал.
Он не начал меняться. Не стал превращаться в существо, наделенное сверхъестественной силой.
Горе Зои притягивало его, когда он стоял в тени и смотрел, как она плачет. Ее переживания рекой текли к нему, собираясь где-то в сокровенном уголке его души. Аурокс впитывал печаль и вину Зои, ее одиночество и отчаяние, и в нем что-то шевельнулось в ответ.
Это было совершенно неожиданно и уж точно недопустимо, но Ауроксу захотелось утешить Зои Редберд. Это желание показалось ему столь естественным, что он машинально сделал несколько шагов вперед, не владея собой.
Он вышел из тени как раз в тот момент, когда Зои пошевелилась, прижав ладонь к груди, и моргнула, очевидно, пытаясь что-то разглядеть сквозь слезы. Она заметила его и выпрямилась. На мгновение Ауроксу показалось, что жрица готова сорваться с места.
— Нет, не надо уходить, — словно со стороны услышал он свой голос.
— Что тебе нужно? — спросила она и тихо всхлипнула.
— Ничего. Я проходил мимо и услышал твой плач.
— Я хочу побыть одна, — сказала Зои, вытирая лицо рукой и шмыгая носом.
Аурокс не осознавал, что делает, пока вместе с ней не уставился на свою руку, протягивающую Зои салфетку.
— Я сейчас уйду, но тебе нужно это, — сказал он, и его слова прозвучали как чужие. — У тебя лицо мокрое.
Она секунду смотрела на салфетку, прежде чем взять ее, а затем подняла на него глаза:
— Когда я плачу, у меня сопли ручьем текут.
Аурокс почувствовал, как кивает.
— Ага.
Зои высморкалась и вытерла лицо.
— Спасибо. Когда надо, у меня никогда не оказывается под рукой нового платка.
— Знаю, — ответил Аурокс. А затем почувствовал, как его лицо загорелось, а тело, наоборот, похолодело, потому что у него совершенно не было причин так говорить. Как и не было причин вообще разговаривать с этой недолеткой-врагом.
Она снова смотрела на него со странным выражением лица: