Глава 15
О доброй вкусительнице и о Базальтовом острове
Тронная зала Блэккастла сияла тысячами свечей. В натертых до зеркального блеска черно-белых плитах пола отражались огни хрустальных люстр и золотых канделябров. Все детали убранства огромного помещения: барельефы, бюсты замечательных гирудов в арках галереи, череда пилястров с капителями в виде соцветий вампируса, обычно скрытые полумраком, теперь были выставлены на всеобщее обозрение.
В противоположном от входа конце залы возвышался трон из белого золота, чудо литейного искусства. Его высокую спинку венчала голова горгульи с оскаленной пастью-клювом. Подлокотники и передние ножки имели форму драконьих лап. Спинка и сиденье были покрыты черным бархатом с серебряным шитьем в виде переплетенных лиан вампируса. На красной бархатной подушке, лежавшей на ступенях трона, покоились знаки императорской власти: золотая корона из скрепленных между собой на одном ободе букв W и скипетр в виде усыпанного драгоценными каменьями веретена — символа бесконечного времени. Четыре угла подушки были украшены кистями в форме черных роз. Эти цветы, символ Империи гирудов, были главным мотивом орнаментов и мозаик, украшавших черно-серые стены и залы. Ребристые колонны, на которые опирались остроугольные готические своды, также покрывал затейливый узор из колючих стеблей и бутонов черных роз.
Империя отмечала свой главный праздник — Сошествие Круцифера с креста, который одновременно считался и днем рождения гирудов, поскольку они были созданы тогда же, двадцать четыре тысячи лун назад. В огромном помещении под высокими готическими сводами стоял гул голосов, расхаживали приглашенные императором Мороем дамы-гирудины в белых шелковых платьях и гируды-аристократы в черных камзолах, бриджах, чулках и башмаках. В зале чуть заметно пахло сыростью и склепом, однако этизапахи перебивались ароматами воскурений, ибо фитили свечек были заранее пропитаны розовым маслом и настоем непентеса [1].
На середину залы выступил церемониймейстер в шитом золотом черном камзоле. В его правой руке сверкал усыпанный бриллиантами, похожий на скипетр императора жезл. Распорядитель громким голосом объявил о начале бала. Все приглашенные выстроились вдоль противоположных стен залы. По мановению жезла гируды и гирудины образовали пары и низко поклонились друг другу.
Мастер церемоний, сверкнув жезлом, подал знак стоявшему на галерее седенькому дирижеру. Тот повернулся к музыкантам, взмахнул палочкой. Скрипка заиграла мелодию контрданса «Саван с карманами». К скрипке присоединились флейта, виолончель, гобой и звонкая челеста. С первыми тактами музыки пары начали слаженно перемещаться вдоль залы, повторяя замысловатые танцевальные фигуры с поворотами, поклонами и взаимной сменой партнеров. С величайшей непринужденностью они выписывали на чернобелом полу сложные узоры, а заученные движения рук придавали их танцу видимость легкой элегантности.
Оркестр из обращенных музыкантов старался изо всех сил. Пела, задавая тон, скрипка, в общий мотив танцевальной мелодии гармонично вплетались звуки лютни и арфы. Одетые во все черное бледные кавалеры церемонно раскланивались с не менее бледными дамами в белом. Все они отличались поразительной, если не сказать сверхъестественной, красотой.
Зал сверкал улыбками и драгоценностями, а над всем этим великолепием царил Морой, благосклонно взиравший на подданных со своего золотого престола. Он откинулся на спинку трона и закрыл глаза, чтобы получить еще большее наслаждение от музыки.
Гостям прислуживали чопорные лакеи в шитых золотом черных ливреях. В перерывах между танцами они разносили на подносах золотые кубки с венозной и артериальной кровью и забирали их, когда те пустели.
На праздник были приглашены не только гируды. В смежной зале за уставленными всевозможными напитками длинными столами сидело несколько десятков негоциантов. Это были перебежчики из Уайтроуза. Поначалу они вели себя скованно и не без страха поглядывали на гирудов, однако волшебное фералийское вино быстро сделало свое дело.
Вскоре языки у купцов развязались, начались разговоры о ценах, налогах, лихве и торговле, которая в Империи шла куда лучше, чем в Уайтроузе. В этом не было ничего удивительного, поскольку гируды, с их тягой к прекрасному, были одновременно и отличными дельцами, сами успешно торговали и не щадили издержек на предметы роскоши. Они любили посещать торговый квартал Фералиса, где скупали все подряд, от драгоценных тканей местного производства до колониальных товаров и диковинок из заморских провинций Империи. Эта торговля приносила хозяевам лавок баснословные барыши. Вот почему достопочтенное купечество Уайтроуза так охотно изменяло своему королю.
Один из негоциантов настолько осмелел, что подошел к леди Фог-Смог, с замысловатым поклоном представился ей и принялся рассыпать комплиментыее красоте, а герудина принимала их с благосклонной улыбкой. В отличие от наряженных в белое дам, на ней было черное, усыпанное бриллиантами платье с корсетом и глубоким декольте. В своем неизменном венке из черных роз на прелестной головке она была настолько хороша собой, что купец распалялся все больше и больше.
Это был со вкусом одетый статный мужчина лет сорока, манерами больше напоминавший аристократа, чем торговца. Его раскрасневшееся от выпитого вина благородное лицо выражало отчаянную решимость. Он галантно поцеловал дочери Круцифера руку и в самых куртуазных выражениях попросил стать его первовкусительницей.
Леди Клементина услышала громкое биение живого сердца, ощутила стремительный ток горячей крови в жилах этого красивого человека. Ей захотелось его отведать. Она приветливо кивнула, шепнула купцу на ухо, что с удовольствием выполнит его просьбу, коснувшись при этом горячей плоти ледяными губами. Купец испуганно отпрянул, но обаяние гирудины было настолько велико, что он уже не принадлежал себе и покорно последовал за нею.
Леди Фог-Смог увлекла своего поклонника в одну из задрапированных драгоценными тканями ниш в стене Смежной залы. Прошло несколько минут. Дрогнула и отодвинулась в сторону златотканая портьера. Гирудина с пресыщенным выражением лица вышла из алькова и присоединилась к обществу в Тронной зале. Вскоре появился и купец. Он шел, покачиваясь на ватных ногах. Лицо его сделалось мертвенно-бледным, на белом кружевном жабо краснело пятнышко крови. Купец вернулся за свой стол, уставился невидящимвзглядом в стоявший перед ним кубок с фералийским вином. Его подвыпившие товарищи ничего не заметили. Они были заняты беседой с гирудинами и тоже поочередно уходили с ними в занавешенные альковы, чтобы вернуться оттуда обращенными.
Ритуал присоединения к гирудам проводился с разрешения императора и не являлся насильственным, купцы знали, на что шли, перебираясь в Империю. Они охотно сотрудничали с чадами Тьмы ради недостижимых в Уайтроузе профитов, и добровольное обращение было всего лишь частью этой тщательно продуманной коллаборации.
Клементина, мгновенно забыв о вкушенном негоцианте, вступила в оживленную беседу с лордом Джастином Флавием. К ним присоединился Саймон Пилгрим, который, по своему обыкновению, даже в эту праздничную ночь был мрачен и хмур.
—Ты, как всегда, очаровательно взбалмошна, сестра, — промолвил Флавий, снискавший себе славу непревзойденного дамского угодника.
—Лукавство, Джастин, — усмехнулась Клементина. — Я давно уже не та сумасбродка, какой была когда-то. Мне гораздо больше хочется, чтобы кто-нибудь удивил меня, чем наоборот.
—Охотно верю на слово. И каков был на вкус последний экземпляр твоей коллекции вольнообращенных? На вид просто кровь с молоком. Надеюсь, ему удалось тебя удивить?
—Ах, люди уже не те, что прежде. Когда-то кровь у них была настолько густой, что почти выдерживала сравнение с Круциферовой. Недаром Эдвард любит повторять, что мельчает все с течением времен и непреложен сей истории закон.
—Император, как всегда, прав, — охотно согласился Флавий. — Однако к нам это не относится. Вырождаются только люди. Кровь у них в жилах становится все водянистее. Но, признайся честно, этого торгаша стоило попробовать на зуб, не правда ли?
Джастин и красавица гирудина одновременно рассмеялись, но, взглянув на мрачного как туча Саймона, умолкли.
—Император только делает вид, что веселится, — произнес Пилгрим. — Поэтому и вам не стоит выказывать столь явные признаки радости. Свершителю удалось уйти дважды. Если мы не сможем уничтожить его с третьей попытки, Морой будет сильно разгневан.
—Ах, Саймон! — укоризненно покачала головой Клементина. — Сколько тебя помню, ты никогда не умел веселиться сам и не давал другим. Откуда такое стремление портить всем настроение? Смотри на вещи проще. Император, насколько я его знаю, разыгрывает свою многоходовую партию, но он никогда не объявляет о планах заранее. При этом он всегда дает каждому из нас возможность проявить себя. Я, конечно, не утверждаю, что уничтожить последнего Рыцаря Лиги Саламандры будет легко, но и отчаиваться не стоит Он молод и хорош собой, а значит, падок на женщин. Вы ведь знаете, что кровь Рыцаря Саламандры веселит сильнее фералийского. Она не будет такой жидкой, как кровь простых людишек
—Хотелось бы верить, Клементина, — буркнул Саймон. — Делай, как знаешь, а я все-таки напомню Харрикейну, Шарпу и Урсусу о том, что им пора пустить в ход свою силу. Хороший ураган, острый меч и длинные клыки гораздо действеннее твоих любовных сетей. — Он с недовольным видом откланялся.
А Джастин и Клементина продолжили светский разговор о тонкостях обескровливания и его зависимости от веса и темперамента донора. Оба пришли к единому мнению, что во всех отношениях нет ничего лучше молодого сангвиника, у холерика следует пить только легкую алую кровь, а у флегматика темную венозную.
Увлекшись беседой, они не заметили, что золотой трон императора опустел. Пилгрим не ошибся — Морой только делал вид, что веселится. На самом деле император находился под впечатлением дурных вестей, принесенных Нигредо. Свершителю удалось вырваться из рук Стальных сутан, а ведь проще всего было бы убрать его руками Бевериджа, поскольку на шахматной доске будущего Свершитель был самой мощной и не подвластной гирудам фигурой белых.
Император так долго шел бесконечными анфиладами дворца, что звуки музыки и возгласы гостей затихли вдали. Наконец он вошел в нужную залу и остановился перед большим зеркалом в тяжелой золотой раме — единственным в замке Блэккастл. И в нем не появилось отражение Мороя. Когда он коснулся рукой полированной поверхности, по ней зазмеились трещины. Зеркало раскололось на несколько остроконечных фрагментов, которые разъехались в разные стороны и утонули в раме, открыв проход в тайную комнату. Ее стены, пол и потолок тоже были зеркальными. В них многократно отражались огоньки висевших в воздухе на разной высоте черных свечей, а также прямоугольная плащаница из полупрозрачной ткани. Она колыхалась и подрагивала, хотя в зеркальном затворе не могло быть дуновений ветра. На ней была изображена крылатая небожительницав длинном хитоне и белом венчике из роз. Глаза ее были закрыты. Морой встал в позу, поднял руку и с посылом продекламировал:
В зыбком свете черных свеч
Вижу абрис светлых плеч,
Легкий росчерк белых крыл.
Образ сей меня пленил...
При этих словах длинные ресницы Пресвятой Маргариты дрогнули. И это не была иллюзия или следствие колыхания Плата. Дева действительно открыла глаза. В то же мгновение гируд отразился во всех зеркалах. Но это уже был не тот утонченный аристократ, которого минуту назад видели его приближенные. С зеркальных стен, стен, потолка и пола на императора смотрело отвратительное чудовище с несоразмерно вытянутым торсом, тонкими ногами и руками настолько длинными, что почти достигали пола. От Мороя, каким привыкли видеть его подданные, остались только зеленые глаза. Однако и они утонули в глубоких ямах под нависшим над глазницами и одновременно покатым лбом. Голову монстра покрыла жесткая грязно-серая щетина. Изо рта выдвинулись желтые, загнутые внутрь клыки, такие большие, что не позволяли сомкнуться губам. Грудь стала похожей на бочку. Кожа покрылась мерзкими фиолетовыми пятнами, а на спине появился уродливый гребень.
Император плеснул в ладоши, и зеркала очистились. Теперь в их амальгамах отражался только едва заметно трепетавший Плат.
—Все еще шутишь, Маргарита?
—Иногда полезно взглянуть на себя со стороны. — Губы Девы почти не двигались, но ее мелодичный голос звучал со всех сторон. — Вспомнить, кто ты есть на самом деле. Хищник, Эдвард, останется хищником, даже если наложит на себя сверкающие латы или наденет черное парчовое платье.
—Хищники! Чада Тьмы! Кровососы! Как нас только не называют жалкие людишки! И все это происходит под твоим покровом и с твоего благословения, дорогая Маргарита! Быстро же ты позабыла, кто сделал нас отщепенцами межмирья. А ведь ангелы, называющие себя светлой стороной бытия, начали войну первыми! Это вы приказали Рыцарям Саламандры распять отца моего Круцифера за мнимые прегрешения. Это вы их руками вколачивали гвозди в его запястья и голени, вы пронзили его копьем Итуриэля! Тогда как мы всего лишь защищаемся от нападений...
—Но зачем вам люди, если под Фералисом у вас целое море Круциферовой крови? Оставьте мое земное королевство в покое. Вы и так давно вышли за положенные вам Богом пределы.
Морой чуть было не задохнулся от возмущения:
—Ты прекрасно знаешь, что кровь Круциферова есть награда и бремя гирудов. Добровольцам крови, вынужденным обращенцам и простым гирудам это бремя не по плечу. Или ты предлагаешь сделать смертных бессмертными? А что на это скажет Вседержитель?
Дева не отвечала, но по Плату побежали сильные волны, будто отражая душевное волнение заключенной в него Девы. Морой помолчал и уже спокойнее произнес:
—Раньше я не слышал от тебя таких смелых речей. Решила, что можешь позволить себе дерзость? Думаешь, тебя спасет Свершитель?
—Тот-Кого-Ждали уже близко, Морой. И тебе с ним не справиться. Пророчество сбудется, и ты зря тратишь время на козни. Перестань думать о нападении. Самое время озаботиться защитой. А лучше понадежнее спрятаться, чтобы сохранить за собой право зваться бессмертным. Впрочем, он вытащит тебя из любой, самой глубокой норы, даже из Чертога Круцифера. Пришло время платить по счетам, Эдвард.
—Даже если все будет так, как ты говоришь, тебе не увидеть триумфа Свершителя! — прошептал Морой. — Я погибну, Дева, но и ты никогда не вернешься в межмирье, а навсегда останешься здесь, в моей зеркальной клетке!
Император направился к выходу. У двери он обернулся:
—Но до этого дело не дойдет, Маргарита. Мы уничтожим Свершителя и сотрем из памяти все воспоминания о нем!
* * *
Великий Экзекутор почувствовал, что с ним и вокруг него творится что-то неладное. Он сидел за столом в своей резиденции, в своей твердыне, в своем кабинете, но каждой клеточкой тела чувствовал присутствие в комнате чего-то постороннего, враждебного и опасного. Воздух вокруг него сгустился настолько, что стал похож на прозрачную воду, и его можно было разгребать руками. Внезапно в комнате возник темный смерч. Горячий вихрь с воем сорвал и понес по кругу висевшие за спиной у архиепископа гобелены, захватил по дороге свитки, фолианты, чернильницы, гусиные перья и все предметы, до этого спокойнолежавшие на своих местах. Чтобы не последовать за ними, Бевериджу пришлось вцепиться в столешницу массивного дубового стола. Он сразу понял, что происходит магическое изменение пространства, поднял глаза к потолку и вместо привычной росписи в виде звездного неба увидел над собой опрокинутую чашу пылающей бездны Ада. Ему уже недоставало сил сопротивляться порывам бешеного ветра.