Вечером за ужином тетя Таня сказала:
— Мы не стесним вас надолго, ребята. Хотя бы недельку поживем у вас — хорошо?
Я поперхнулся.
— Что вы такое говорите, тетя Таня? — возмутилась Светка. — Живите здесь сколько потребуется. Правда, Эдик?
Я, беспрерывно кашляя, закивал головой.
— Спасибо вам, ребята. Но долго мы здесь все равно не пробудем. Если через неделю Леша не придет в себя, я повезу его к нам домой. Там у меня племянница — врач, там будет легче.
— Я завтра заеду в районную поликлинику, вызову участкового врача, — сказал я. — Нужно его привести сюда, и здесь уже договоримся с ним, чтобы приходил к вам ежедневно. Светка, что у тебя завтра с занятиями?
— Зачет у меня завтра.
— Ну тогда, тетя Таня, вы завтра будете здесь одна.
— Да не одна я буду, — сказала она и улыбнулась впервые за несколько последних дней. — Вдвоем мы будем, с Лешей.
Фамилия участкового врача была Папрыкина.
— Зайдите в седьмой кабинет, она сейчас должна быть там, — сказала мне медсестра из регистратуры.
Папрыкина оказалась немолодой полной женщиной с простым лицом. Я рассказал ей все как есть, она молча, не перебивая, выслушала меня, потом вздохнула и сказала:
— Зря вы его забрали из больницы, не надо было этого делать. Ходить я к вам буду, конечно. Помогу, чем смогу. В обед сегодня вас устроит?
— Устроит, — кивнул я. — Вы время подскажите, я подъеду за вами на машине.
— В двенадцать приезжайте. Я уже обойду к этому времени всех своих постоянных пациентов и вернусь сюда. Сколько ему лет-то?
— Пятьдесят шесть.
Папрыкина опять вздохнула:
— Господи, ему же еще жить и жить.
— Как, по-вашему, это надолго?
Она пожала плечами.
— Будем надеяться, что не навсегда. К тому же вы должны быть готовы, что, даже придя в сознание, он не будет тем прежним человеком, которого вы знали раньше. Возможно, что за время, которое он находился в состоянии клинической смерти, в его мозгу произошли какие-то необратимые изменения. Он, например, может потерять память или утратить какие-то накопленные ранее навыки, да мало ли что еще может произойти.
— Вы говорите о клинической смерти — это когда у него сердце не билось?
— Да. Первые несколько минут после остановки сердца организм еще жив, он не погиб окончательно, хотя процесс разрушения уже начался. Речь идет об очень маленьком отрезке времени — буквально пять-десять минут. Это тот период, когда изменения в организме еще не приняли необратимый характер и можно спасти человека, заново запустив его сердце. Вот это и есть состояние клинической смерти. Строго говоря, в этот период человек еще не мертв.
— Но и не жив? — спросил я.
— Да, но его еще можно спасти. Если же время упущено, наступает смерть биологическая. Здесь уже ничего нельзя поправить.
— Но случаи такие известны — когда умершего человека оживляли, успевали оживить?
— Сколько угодно. Самый простой пример: человек утонул, купаясь в реке. Когда его вытаскивают на берег, он уже не дышит, но если ему делают искусственное дыхание, непрямой массаж сердца, он приходит в себя. Лишь бы все это делалось своевременно. Ваш случай сложнее. Что-то произошло с организмом вашего родственника, но что? Будем надеяться на лучшее.
Я привез Папрыкину в час дня. Тетя Глаша одиноко сидела на скамейке у подъезда.
— Как здоровье дяди? — поинтересовалась она.
— Пока без изменений, — сказал я.
У двери я позвонил, но никто не открыл нам.
— Странно, — сказал я, отвечая на немой вопрос Папрыкиной. — Тетя Таня должна быть дома. Не оставит же она мужа без присмотра.
Порывшись в карманах, я нашел ключ и отпер дверь. В квартире было тихо, только на кухне что-то позвякивало.
— Там, в спальне, — я показал на дверь, а сам отправился на кухню.
Позвякивала крышка чайника. Вода уже закипела, но газ по-прежнему горел, и крышка чайника подпрыгивала, издавая характерный звук. Я выключил газ и тут услышал шорох за своей спиной. Я обернулся. Папрыкина стояла, ухватившись обеими руками за косяк двери. Лицо ее было белее мела.
— Какой кошмар! — выдохнула она. — Быстрее вызывайте милицию.
Тетя Таня лежала на полу спальни, неловко подвернув под себя левую руку. У ее головы я заметил небольшую лужицу крови.
— Вы можете посмотреть ее? — спросил я Папрыкину, не сводя глаз с тети Тани. — Возможно, она жива. Я пока вызову милицию.
Я посторонился, пропуская ее, и тут мой взгляд упал на распахнутое окно.
— Она жива, — сказала Папрыкина, поднимаясь с колен. — Только без сознания. Милицию, может, и не надо, а «Скорую» вызовите обязательно. Это несчастный случай.
— Нет, — качнул я головой. — Это не несчастный случай, это нападение, — и пошел к телефону.
Через минуту в прихожую вышла Папрыкина. В руке она держала чугунную сковородку.
— Вы правы, — сказала она. — Ее ударили этой сковородкой, вот здесь кровь и прилипшие волосы.
— А это кто? — спросил милицейский капитан, показывая на лежащего в кровати дядю Лешу.
Мне пришлось вкратце рассказать ему о событиях последних дней.
— И все эти дни он без сознания? — с удивлением спросил капитан. — И неизвестно, когда придет в себя?
Я покачал головой.
— Ну надо же, — капитан подошел к кровати и вгляделся в лицо дяди Леши, — а впечатление такое, будто человек спит.
— А это и есть такое состояние — что-то вроде сна, — пояснил я.
Он повернулся ко мне:
— Вы кого-нибудь подозреваете?
— Нет, — сказал я. — Они только что приехали к нам в гости из другого города — откуда же у них здесь враги?
Из соседней комнаты появился врач «Скорой помощи».
— Мы забираем ее с собой, — сказал он мне.
— Что с ней?
— Скорее всего, сотрясение мозга. Но угрозы жизни нет, хотя удар и был очень сильным.
— Удар или удары? — уточнил капитан.
— Возможно, удары, — после небольшого раздумья сказал врач. — Но не более двух или трех. Иначе череп просто не выдержал бы.
— В какую больницу вы ее сейчас везете?
— В двадцатую.
— Она все еще без сознания?
— Без сознания, но это вполне естественно.
Я повернулся к капитану:
— Я могу поехать с ней?
— Нет, вы мне нужны здесь.
— Ну, я поехал, — сказал врач.
— А ограбление возможно? — спросил меня капитан.
— Все более-менее ценные вещи на месте, я уже посмотрел.
— Кем вы работаете?
— Я председатель кооператива.
Мне показалось, что он насторожился при этих словах.
— Вам никто не угрожал в последнее время? Может быть, вымогали деньги?
— Я понял, о чем вы спрашиваете. Нет, рэкет исключен.
— Вы в этом так уверены?
— Абсолютно.
— На чем основана эта ваша абсолютная уверенность?
— Скажем так: есть люди, которые заботятся о моей безопасности, и они не допустят сюда чужих.
— Значит ли это, что вы уже платите кому-то за возможность спокойно работать?
— Я этого не говорил, — осторожно сказал я. — Но вы близки к истине. Возможно.
Капитан вздохнул:
— Итак, значит, не рэкет и не ограбление. А у вас лично есть враги?
— У кого же их нет?
— Это мог быть кто-то из них?
— Это мои враги, — я особо подчеркнул слово «мои». — Зачем же им нападать на постороннего человека, если они хотят свести счеты со мной?
— Все гораздо сложнее, чем вы себе представляете. Начнем, пожалуй, с вашей работы в кооперативе. Сталкивались ли вы с кем-либо в последнее время по работе? Я имею в виду, портили ли с кем-либо отношения?
— Нет, отношения у меня со всеми ровные. Тем более люди в кооперативе получают приличную зарплату — им не за что обижаться на меня.
— Понятно. Тогда подойдем к этому вопросу с другой стороны. Не может ли покушение на женщину быть делом рук ваших конкурентов?
— А в чем смысл? — спросил я.
— Предположим, ваши дела идут хорошо, вы на подъеме, но при этом кому-то мешаете. Как вас остановить? Серьезные неприятности в семье — очень эффективное средство.
Только теперь я понял, к чему он клонит.
— Конкуренция, конечно, вещь жестокая, — пробормотал я. — Но то, что произошло, — это ведь переходит все границы.
— И все-таки я повторяю свой вопрос…
— Сейчас мы договариваемся с поляками о создании совместного предприятия. Чтобы провернуть это дело, нам пришлось перекупить, а точнее — арендовать звероферму перед самым носом одного человека. Но, по моим данным, он не отступился и сейчас пытается договориться с поляками за нашей спиной. Это к вопросу о том, есть ли у меня конкуренты-недоброжелатели.
— Как фамилия этого человека, о котором вы рассказали?
— Соколовский, — сказал я. — Ян Соколовский. Кооператив «Фло».
Светка пришла домой ближе к вечеру. Оставив в прихожей сумку с вещами, она вошла в спальню и спросила удивленно:
— А где тетя Таня?
— Светик, ты только не пугайся, но тетю Таню забрали в больницу.
— Что с ней? — всплеснула она руками.
— Сейчас ничего страшного. Врач сказал, что все обойдется, лишь сотрясение мозга.
— Что случилось-то? Она упала?
— Сегодня днем кто-то залез в окно нашей квартиры. Это было здесь, в спальне. Возможно, тетя Таня услышала шум и прибежала из кухни. Человек, который залез к нам, ударил ее по голове.
Светка зажала рот рукой. В ее глазах стоял ужас. Я притянул ее к себе и погладил по голове.
— Не пугайся, прошу тебя. Все будет хорошо, вот увидишь.
Я посмотрел на лежащего в постели дядю Лешу и вздохнул:
— Когда ее увозили, она была еще без сознания, но врач сказал, что это ненадолго.
Я почувствовал, как Светка вздрогнула в моих руках:
— Она что — как дядя Леша?
— Нет-нет, — успокоил я ее. — Здесь другое.
— А чем ее ударили?
— Сковородкой.
Она отняла свое лицо от моей груди и спросила недоверчиво:
— Этот бандит лез в окно со сковородкой?
— Сковородка была наша, чугунная — знаешь?
— Как же она попала к нему в руки? Она ведь всегда находилась на кухне.
— Действительно, я как-то об этом и не подумал.
— Она могла быть в ванной.
— Кто?
— Тетя Таня, — пояснила Светка. — Тот человек залез в окно спальни и пошел по квартире. Он вошел в кухню, а в этот момент тетя Таня вышла из ванной.
— Ну, а дальше? Почему она оказалась в спальне?
— Она испугалась этого человека и побежала в спальню.
— Почему именно в спальню?
— Инстинктивно. Там дядя Леша, ее защитник.
— Но он же без сознания.
— А я и говорю — она сделала это инстинктивно. А бандит нагнал ее и ударил по голове.
— Но что ему нужно было в нашей квартире? Зачем он лез?
— У нас ничего не пропало?
— Нет.
— Возможно, он испугался, когда тетя Таня упала без сознания. Тем более он не знал, что наш дядя Леша не проснется от шума — ведь он похож просто на спящего человека.
— Ты права, пожалуй. По крайней мере, в таком случае хоть что-то становится понятным. Возможно, все уже прояснилось, если тетя Таня пришла в сознание. Я сейчас поеду в больницу, узнаю, как там она. Ты оставайся дома. Только прошу тебя — не открывай окна, хорошо? И еще — где тот баллончик, который я тебе подарил?
Светка вышла в зал и вернулась с ярко-красным пластиковым баллончиком. Я взял его в руки.
— Держи его постоянно при себе. Пользоваться им, как и любым аэрозолем: нажимаешь вот здесь и направляешь струю газа в лицо нападающему. Сама старайся при этом не дышать и отскакивай как можно быстрее в сторону. Человека это выводит из строя не очень надолго, поэтому сразу же звони в милицию и вызывай их сюда. Поняла?
— Поняла, — кивнула Светка. — Я поставлю баллончик вот здесь, на тумбочку. Он всегда будет под рукой у меня.
— И никому не открывай дверь. У меня ключи есть.
Я пошел к дверям и только тут вспомнил, что у нее сегодня был зачет.
— Как твои дела в институте?
— Нормально. Зачет получила.
— Ты у меня умница. — Я чмокнул ее в щеку и вышел из квартиры.
На лестнице я столкнулся с тетей Глашей. Она остановилась и, придерживая меня за рукав, сказала сочувственно:
— Что же это за напасть такая, Эдичка? Не успел дядя выздороветь, и на тебе…
Я вздохнул и ничего не ответил.
Доктор — тот, что не хотел отдавать нам дядю Лешу, — встретил меня как старого знакомого.
— Как она? — первым делом спросил я.
— Пока без сознания, — покачал он головой. — Но состояние ее не внушает опасений.
— Вы уверены, что она придет в сознание?
— Да, при травмах такого рода человек приходит в чувство через сутки-трое. Вы оставьте свой телефон, я позвоню вам если что.
Я записал на листке бумаги два телефонных номера: домашний и рабочий.
— Звоните мне в любое время.
— Хорошо, — кивнул доктор. — Что с ней случилось?
— Нападение. Кто-то ударил ее по голове чугунной сковородой.
— Звери какие-то, — пробормотал доктор. — Но его не нашли?
— Пока нет.
— Ну что ж, будем ждать, пока к ней возвратится сознание. Думаю, она расскажет, кто этот человек.
— Вы пустите меня к ней?
— Пока нет. Давайте подождем до завтра. Кстати, я хотел спросить у вас: кто теперь будет сидеть с вашим дядей?
— Я и моя сестра. Участковый врач пообещала наведываться к нам каждый день, а если будет получаться, то и дважды в день.
— Привезли бы вы его обратно к нам: и вам, и нам было бы спокойнее.
Я покачал головой:
— А что нам скажет после этого тетя Таня? Нет уж, мы будем ждать, пока она выпишется.
— Ваша сестра работает?
— Она учится в институте. Сейчас у нее начались зачеты, она сможет в некоторые дни оставаться дома. А если что — я ее заменю.
Утром следующего дня я позвонил в больницу.
— Как фамилия больной? — переспросила медсестра. — Сейчас я посмотрю. Нет, пока без изменений. В сознание не приходила.
Я вздохнул и положил трубку на рычаг.
— Все так же? — спросила Светка.
— Все так же, — кивнул я. — В общем, так: ты оставайся дома, я постараюсь днем заскочить сюда, проведать тебя. Наш вчерашний разговор помнишь? Окна держи закрытыми. Дверь никому не открывай. Скоро придет участковый врач, ее фамилия Папрыкина. Спросишь через дверь, только после этого впускай. И если что — звони мне. Поняла?
— Прямо как маленькой все рассказал, — сказала Светка. — Ты точно днем приедешь?
— Обязательно, — пообещал я.
— Я сварю тебе обед.
— Буду очень рад. Ну, я поехал. Пока.
Лучше бы я не уезжал в этот день никуда.
В конторе меня встретил Толик.
— Привет, — сказал я.
— Здравствуйте. А мы уж вас совсем потеряли.
— От Вострецова никаких известий?
— Нет.
— А у Хомы как дела с его бетономешалками?
— Говорил, что дело сделано.
— Где он сейчас?
— Поехал смотреть.
— Бетономешалки?
— Да. Они же не новые, и Хома решил осмотреть их лично.
Я подошел к окну. Машины с «волейболистом» не было.
— Слушай, — сказал я. — А тот желтый «Москвич» ты видишь в последние дни?
— Который все время стоял под нашими окнами? Нет, пропал куда-то. Ни вчера, ни сегодня я его не видел. А как вы думаете — чего это он здесь околачивался?
— Не знаю, — сказал я, отходя от окна. — Но если опять его увидишь — сообщи мне. И постарайся запомнить номер машины.
— Его надо отвадить, — убежденно сказал Толик. — Он же за нами следит — это ясно.
— Отвадим, — пообещал я. — Дай только срок.
— Как ваш дядя? — спросил Толик. — По-прежнему без сознания?
Я кивнул.
— Как не повезло человеку! — вздохнул Толик. — Ни за что ни про что.
— Давно хотел тебя спросить. Как ты думаешь, что происходит с человеком, когда у него останавливается сердце? Он просто отключается — и все?