Он хмыкнул.
– А ты откуда знаешь, что я сидю сложа ручки? Если бы сидел, я бы с головой к вам… Но у меня, в самом деле, дел по горло. Ну а если не по горло, то есть проекты… которые наверняка изменят кое-что в экономике, если их дотащить до конца. Только нужен глаз да глаз. Так что к вам в команду я не пойду, но участие приму. Как? Да как… ха-ха… принимают сильные дяди. Офис или деньги… Если кто из вас попадет по пьяной драке в милицию, стоит только звякнуть мне. А то и моему адвокату, я оставлю телефон.
От дорожки, картинно раздвинув цветущие кусты, в нашу сторону двигался Антон. Огромный, брызжущий энергией, он еще издали замахал руками, под ноги не смотрел, будь там даже цветы или россыпи золота, взгляд жадно прикован к запотевшим бутылкам пива у нас на столе. Нюрка как раз выгрузила новую порцию и укатила, покачивая бедрами так, что могла бы сшибить ими слона средних размеров или винтокрылого дракона.
– Я не знаю, – завопил он с пяти шагов, – что у меня за толпа идиотов?.. Те на них топоры бросают, катапульта бьет, а они хлебалом щелкают, по сторонам оглядываются: где это стучат?.. И только когда на них налетел один дурак на коне, весь в золоте, шлем с перьями, мои идиоты погнались… Ну, тот привел их к башням, а оттуда как шарахнули камнями!.. От моих только мокрые пятна. А те гады хитрые-хитрые!.. Их так просто не заманишь… Ух, я весь высох без пива… Ух… Слушай, а как с горгонами бороться? Они у меня всю рыцарскую конницу уничтожили!
Он пил из горла, пренебрегая бокалами из дорогого стекла. Помятое лицо на глазах оживало, складки распрямлялись, исчезали, словно на надуваемом резиновом шаре.
– Пошли трех-четырех лучников, – посоветовал Гриць. – Враз любую горгону за два залпа снимут.
Сергей на правах ветерана посоветовал:
– С лучниками пошли мага. Или священника, один черт. Но ставь за их спинами, чтобы мог лечить. Горгона огнем поубавит жизни твоих лучников, поубавит.
– Не меньше чем вдвое…
Антон отмахнулся:
– Да эти маги и священники ни черта не умеют. А бьют их как мух…
Я молчал, боты перебивают друг друга, лезут с советами, каждый норовит показать свои знания, свое умение руководить плановым хозяйством Средневековья и похвастать собственным полководческим гением.
Конон тихонько улыбался, посматривал на меня. Я угрюмо молчал. Так неожиданно свернувший в мою сторону разговор снова ушел на излюбленные всеми нами темы. Сергей поинтересовался:
– А до какого уровня ты их апгрейдил?
Антон удивился:
– Кого? Магов?
– Да и священников тоже, – сказал Сергей злорадно.
Антон со злостью стукнул донышком бутылки по столешнице. То-то у него на магов из бюджета средства идут, как на танки, а отдачи никакой!.. Он думал, что эта интеллигенция только для престижа, для украшения государства, а они, оказывается, еще и могучие боевые единицы?
– Сегодня же задам гадам, – пообещал он зловеще. – Я их там разнесу! Жаль, против горгон только лучники. Они ж ходят медленно, с ними моя конница теряет преимущество в скорости…
Сергей поинтересовался мирно:
– А ты драконов не выращиваешь из-за своего мирного характера?
– Дра… драконов?
Гриць вступился:
– Не дразните! Ему до драконов еще четыре или пять уровней добираться.
Осчастливленный Антон спросил прерывающимся голосом:
– Так будут еще и драконы?.. А сколько вообще уровней?
Сергей утешил:
– Ты прошел едва ли треть.
– Ура, – вскрикнул Антон. – Ура!.. Значит, еще недельки две повоюем.
– Если не два месяца, – сказал Гриць трезво. – Там уровни все труднее. К концу вообще такие, что неделю бьешься. И карты просто огромные.
Антон возопил:
– Так это ж здорово! Не скоро это счастье кончится!!!
Он поглощал пиво так, что пришлось снова позвать Нюрку, с треском чистил рутилус рутилус хеккели, ее почему-то некрасиво зовут еще и тараней, чешуя летит во все стороны, лучи заходящего солнца просачиваются сквозь зеленую крышу листьев и звучно шлепаются на столешницу красными каплями. Я тоже чувствовал приятную забалделость, тело обмякло, живот выпятился, я сидел как орангутанг, из которого вдобавок вытащили все кости. Но и в таком орангутаненном, почти омедузенном теле мозг продолжал кое-как работать, боролся с видениями, как я хватаю Нюрку за толстый зад, и когда я снова встретился взглядом с Кононом, в его глазах прочел то же самое.
Он тоже не забыл об игре.
Автобус проламывался сквозь ночь, как шахтерский комбайн через угольный пласт. Я видел впереди только блеск, это мои огненные мысли летят впереди. По сторонам мелькают, как фаерболы, фонари.
Затем трехмерный мир открытых пространств, глаза сразу начали хватать готовые куски для бэкграундов, что-то придется отрендерить, добавить поддержку теней от трех источников света… как вот от меня побежали тени от фонаря, рекламного щита и отъехавшего автобуса…
Едва слышные звуки музыки из открытого окна на шестом этаже, это же объемный звук, но с этим проблем не будет, а вот графика, меняющееся освещение, смена погодных условий, смена действий юнитов на разной местности, в разные времена года…
Дом надвигался, по сторонам расходились темные валы кустарника, подъезд все ближе, я же от первого лица, но иногда я переключался на вид со стороны и видел восторженного юношу с бледным лицом и горящим взором. Такой в прошлое время кидал бомбы в царя, а теперь вслепую прет на крыльцо, не видя развалившиеся ступеньки, ибо перед глазами флопсы, баги, фичи, спрайты, четыре миллиарда гигапикселей в секунду…
Шторы задвинуты плотно, еще и жалюзи опущены, но я вскочил с трясущимся сердцем почти сразу, едва голова коснулась подушки. Черт, за это время не выспится и цыпленок, но я чувствовал, как меня трясет от избытка бодрости, во мне сейчас все сто видов пляски святого Витта, а еще и спорят, какая из них рулез, а какая мастдай!
В прихожей чуть слышно скрипнул паркет, легонько щелкнул замок двери ванной. Это же надо подняться вровень с отцом, а он у меня жаворонок! Ну, пусть не чистый, а мутированный, полужаворонок, но в моем случае вовсе Чернобыль, когда от жаворонка рождаются совы!
Пока отец в булочную и обратно, успею в Интернет, а то старшее поколение бурчит, что в телефоне какие-то шорохи. В почтовом ящике емэйл от Аверьяна, пара новостей по железу, два письма с игровых сайтов, но везде одни и те же новости, пара рекламок… надо поставить защиту от спама, невесть как заблудившееся письмо из Австрии, предложение заработать, письмо от служителей Истинно Православной и Единственно Вечной…
Через пару минут замигал огонек аськи, по-щенячьи пискнуло. Ткнул курсором, там сразу побежали строки, где каждое слово пересыпано злыми гримасками: «Ты и не ложился? Я всю ночь пыталась с тобой связаться!»
Я быстро отстучал:
«Хорошее предложение!:-)))»
«Да пошел бы, озабоченный, – пришел быстрый ответ. – У тебя новая версия квик тайма есть? А то у меня гейма не тянет, апдейта требует!»
«Заходи, – отстучал я. – Да и новости есть…;о))»
«Занята, – прибежали строки, – а по емеле?»
«Мылом долго, – ответил я, – объемы растут. Цивилизация!»
«Тогда приду, – появились строки. – Только ко мне не лезь и не задирайся, я три дня буду злой и свирепой!»
«Не нравятся критические дни, – отстучал я, – смени пол».
Но аська уже отрубилась. Это значит, что минут через десять в прихожей прозвучит требовательная трель. И с какой бы скоростью я ни метнулся к двери, Нинель все равно язвительно спросит, спустил ли я воду в унитазе и почему так долго сидел, не веревку ли вчера проглотил, на которой хотел повеситься? Дело в том, что ей ни в какие дни не надо краситься, штукатуриться и даже дезодорантиться. Я сам удивился бы, увидь ее накрашенной. Если ей и краситься, то не подчеркнуть свою яркость, а приглушить, чтобы не пугать тех, кто привык к простушкам.
Пока Нинель заталкивает в сумку ушастика, без него не выходит даже в булочную, я дозвонился до Аверьяна. Аверьян еще в постели, но, когда я намекнул на сенсационные новости насчет игры, тут же зашебуршился, прохрипел спросонья: «Бегу!», в трубке запикало.
Нинель пришла позже Аверьяна, злая, как кобра. Оказывается, по дороге забежала в гастроном, у меня вечно кончается печенье и всякие вкусности к кофе, взяла ветчины для бутербродов, а там у кассы, представляешь, очередь, как в Англии во время бензинового кризиса!
– Ребята, – сказал я торжественно, – вы только сядьте… Я вам рассказывал краем уха, но щас попадаете!
– Твоя фирма, – предположила Нинель, – не развалилась!
Аверьян поддакнул:
– А тебе еще и жалованье накинули!
– Круче, – ответил я. – Сели? Теперь держись крепче. Щас родео…
И рассказал. Про Конона смолчал, да и не спрашивали, но про то, что мне дан карт-бланш набрать команду…
Нинель смотрела завороженно, как маленькая девочка на Деда Мороза с большим мешком за спиной. Аверьян сопел, щупал нижнюю челюсть, глаза то собирались в кучку, то расходились в стороны так, что мог читать обложки книг на противоположных стенах. Ушастик недоумевающе мигал зеленым глазом, кричал о своей готовности вместе с любимой хозяйкой разделать нас с Аверьяном, надрать нам задницы, размазать по стенам, оба моих компа тоже смотрели всеми индикаторами и, приставив большие виртуальные пальцы к виртуальным вискам RAMа, махали остальными…
Впервые мы не резались ни в «Хмельницкого», ни в «Аттилу», а вместо этого лазили по игровым сайтам, жадно считывали новости, а потом попросту копировали на хард, после прочтем, жадно интересовались анонсами и планами разработчиков.
К отцу явился неизменный Валериан Васильевич, с ним еще двое таких же до жути интеллигентных, мы слышали, как побренькал их тамтам, потом все выбрались на кухню. Нам тоже приспичило кофе, но мне не хотелось общаться с кроманьонцами, сейчас я на взводе, что-нибудь да брякну. Через полчаса, когда Нинель уже зевала во весь хорошенький ротик, двое вежливо попрощались и ушли, но так долго стояли в прихожей, что извылся даже флегматичный Аверьян.
Дверь наконец хлопнула, я метнулся поскорее на кухню, только в последний момент напустил на себя нужное выражение и вальяжно прошествовал к плите, запоздало поздоровался с Валерианом Васильевичем.
У нас головы были настолько забиты игрой, возможностью создавать самим, творить, что не огрызались даже на обычные поучения, что у нынешней молодежи отсутствует культура, только харды на уме, а настоящая культура – это сексуальные свободы, битлы, бритоголовые в желтых одеждах на Тверской, режиссер Крутицкий-Тругебецкий с его постановкой «Войны и мира», где главные герои в его трактовке – поручик Ржевский и Наташа Ростова…
Нинель делала бутерброды, я молол, засыпал, следил, как поверх коричневой мути появляется медленно застывающая масса, становится толще, твердеет, потом ее медленно приподнимает, коричневую кору вспучивают потоки магмы, и вот победные разломы, оттуда вырываются кипящие потоки…
А Валериан Васильевич, уже с чашкой кофе, приготовленного отцом, вкусно разглагольствует о прошлых духовных ценностях. Которые, если мне не изменяет память, совсем недавно были, с точки зрения его собственного отца, новомодным дерьмом, а истинными ценностями были Веласкесы, а из танцев – пристойные вальсы.
Мелькнула мысль, что когда-то и вальсы запрещали как непристойные, танцевали тогда на расстоянии друг от друга, без касания, всякие там падеграсы да мазурки…
– …все новое, – проник в сознание свысокауказывающий голос, – как общеизвестно, лишь хорошо забытое старое…
Нинель смотрела насмешливо, но благовоспитанно молчала. Аверьян остался в комнате, ждет кофе и бутерброды. Я покрепче стиснул челюсти. Пальцы мои все быстрее двигали ложечкой, коричневая масса быстро растворяется в горячей воде. Пока только эти совместные кофепития связывают мой мир и уходящий мир, с которым спорить бесполезно, надо только выждать, когда он склеит ласты. Хорошо бы что-то придумать вместо кофе, тогда бы я не слышал этого многозначительного бреда…
Не знаю, что задело мое нутро, возможно, это «общеизвестно», но из меня каркнуло помимо моей гомосапиенсовой воли:
– Точно?
Валериан Васильевич вскинул красивые брови.
– О забытом? Абсолютно.
Он произнес это «абсолютно» настолько непререкаемо, что во мне поднялась горячая волна… и откатилась, внезапно оставив холодный пустой берег. А в самом деле, чего я завелся? Разве это единственная глупость, которую бездумно тиражируют не только идиоты, у которых слюни до полу, но и всякие бездумники, интеллект которых в этот момент на точке замерзания?
Валериан Васильевич как-то не так расценил мое молчание, но я уже сосредоточенно разливал кофе по чашкам, ароматная коричневая струя льется красиво, бодрящий запах уже просочился в кровь, проник в мозг, наполнил, все тело оживает, а глаза неотрывно следят за поднимающейся шапкой из светло-коричневых пузырьков.
Отец подбадривающе сказал Валериану Васильевичу:
– Ты прав, все возвращается на круги своя. Ничего нет нового под луной. И все новое, конечно же, лишь хорошо забытое старое.
Я взял свою чашку, поклонился:
– Извините, мне надо сделать кое-какую работу на завтра. Уверен, что вы отыщете аналогию анекдотам про поручика Ржевского среди древнеегипетского юмора. Но как насчет самого простого: падает компьютер с десятого этажа и думает, вот бы сейчас зависнуть…
У двери я оглянулся с нехорошей злорадностью, Нинель ткнула мне в спину тарелкой с горкой бутербродов. Сам понимаю, что нехорошо, я же сильнее, умнее, а они всего лишь двое кроманьонцев, два хороших добрых кроманьонца, что хотят мне добра. И отлично образованных для своего кроманьонского века. Вот только очень агрессивно хотят мне добра. В своем понимании этого самого добра.
– Зависнуть? – переспросил отец с недоумением. – На чем зависнуть? На бельевой веревке, протянутой этажом ниже?.. Так все ж понятно, только не очень ваш юмор тонок и изящен…
Я ощутил стыд, будто ударил ребенка, выдавил виноватую улыбку и поспешно попятился из кухни.
ГЛАВА 6
Прошла неделя. Все дни я горел, как Тристан, который вломился к магам, адептам фаерболизма. Все во мне дергалось в канкане святого Витта, мысли носились, как спугнутые тараканы после удара кувалдой по миске.
Я продолжал приезжать рано утром и уезжал поздно вечером, хотя необходимости уже не было. Все работает, Конон сам иногда заглядывал в операторскую, переключал с экрана на экран, рассматривал свой особняк издали со всех ракурсов, подходы к нему. Камеры еще и внутри особняка, перекрывая входы-выходы, по одной в каждой важной комнате, а в этой, операторской, даже две неотрывно наблюдают за каждым нашим движением.
Знаю, моего отца такая тотальная слежка привела бы в ужас. Он взорвался бы от благородного негодования, как термояд, но я, человек не современный, а ультрасовременный, уже понимаю, что подобная тотальная слежка – благо. Мне уже сейчас плевать, что кто-то подсмотрит, как я ковыряюсь в носу, тужусь на толчке или ставлю на четыре точки Архимеда только что встреченную девчонку, имя не спросил, да и ей мое тоже знать – только память засорять лишними файлами. Полный контроль неизбежен, его надо принять как должное, но зато абсолютное большинство преступлений можно будет пресечь в зародыше. И когда все могут видеть у всех все, то уже никому не придет в голову со злорадством показывать соседу фотку его голой жены или дочери.
Да, мир станет благополучнее, даже скучнее, ибо трудно будет прелюбодействовать, ходить налево, блудить. Либо это прелюбодейство станет узаконенным – не рубить же головы всем подряд! – но и тогда мир станет скучным, потеряв прелесть нарушения запретов.
Впрочем, что загадывать далеко, человек найдет, что нарушать. А пока что я продемонстрировал Конону работу телекамер, сходил в Интернет, пошарил на предмет полезных утилит, за ночь их высыпается в Сеть десятки тысяч, только вылавливай необходимые, в самом деле, выловил парочку и тут же апгрейдил следящую систему, а для ночного сканирования скачал патчик и тут же поставил заплатку.