– Вот как, – сказал я сразу осевшим голосом. – Много работы, как говорится.
– Да, – засмеялся он. – Даже берут с собой в постель. Однажды мне пришлось из-за срочного дела вломиться к нему прямо в спальню… Скажу тебе, у нее классная фигура! И здоровый сон. Даже не проснулась, когда Конон наступил на нее, перелезая…
Он одобрительно прищелкнул языком. У меня от стыда, гнева и унижения потемнело в глазах. Она спит со стариком! Не просто в его кабинете приводит его гормональный тонус в равновесие, это делают все секретарши, но остается спать, ложится с ним в постель голая!.. И это ни для кого не секрет…
Чужим голосом я переспросил:
– Ей сколько, лет двадцать пять?
– Девятнадцать, – ответил он с интересом. – А что?
– Что? – вскрикнул я. – А ему лет пятьдесят?
Он хмыкнул, явно с гордостью за шефа.
– Недавно шестьдесят исполнилось.
Я прошептал, словно придавленный рухнувшей несущей балкой:
– Ше… шесть… шестьдесят? И он с нею спит?
– А чо нет?
– Нет, я не то… Я хотел сказать, и она с ним спит?.. И даже, может быть…
Он благодушно кивнул.
– Может, может. Еще как может. Кто здесь давно, тот хорошо знает даже некоторые подробности. Там не всегда шторки задвинуты плотно, а кто ночью дежурит в саду… гм… Ну, там как в твоих играх: одна рука на автомате, а другая… хе-хе!.. свободна.
Кровь прилила к моему лицу. Я чувствовал, как в горле стало жарко, а голос, напротив, истончился до жалкого писка:
– Но это же… неправильно!
Он сказал неожиданно серьезно, в обычно насмешливом голосе я как-то опасно уловил предостережение:
– Молодость прекрасна в любом возрасте!
До обеда я прослонялся, словно броуновская частица. Можно бы в Интернет, но, когда таскаешь в себе глыбу льда, не до сидений. Уколоться бы и отъехать, чтобы через каждые три минуты не выныривать из Зачарованного Королевства, где я уже расшвырял троллей и орков, успел прыгнуть на помост и могучим рывком разорвал цепи… Вероника рухнула в мои могучие руки, я тут же усадил ее впереди себя на коня, и мы понеслись в ночь.
Конскую гриву треплет ветер, это почти единственная одежда Вероники, ее лохмотья нельзя считать одеждой, но я целомудренно смотрю на раздвигающуюся степь, я сам обнажен до пояса, Вероника прижалась к моему могучему торсу, твердому, как дерево, и горячему, как нагретый на солнце валун. Ее хрупкие плечи вздрагивают, моя широкая ладонь бережно и нежно придерживает ее за стан, старается не прижимать слишком сильно.
Сигнализация в порядке, в операторской на дежурстве Гриць, оглянулся с испугом, но, узнав меня, бодро отсалютовал. На большом экране массы мужиков в шапках-ушанках выбегают прямо под выстрелы, подпрыгивают и падают в корчах. Звук Гриць приглушил, но я помнил, что эти небритые мужики кричат на ломаном русском: «Откуда они пришли?», «Нас предали!», «Спасайтесь!», а Гриша в форме морского десантника войск Юсы без устали мочит этих тупых русских, это мясо, эти мишени…
– Там Нюрка накрывает на стол, – сообщил я.
– Уже? – удивился Гриць. Кивнул: – Ах да, Конон же будет только к вечеру… Ладно, я вот только добью этих… гм, вот сволочи, я ж сам служил в такой части! Говорят, ты игру делаешь?
– Уже делаю? Если бы…
– Ты того, – сказал Гриць, – располагай мной. Не, я не программер, но если надо кому мозги вышибить, только укажи пальцем. Или кивни. Для тебя любой заказ задурно! По-дружески… и нет, я тебя уважаю, понял? Сильно уважаю.
– Спасибо, – пробормотал я и попятился. – Так ты, того, засэйвись и приходи пораньше. А то все пожрем.
В коридоре встретил Сергея. Он помахал рукой:
– Там Нюрка уже почти накрыла стол. Пойдем, успеем пивка перед обедом.
– Загляну к Светлане Васильевне, – сообщил я. – Не хотелось бы, чтобы у нее возникали затруднения.
– Я с тобой, – сказал Сергей. – А то сопрешь что-нибудь.
К моему несказанному удивлению и радости, Светлана Васильевна была в Интернете. На экране курсор ползал по списку сайтов фанатов Sims’а. Вряд ли Светлана Васильевна владеет языками, но, судя по вовсю работающей качалке, уже умеет что-то скачивать, раззиповывать, устанавливать в нужные директории. Ах, вон на столе раскрытый учебник по Интернету! Добрая душа стесняется дергать меня по пустякам…
– Светлана Васильевна, – сказал Сергей, – обедать спуститесь? Или вам сюда принести?
– Ах, Сережа, – ответила Светлана Васильевна, – вы не беспокойтесь, я знаю дорогу к холодильнику!
– Тогда мы пойдем. Андрий, если ты такой умный, то скажи, как пройти в кваке через сталелитейный завод? До середины еле-еле дохожу, там всякий раз мочат! Сто раз пробовал по-всякому, но никак!..
– Зачем его проходить? – удивился я. – Только вошел, там слева трещина в стене. Шарахни в нее из гранатомета… Только отойди, чтобы осколками не достало. И все! Там проход прямо к ядерному центру.
Сергей хлопнул себя по лбу, смотрел на меня с гневным изумлением. Явно видел эту трещину сотни раз, проходил мимо.
Светлана Васильевна посмотрела на него, на меня, приятно изумилась:
– Андриша, как вы все это помните?.. У вас феноменальная память!
Я грустно отмахнулся.
– Светлана Васильевна, это вы сейчас можете бросить эту игру и взять другую, а я не мог. И никто не мог! Других просто не было. Это вам сейчас разом вывалили все богатство, накопленное за десять лет, а мы каждую игру ждали годами…
– Да и сейчас ждешь, – сказал Сергей. – Ты ж сам говорил.
– Как ждем и сейчас, – согласился я. – Игры делаются медленно… Мы их все помним, каждый уровень, каждую ловушку, каждый квест! Это в старом уходящем мире помнили… а то и сейчас все еще помнят каких-то фаллиней или феллинь, но мы-то знаем, что дизайнер уровней Варкрафта это не какой-то зачуханный Джон Камерон, а «Близзард» или «Бука» – это не допотопные Голливуд и Мосфильм, выпускавшие не то матрешки, не то фильмы на целлулоидной пленке!
Я улыбнулся, дескать, шутю, но Сергей и даже Светлана Васильевна, похоже, понимают, что говорю серьезно.
Обычно Нюрка сперва накрывала стол, а потом звала нас: охранников, шофера, садовника, только Вероника оставалась на своем месте. Как-то я не выдержал, поинтересовался, почему так, никто не удивился моему повышенному интересу, Сергей объяснил, что она довольствуется стаканом молока и бисквитным печеньем. Фигура, дескать…
Сегодня Конона нет, Вероники нет, мы сошлись в нижнем зале к столу загодя, поглядывали на Нюрку, Сергей отпускал железобетонные комплименты, Нюрка хихикала и покачивала бедрами.
Антон поглядывал на стол, где появлялись блюдо за блюдом, потирал руки.
– Ничего так не согревает душу, как холодное пиво… Молодец, Нюрка! Хоть пива, но все же выпьем за хороших людей, нас так мало осталось.
Гриць сказал уныло:
– Все, что есть хорошего в жизни, либо незаконно, либо аморально, либо ведет к ожирению. Эх… ладно, откупоривай хоть пиво. Чем больше выпьет комсомолец, тем меньше выпьет хулиган.
Антон поддержал:
– Курить вредно, пить противно, а умирать здоровым – жалко. Нюрка это знает, вот сколько вредных вещей наворотила… Думает, не сожрем! Нет, мы такие, такие…
Он запнулся, а Сергей поддержал услужливо:
– Бизнесмены. Бизнесмены! А в бизнесе все должно быть прекрасно и прожорливо: и шестисотый мерс, и дача на Канарах, и Нюрка в интересной позе, и контрольный выстрел в голову.
Нюрка хихикнула, поинтересовалась:
– А что хорошего в контрольном выстреле?
– Контрольного выстрела удостаиваются лучшие, – заявил Сергей. – Как раньше простолюдинов вешали, а дворянам рубили головы, так и сейчас одних стреляют, а других всего лишь взрывают!
– С ума сойти, – пробормотал Антон.
Сергей сказал ядовито:
– Во эпоха! Стали сходить с ума те, у кого ума никогда и не было.
Антон сказал хмуро:
– Мы в университетах не кончали, понял? В тебе, Серега, есть только одна хорошая черта, она как раз делит мою жопу пополам.
Но Сергей уже вломился за стол, ухватил нож и вилку, огромная отбивная, прожаренная с кровью, исходила пьянящим паром, и он принялся резать ее так, словно горло монстру из Serios Sam’а. На реплику Антона отмахнулся:
– Стучитесь! И вас откопают.
Мы заканчивали, когда со двора донесся гудок. Сергей оставил дверь в операторскую распахнутой, мы видели на удаленном мониторе, как распахнулись ворота, вкатил черный мерс с затемненными стеклами.
– Конон, – сказал Сергей с удовлетворением. – С открытия бумкомбината. Хорошо, что так и не раздавили ни одной-единственной литры.
– Когда пьешь, – сказал Антон наставительно, – надо знать меру. Иначе можно выпить меньше.
– Да, – согласился Сергей, – пить надо в меру. Но надо…
Минут через пять появился Конон. Похудевший, поджарый, с темными кругами под глазами, вид усталый, но потер руки, сказал бодро:
– Нюра, и мне хоть половинку того, что ты подкладываешь Сергею. Ну что, Андрий, работа двигается?
Я не успел ответить, Сергей доложил бодро:
– Мы из-за этих компов даже английский начинаем осваивать!.. Нам бы прибавку за знание языков, как, помню, получал на кафедре… Я вон изучаю World Wide Wъeb, а Гриць учится произносить вслух: А who его знает?
Конон смотрел на меня, я отрапортовал:
– Не двигается – летит!
– Какие-то закупки сделал?
– Пока нет, – ответил я. – Рано еще… Но инструкцию от бухгалтера уже получил. Ну, что надо брать на все чеки, вплоть до бензина на бензоколонках.
Конон отмахнулся:
– Ерунда. Какие чеки на такие мелочи? Не бери в голову. Просто любой бухгалтер пытается все подмять под себя. А чеки – это следы, которые незачем оставлять. Понял?
Это я понимал, как и то, что каждый служащий на ключевом посту старается расширить свои полномочия и усилить вес своей должности. Особенно это касается вахтеров, которые любят проверять документы всякий раз, хотя прекрасно знают тебя в лицо, да уборщицы, что обязательно устремляются со шваброй туда, где остановились поговорить высокооплачиваемые сотрудники, и начинают остервенело тереть пол, мстительно перегоняя этих гадов в белых рубашках с места на место. Так что требование бухгалтера может быть и вполне невинного характера. Чтобы жаловаться на возросший объем работы и просить прибавки к жалованью.
Сергей сказал благодушно:
– Мы живем в переходный период. А в переходном никто не знает, на что брать чек, а что можно и на халяву…
Конон сказал с ожесточением:
– Мы живем не в эпоху перехода, а в эпоху дряни! В эпоху торжества дряни. Даже когда фирмы создаем, и то выживает лишь одна из десяти, но фирмы лепятся по готовым шаблонам! А коммунизм, о котором мечтали все благородные люди во всем мире, взялись строить только у нас, в СССР. Да, шансов было еще меньше, чем один к десяти, это теперь понимаем. Но это теперь, когда видим, что не рассчитали силы… Черт, я за эту поездку насмотрелся. Из всех щелей повылезала дрянь, что отсиживалась, пряталась от работы, тайком воровала и трахалась, это у них называлось общечеловеческими ценностями…
Сергей прервал весело:
– Илья Юрьевич, а разве не так?
А Гриць добавил угрюмо:
– Теперь эти общечеловеческие у всех.
Конон отмахнулся:
– Так я о другом. Я о том, что та дрянь, которая не желала работать, теперь выглядит победителем. Мы надорвались не потому, что враги помешали. Мы надорвались сами по себе, но эта дрянь спешит встать в позу победителей. Эта дрянь тычет пальцами, орет: а мы ж говорили! А мы ж предупреждали!.. А мы ж предостерегали! А чтобы их победа выглядела значительнее и чтобы потомки им задницу целовали за спасение, они придумывают и расписывают те ужасы, которые были при этом великом строительстве!
Сергей хмыкнул.
– Эх… они не просто орут, но и демонстрируют, что добыли, пока мы жилы рвали на великой стройке. У них дачи, машины, огороды, а у нас только истертые в кровь ладони. А это, знаете ли, на простого человека действует. Всякий предпочитает дачи и огороды, даже я предпочту. Не бери в голову, шеф!.. Чой-то ты чересчур разобиделся на придурков.
Конон зло стукнул кулаком по столу.
– Да это только мы знаем, что они – придурки. Вы их тут зрите поодиночке, а я насмотрелся скопом, когда они все слетелись… И наслушался. Эти придурки, умело устроившиеся в жизни, вроде бы оппозиционеры власти, снова присваивают себе титул «интеллектуальная элита». Интеллектуальная элита страны, а то и всего человечества! Именно эта интеллектуальная элита человечества в свое время умело и аргументированно доказывала Копернику и Галилею, что те несут бред о шарообразности Земли, эта элита высмеивала Колумба и Магеллана… Черт! Эта элита отличается от остальной части населения лишь тем, что копается в огородах. Еще тем, что сидит на ее шее и потому имеет больше времени для самоусовершенствования, но вот после такого самоусовершенствования она лишь любуется собой. И дает нам возможность любоваться собой на экранах телевизоров, с обложек журналов, слушать их бархатные речи о великой роли культуры, при этом тыкая в свою грудь не совсем чистым, но наманикюренным пальцем. Слава компьютерным богам, пока еще не лезут в Интернет! Компов боятся, к тому же страшатся и избегают подлинной гласности.
Сергей деликатно возразил:
– Ну да, избегают! Да они задницу вылизывают любому телеведущему… вон посмотрите, как лебезит и поддакивает, только бы пригласили еще! Как рассказывает, что его обижали при советской власти, «вырезали все лучшее», притесняли… хотя все знаем, что именно тогда они все и сумели устроиться, как нынешние олигархи!.. Писатель – не спортсмен, у писателя с каждым прожитым годом больше ума, мудрости, литературного мастерства. Или же надо признать, что они не писатели, а политики: свалили советскую власть, а писать-то не умели? И читали их за якобы крамольность, хотя власть издавала их массовыми тиражами? А вот сейчас пришел час истины? Эти ребята всегда умели прекрасно устраиваться при любой власти. Да, они были борцы против режима. Ну, я согласен на такой термин, хотя при том режиме им жилось в сотни раз лучше и финансово, и литературно, и слава была, и поклонение… Но вот режим пал. От них требуется теперь не имитация борьбы, а литература. Пришел Час Правды. Если вы в самом деле писатели, которым мешали писать, то – пишите!
Глаза его зло блестели, под кожей вздулись желваки. Я подумал, что Сергей явно сталкивался с этими «борцами», голос звучит чересчур рассерженно. Мне, к примеру, по фигу, кто из них борец, кто все-таки писатель.
– Ты верно заметил, – сказал Конон, – что больше всего имена этой интеллектуальной элиты звучали… кой черт, звучали – гремели во времена советской власти. Громче литавр прямо над головой. Эти интеллектуалы и сейчас живы, в добром здравии, но где их стихи? А ведь пала та ненавистная власть, с которой они якобы боролись! Кто в политику ушел, кто в торговцы, а большинство просто забились в норы и шипят уже не на власть, а на Россию.
Гриць сказал успокаивающе:
– Шеф… Да по фигу, что о нас думают эти мамонты! Даже динозавры допотопныя!
Антон добавил:
– Слесаря! Агрессивное большинство, шеф.
Конон рыкнул:
– Тупость агрессивного большинства всегда раздражает. Мы по привычке их называем слесарями, но слесари как раз уже давно в меньшинстве. Агрессивное большинство – это так называемые культурные люди. Они знают, что «они культурные», у них высшее образование, они ж Пастернака читали… или слышали о нем, они все одинаковы, как доски в заборе, что как раз и придает им убежденность в своей правоте: раз все покрашены одной краской, то их краска самая правильная! Вот и прут как танки на все, что хоть как-то отличается от их монокультуры. А «по фигу» нельзя, с этой лавиной все-таки надо драться. Нас мало, но мы люди, а они… культурное большинство.
Сергей сказал, как припечатал:
– А большинство всегда не право. Всегда!
Я помалкивал, Конон явно раздражен, взвинчен, может быть, потому и пришел сюда, в общую столовую, а не велел подать обед себе в кабинет. Там останется со своими мыслями, в таких случаях нервы горят, как солома, а инфаркты рвут сердце пополам, а здесь мы его отвлечем, подергаем в стороны.