— Хранитель, — повторило существо, и свет блеснул на зубах. Однако теперь это были не зубы, а тысячи отливавших синим, близко посаженных иголок из вороненой стали. — Кто он?
Похоже, Вэнс никак не мог перевести дух.
— Клянусь… я не знаю…
— Ну-с, может быть, я тебе и поверю. — Фигура в кричащей спортивной куртке медленно потерла толстые бесцветные руки, и Вэнс увидел ногти около дюйма длиной, тоже сделанные из вороненого металла и окаймленные крошечными зубчиками, как пила. — Раз ты представитель власти и все такое, я должен тебе верить, верно? — спросило принявшее обличье Хитрюги существо.
У Вэнса отнялся язык.
Дэнни ткнулся спиной в стену, и на пол со стуком свалилась фотография: Хитрюга Крич, получающий награду на Съезде страховых агентов.
— Ну, допустим. Видишь, какое дело: сам я издалека и уже потратил много времени и усилий. — Существо продолжало потирать руки с металлическими ногтями, и Вэнс сообразил, что один взмах такой руки сдерет ему лицо до кости. — Если придется, я найду хранителя сам. — Существо вдруг резко повернуло голову и посмотрело в разбитое окно на вертолет, который делал очередной круг над пирамидой. — Эта штука мне не нравится. Ни капли. Я не желаю, чтобы она летала вокруг моей собственности. — Оно снова внимательно посмотрело на Вэнса, и шериф увидел совершенно безжизненные глаза Хитрюги. Они казались влажными и мертвыми, словно в ухмыляющуюся маску воткнули стекляшки. — Но скажу тебе правду, Эд Вэнс: если я по-настоящему быстро не обнаружу, кто хранитель, мне придется навести тут порядок. Свой порядок.
— Кто… что вы такое? — проскрипел Вэнс.
— Я… — Фигура на несколько секунд умолкла. — Истребитель. А ты — большой жирный клоп. Я буду неподалеку, Эд Вэнс, и хочу, чтобы ты про меня помнил. Лады?
Вэнс кивнул. С кончика носа свисала капля пота.
— Ла…
Хитрюга поднял руку. Пальцы проткнули левый глаз и вывернули его из глазницы. Крови не было, только тяжи какой-то вязкой, слизистой жидкости. Глаз отправился в полный иголок рот. Щелкнули челюсти, и он лопнул, как крутое яйцо.
Дэнни застонал, сражаясь с дурнотой. В мозг Вэнса впилось своими когтями безумие.
— Как понадобишься, я тебя разыщу, — сказало существо. — Спрятаться не пытайся. Не выйдет. По рукам, коллега?
— П-п-по рукам, — давясь, выговорил шериф.
— Молодец, клоп. — Существо повернулось к Вэнсу спиной, сделало два широких шага и ухнуло в дыру в полу гостиной.
Они услышали, как после долгого полета оно с глухим стуком приземлилось на дно. Раздался быстрый топот убегающих ног. Потом тишина.
Дэнни завизжал. Он подскочил к краю дыры, вскинул винтовку и с перекошенным от ужаса лицом принялся палить вниз. В пропыленном воздухе вихрился пороховой дым, летели гильзы. У Дэнни кончились патроны, но он лихорадочно пытался затолкать в патронник гильзы.
— Прекрати! — сказал Вэнс (или подумал, что сказал). — Перестань, Дэнни. Прекрати!
Помощник шерифа содрогнулся и посмотрел на него, продолжая нажимать на курок. Из носа текло, в груди свистело.
— Оно ушло, — сказал ему Вэнс. — Что бы это ни было… оно ушло.
— Я видел его… я видел, что оно похоже на Хитрюгу, только черта с два это был Хитрюга…
Вэнс ухватил Дэнни за воротник и сильно встряхнул.
— Послушай, паренек! — рявкнул он прямо в лицо Дэнни. — Я не хочу, чтобы ты свихнулся, как Джинджер Крич, слышь? — Почувствовав сырость между ног, шериф понял, что обмочил штаны, но сейчас нужно было не дать Дэнни сойти с ума. Если парнишка рехнется, следующим будет Вэнс. — Слышишь? — Он еще раз сильно встряхнул Чэффина, что помогло и его рассудку вырваться из паутины потрясения.
— Не Хитрюга это. Нет, — пробормотал Дэнни. Потом судорожно втянул воздух: — Да, сэр. Слышу.
— Иди к машине.
Парнишка отупело моргнул, не отрываясь от дыры.
— Иди, я сказал!
Дэнни, спотыкаясь, двинулся к выходу.
Вэнс вскинул дробовик и нацелился в дыру. Руки тряслись так сильно, что он подумал: да мне средь бела дня в дверь амбара не попасть, чего уж там говорить про пришельца, который жрет глаза, а вместо зубов у него тысячи иголок. А ведь так оно и есть, вдруг сообразил шериф: пришелец прорыл тоннель из стоящей за рекой пирамиды и заполз в Хитрюгу Крича. Моя собственность, сказал он. А что это за параша насчет хранителя? И как вышло, что пришелец говорил по-английски с техасским акцентом?
Вэнс попятился от дыры, нервы были на пределе. Усики пыли и ружейного дыма расступились, поплыли, снова сомкнулись вокруг него. Он чувствовал себя, как замурованный в бетоне крик, и тогда-то поклялся, что, если выберется из этого — буде на то Божья воля — то похудеет к Рождеству на пятьдесят фунтов.
Стоило ему оказаться за порогом этого дома, как он развернулся и побежал к патрульной машине, где сидел, уставившись в никуда, Дэнни Чэффин с серым лицом.
27. БЕГУН ПРИНЕС ПАЛОЧКУ
В доме на дальнем конце Брасос-стрит Дифин слушала, как Сержант вспоминает.
— Бегун принес палочку, — шептал он, а в мозгу двигались темные существа. Ему показалось, что сквозь мерный колокольный звон в католическом храме он слышит стрельбу: быстрый треск карабина, словно кто-то наступал на хрупкие прутики. Воспоминания оживали, и половина мозга Сержанта зудела, словно рана, которую не возможно не расчесать.
— Бельгия, — сказал он. Руки месили воздух там, где минуту назад был Бегун. — Сержант Триста девяносто третьего пехотного полка Девяносто девятой пехотной дивизии Талли Деннисон по вашему приказанию прибыл, сэр! — Глаза Сержанта повлажнели, лицо напряглось от внутреннего давления. — Окапываемся, сэр! Твердая земелька, а? Шибко твердая. Почти в камень смерзлась. Вчера ночью за кряжем слышали какой-то шум. Внизу, в чаще. Полагаю, грузовики. Может, и танки тоже. Есть проложить телефонный кабель, сэр! — Он моргнул, вздернув подбородок, словно присутствие Дифин его напугало. — Кто… ты кто?
— Твой новый друг, — спокойно сказала она, стоя на границе света и тьмы.
— Маленьким девочкам тут нечего делать. Слишком холодно. Снеговые тучи. По-английски говоришь?
— Да, — ответила она, сознавая, что Сержант пристально смотрит сквозь нее в то самое скрытое измерение. — Кто есть Бе-гун?
— Да привязался тут ко мне один старый пес. Совершенно чокнутая тварь, но, Господи, и бегает же он! Как швырнешь палочку — пулей за ней. Опять бросишь — опять полетел. Одно слово, Бегун. Ни минуты не может посидеть спокойно. Нашел я его полудохлым, кожа да кости. Вот уж я о тебе позабочусь, Бегун. Мы с тобой не пропадем. — Сержант скрестил руки на груди и начал раскачиваться. — Ночью кладу голову Бегуну на бок. Отличная подушка. Всю ячейку согревает. Батюшки, до чего ж он любит гоняться за палочками! Апорт, Бегун! Ну и бегает же он, силы небесные!
Сержант задышал быстрее.
— Лейтенант говорит, если там что и будет, мы этого не увидим. Никак. Он говорит, пойдут либо на север, либо на юг. Не на наши позиции. Я ж только при был, я еще никого не убил. И не хочу. Придется нам пригнуться, Бегун. Зарыться головой в землю, ага? И пускай железяки летают над нами.
Он содрогнулся всем телом, подтянул колени к груди и уставился мимо Дифин. Несколько секунд Сержант беззвучно шевелил губами. Глаза были полны лиловым светом. Потом раздался шепот:
— Получено сообщение. Начинается артподготовка. Далеко. Пройдет над нами. Над нами. Надо было рыть себе ячейку поглубже. Слишком поздно. Получено сообщение. — Сержант зажмурился и застонал, словно от удара. По щекам поползли слезы. — Остановите его. Остановите. Ради Бога, остановите.
Сержант внезапно распахнул глаза.
— Вот они! Справа, сэр, готовы! — Это был хриплый крик. — Бегун! Где Бегун? Боже милостивый, где моя собака? Фрицы! — Сержант затрясся, скорчившись на стуле. На виске, в ритме стремительно работающей машины, билась жилка. — Швыряют «бутылки»! Пригнись! О, Иисусе… О Господи… помогите раненому… ему оторвало руку. Санитар… Санитар! — Сержант прижал ладони к черепу, впиваясь пальцами в тело. — На мне кровь. Чья-то кровь. Санитар, шевелись! Они опять наступают! Бросают гранаты! Пригнись!
Сержант прекратил лихорадочно раскачиваться. Затаил дыхание.
Дифин ждала.
— Недолет, — прошептал он. — Недолет… еще дымится. Граната — «бутылка». С деревянной ручкой. А вот и он. Как раз там. — Он уставился в точку на стене: из этой точки появлялись тени прошлого, там в дыму гранаты зыбко колыхались, сгущаясь, призрачные сцены сорокалетней давности. — Вот и Бегун, — сказал Сержант. — Спятил. По глазам вижу. Рехнулся. Прям как я.
Он медленно выбросил вперед руку с растопыренными пальцами. Раздался шепот:
— Нет. Нет. Не приноси палочку. Не надо…
Свист втянутого сквозь зубы воздуха:
— Я еще не убивал… не заставляй меня убивать…
Рука Сержанта скрючилась. Теперь в ней был зажат невидимый пистолет, палец лежал на курке.
— Не приноси палочку. — Палец дернулся. — Не приноси палочку. — Снова дернулся. — Не приноси палочку. — В третий и в четвертый раз.
Палец продолжал дергаться, Сержант беззвучно плакал.
— Я должен был его остановить. Должен был. Иначе он принес бы мне палочку. Кинул бы прямо в мою ячейку. Но… я убил его… а потом уж рвануло. Я знаю. Я видел, как у него помертвели глаза. А потом граната рванула. Негромко. Негромко. И… от него ничего не осталось… только то, что оказалось на мне. — Он опустил руку, и та обвисла вдоль тела. — Голова. Болит. — Рука Сержанта медленно расслабилась, и невидимый пистолет исчез.
Он снова закрыл глаза и некоторое время сидел неподвижно, только грудь опускалась и поднималась, да слезы ползли по морщинистому лицу.
Все.
Дифин прошла к выходной двери и посмотрела сквозь сетку от комаров на небесную решетку. Она пыталась преодолеть разброд в мыслях, сосредоточиться, проанализировать и классифицировать услышанное. Уловить смысл сказанного она не могла, но под коркой слов лежала боль утраты — вещь, очень-очень хорошо ей понятная. Дифин чувствовала, как ее охватывает слабость: слабость мышц, сухожилий и костей — материала, не дающего развалиться занятому ею телу дочери. Прощелкав хранящуюся в памяти информацию, Дифин выудила символ П, а вслед за ним аккуратно подобранные понятия, и среди прочих — «Питание». Тело дочери нуждалось в питании. Оно теряло силы и скоро должно было оказаться на грани коллапса. Существо «Сержант» упоминало о еде. Она сосредоточилась на Е и обнаружила в памяти плоские образы «Еды»: «мясные продукты», «растительные продукты», «крупы». Все они своим видом вызывали тошноту, но должны были сгодиться. Следующей проблемой стало обнаружение этих продуктов питания. Конечно, они должны были быть где-то под рукой, храниться в коробке существа «Сержант».
Дифин подошла к нему и дернула за рукав. Он не отозвался. Она подергала еще раз, посильнее.
Сержант открыл глаза. Заканчивалась последняя вспышка свечей зажигания у него в голове. Он снова чувствовал себя собранным, холодная щекотка прошла. Ему показалось, будто он припоминает, что видел чудовищный кошмар — но и это ушло без следа.
— Еда, — сказала она. — У тебя здесь есть еда?
— Ага. Свинина с бобами. На кухне. — Дрожа всем телом, Сержант приложил ладонь ко лбу. Во рту был привкус горького дыма. — Покормлю тебя, а потом сведу домой. — Он попытался встать. Это оказалось трудно, но он все-таки поднялся. — Господи, до чего странно. Трясусь, что твой осиновый лист.
Его охватил ужас. Где же Бегун?
В уголке, позади девчушки мистера Хэммонда, что-то пошевелилось. В тени у нее за спиной.
Бегун прошлепал лапами из угла и выжидательно взглянул на него, как положено старому другу.
— Экий ты поскакун, а? — спросил Сержант и улыбнулся. — Давай вскроем баночку свинины с бобами для нашей новой подружки, ладно? — Он взял масляную лампу и направился в кухню.
Дифин двинулась следом, думая, что иногда лучше не проникать в скрытое измерение.
28. ПЛЫВУЩАЯ ТЕНЬ
Джесси, работая в сиянии пристроенного на стену аварийного фонаря, сделала последние шесть стежков и крепко затянула нитку под правым глазом Коди Локетта. Паренек едва заметно поморщился.
— Будь я лошадью, — врастяжечку проговорил он, — уже сто раз так бы вас лягнул, что летели бы вы через весь сарай.
— Если б ты был лошадью, я бы тебя уже пристрелила, — Джесси для верности чуть подтянула волокно, завязала и отстригла лишнее. Она еще раз плеснула на рану антисептиком. — Ладно, все.
Коди слез со стола и прошел к маленькому овальному зеркалу, висевшему на стене. Зеркало показало почти полностью заплывший лиловым синяком левый глаз, рассеченную нижнюю губу и, меньше чем в дюйме под правым глазом, стежки. Рабочая рубаха была разодрана и залита кровью — и своей, и кровью Гремучих змей. Правда, стучать в голове перестало, а все зубы были на месте. Коди подумал, что ему повезло.
— Можешь восхищаться собой в другом месте, — коротко сказала Джесси. — Как выйдешь, позови следующего. — В коридоре ждали осмотра еще четверо подростков, и она пошла к раковине вымыть руки. Когда она повернула кран, полилась тонкая струйка воды с песком.
— Отличная работа, док, — сказал Коди. — Как Рентген? Оклемается?
— Да. — Слава Богу, подумала она. Три ребра Рэя превратились в сплошной кровоподтек, левая рука почти сместилась и мальчик чудом не откусил себе язык, не говоря уж о прочих порезах и синяках. Сейчас он отдыхал в палате дальше по коридору. Несколько ребят лишились зубов и порезались, но переломов не было — только у Пако Ле Гранде оказался перебит нос. — Могли кого-нибудь убить, — Джесси вытерла руки бумажным полотенцем, чувствуя между пальцами песчинки. — Вы этого добивались?
— Нет. Я пытался не дать промыть Рентгену мозги. — Коди осмотрел ободранные костяшки пальцев. — Начали Гремучки. А Щепы защищали свое.
— Мой сын в вашей банде не состоит.
— В клубе, — поправил Коди. — Все равно, Рентген живет на этом берегу. Значит, он один из нас.
— Клуб, банда — хоть чертом назови, все равно дерьмо. — Джесси скомкала бумагу и запихала в мусорную корзину. — И моего сына зовут не Рентген, а Рэй. Когда вы с Гремучими змеями прекратите разносить город в клочки?
— А при чем тут Щепы! Кто их просил наезжать на Рентгена и громить зал! И потом, — Коди махнул в сторону окна и черной пирамиды, — эта сука за две секунды наделала больше дел, чем мы можем натворить за два года.
Оспаривать этот факт Джесси не могла и хмыкнула, понимая, что здорово напустилась на парнишку. Она почти ничего не знала про Коди Локетта: только то, что ей рассказывал Том, а еще, что отец мальчика работает в пекарне. Она вспомнила, что однажды зашла за сладкими булочками и учуяла от Локетта-старшего запах спиртного.
— Черт, и здорова же она, — Коди прошел к окну. Теперь его тон был не таким грубым, в нем зазвучала нота благоговейного страха. На помойке Кейда еще горели несколько костров, в небо по спирали летели искры. Под самым куполом сияющей лиловой решетки над Инферно, загораживая луну, неподвижно зависло массивное темное облако дыма и пыли. До сих пор Коди не очень-то верил в НЛО и пришельцев, хотя Танк божился, будто, когда ему было девять лет, он видел в небе свет и так перепугался, что обделался. Жизнь в иных мирах всегда мало волновала его — она и в этом мире была достаточно тяжелой. Всякая ерунда насчет НЛО и инопланетян казалась слишком далекой, чтобы ею интересоваться, но теперь… что ж, это был совсем другой коленкор. — Как вы думаете, откуда она? — спросил Коди спокойным голосом.
— Не знаю. Уверена, что издалека.
— Ага, наверно. Только чего она села в Инферно? То есть… то, что в ней, могло приземлиться где угодно. Почему оно выбрало Инферно?
Джесси не отвечала, думая о Дифин и о том, где же девчушка (нет, поправила она себя, где же это существо). Она посмотрела в окно, на пирамиду, и в голову пришло одно-единственное слово: Кусака. Что бы это ни было такое, Дифин до смерти боялась его, да и Джесси чувствовала себя не слишком спокойно. Она сказала:
— Лучше позови-ка следующего.
— Ладно, — Коди оторвался от окна. У двери он приостановился. — Послушайте… как хотите, а мне жалко, что Рентгену досталось.