– Тогда я сейчас приглашу Александра, и…
– Зачем Александра?
Светлана непонимающе нахмурилась:
– Ты хочешь решать судьбу юношей без их отца и нашего собрата?
– А ты хочешь внести разлад в душу нашего собрата? Когда ум говорит одно, а сердце – другое, легко ошибиться.
– А ты уверен, что при решении нужно слушать именно разум? – Женщина мягко улыбнулась, словно разговаривала не с коллегой, а со своими любимыми чадами.
– Светлана, – ох, женщины! – неужели лучше всё решать эмоциями?
– Всё? Нет. Я поддержала тебя с этим наказанием для старшего мальчика: юноше с его уровнем магии нужно уметь взвешивать последствия своих поступков и не действовать столь импульсивно. Но наказание – лишь один из методов воспитания. По крайней мере, так должно быть. Наказание призвано способствовать осознанию своих ошибок, выработке правильных решений. А что мы сделали? Блокировку магии и охоту на нарушителей Соглашения! Разве это самое действенное?
– Но, Светлана…
– Что? – с горечью переспросила Координатор. – Даже оставляя в стороне наши цели… Отнять большую часть магии и бросить на отлов преступников-вампиров, изгоев-оборотней, суккубов? Это все равно что отобрать у земных полицейских пистолеты и отправить на задержание банды. Неудивительно, что Алёша усомнился в нас.
– Да, – вмешался Пабло. – Мне сообщили, что последняя охота прошла с осложнениями. Инкуб ранила младшего.
– А младшего, кстати, туда никто и не звал, – проворчал Савел, ощущая, что проигрывает.
Пабло поднял седые брови:
– Было бы странно, если бы он остался в стороне. У юноши обостренное чувство справедливости, Савел, и если в этой истории он встал не на нашу сторону, это о чем-то говорит.
– Вот и я о том же. – Светлана переводила взгляд с одного на другого. – Мы поступили неправильно. Формально верно, но по сути – неправильно. Блокировка магии, пусть даже частичная, не способна ничему научить, только озлобить! Мы можем их потерять.
– Если мы потеряем и этих юношей, то чего мы вообще стоим? – Еще один Координатор, немолодой японец, покачал головой. – Нас меньше с каждым столетием. Теперь с каждым десятилетием. Мы теряем своих не только в схватках – молодежь покидает нас. Жадность, тщеславие, жажда власти, эгоизм – любое из этих чувств отнимает людей и магов у Добра, прокладывает дорожку прочь. А теперь, получается, мы караем и за милосердие. Кто же тогда останется?
– Не за милосердие. За легкомыслие! Если бы мы не успели, весть о внезапном исцелении этого ребенка облетела бы все средства массовой информации. И за нарушение закона. Вы об этом не забыли? Юноша знал, что преступает закон. И все-таки нарушил. – Савел нахмурился. – Если он позволяет себе такое, едва достигнув двадцатилетия, если они позволяют себе осуждать нас… не уверен, что они стоят такой твоей заботы, Светлана.
– Мы не можем позволить себе потерять их. Древняя кровь, сильная магия, способность принять Исток. Они могут стать сильнейшими за последние столетия магами. Стражами. Координаторами.
– Или отступниками, – попытался остудить пыл собрата Савел. – Как Владимир, как Теодор. Но наказание будет пересмотрено, если ты настаиваешь на этом. Вы согласны, собратья?
Глава 22
Между светом и тьмой
Вечер, несмотря на странности, выдался редкостно хорошим, и Лина почти пожалела, что ей надо уходить.
– Я провожу тебя. – Лёш торопливо встал.
Ох нет, только не сейчас.
– Погодите! – Марго почему-то встревожилась. – Лина, подожди! Может быть, тебе сегодня переночевать в гостевой?
Феникс оторопела. Остальные, похоже, тоже. Судя по круглым глазам молодежи.
– Нет, спасибо. Мне… пора.
– Подожди, я провожу!
– Лёш, все хорошо. Сегодня я сама. Спасибо за вечер. Я очень рада была познакомиться. – И Лина шагнула в перенос, прежде чем Лёш успел приблизиться.
– Подожди!
– Нельзя было отпускать ее! Лёш, ты знаешь, где она живет?
Голос Маргариты звучал странно тревожно, и Лина, замерев в недальних кустах, затаила дыхание – в чем все-таки дело?
Хорошо, что она оставила подслушки. Оставила совершенно инстинктивно, по привычке, и хватит их ненадолго – заряд магии маленький, скоро кончится, а крупный ставить нельзя – учуют. Но кое-что она успеет услышать.
– Ну… вообще-то нет. А что?
– Ты приводишь в дом девушку, ничего о ней не зная?
– Как ты вообще с ней познакомился?
– Она пришла ко мне на концерт. Да в чем дело-то? Вы ведете себя так странно.
– Кстати, насчет странности, – проговорил голос Милы. – Марго, с чего такое приглашение?
– У меня есть сомнения.
– Так. Похоже, тетя Маргарита все-таки нашла материал для гадания. – В голосе Лёша промелькнула язвительная нотка. – Что на этот раз?
– Лёш, ты, конечно, можешь сердиться, но не могла же я не проверить фе… твою девушку?
– Что ты взяла?!
– Чашку. Кофейную чашку.
– И на том спасибо! И что там?
– Ой, правда, а что не так? – разом среагировало голосов пять. – И что ты увидела?
– Определенного ничего, – напряженно отозвалась та. – Но, кажется, на девушку идет охота. Или скоро начнется.
– Что ты разглядела?! Марго!
Лина прикрыла глаза – так она словно видела их: растерянную Марго, задумчиво покручивающую в пальцах очередное несъеденное печенье, беспокойную молодежь и напряженно замершего в ожидании ответа Лёша.
– Если б я знала! – наконец ответила ведьма. – Странное будущее, как видение, трой… двойное. Наплывает, как изображение в рекламной картинке. Сначала какая-то женщина прижимает ее к стене и… не понимаю, что делает. У Лины видно только лицо, и, похоже, ей больно.
– А вторая? Вторая – кто?
– Не знаю. Со спины не понять. Короткая куртка, капюшон. Прости, Лёш.
– А второй слой видения?
– Второй более смутный. И странный. Белый лед. Целым куском. И над поверхностью проступает ее лицо.
– ЧТО?!
– Тише! Я же сказала, что оно странное. Самое странное, что она… не была мертвой… не казалась. Я ничего не понимаю.
Лед! Преисподняя.
Лина похолодела.
Белая кара, смерть, растянутая на десятилетия, ледяной плен, понемногу вымораживающий душу. Самое страшное наказание клана. Ей? За нарушенный контракт? Или за что? Проклятье… На миг голова закружилась, и летний вечер приморского города показался снежной метелью. Похолодели руки, в уши свистом ветра толкнулся безликий, бессмысленный шум. Словно холод уже пробовал ее Пламя ледяными языками.
Нет-нет. Я… я не…
Нет!
Нет. Лина оттолкнула жуткое видение, заслонилась от него чем придется – горячими языками Огня, изгибающего оранжево-алые лепестки в вечном неостановимом танце, блеском первого клинка. Жарким взглядом Лёша. Феникс, очнувшись, плеснул в кровь жара, и в глазах прояснилось. А в подслушке разговор шел дальше.
– И ты промолчала! Марго!
– Я не молчала. Я пригласила ее переночевать у нас, но…
– Я догоню ее. И уговорю.
Кто-то закашлялся. По голосу вроде одна из рыбок.
– Мам, ты согласна?
Пауза. Тихий, чуть дрогнувший голос:
– Да. Да, конечно. Если уговоришь.
Снова пауза. Лина словно увидела, как задумчиво сдвигаются темные брови Лёша – сможет уговорить? А правда – сможет?
Дорога в тени, над дорогой туман.
Где путь настоящий, где только обман?
Где все потеряешь, где будешь собой?
Тебе выбирать. Это выбор лишь твой. —
словно сам собой зазвучал в ушах голос Лёша. Как тогда. В заливе.
Тебя из тумана зовут голоса,
Довериться им – или верить глазам?
А сердце бунтует, как пламень живой…
Тебе выбирать. Это выбор лишь твой.
Дорога в тени… что там ждет впереди?
И в тысячи троп перевиты пути,
А твой – он идет непримятой травой.
Иди. Выбирай. Это выбор лишь твой.
Лина улыбнулась.
А получилось бы. Получилось бы уговорить. Только вот нельзя, милый. Встанешь между мной и кланом – тебе не жить. Так что…
– А я на что? – вмешался голос прежде молчавшего Вадима.
– Что ты хочешь сказать?
– Я с Лёшкой пойду. – В его интонации послышалась улыбка. – Никто не может сказать, что я не умею уговаривать девушек.
– Но…
– Бери-бери, Лёш, он умеет! – поддержала одна из молоденьких ведьмочек.
– О да, стоит только вспомнить, как ты убедил клан Темный Цвет, что красть детей нехорошо.
– Это которые заимствовали детей, чтоб получать кровь девственников для молодильных зелий?
– Ага.
– Помню-помню. Они потом два месяца каялись и Совет Стражей доставали, чтоб им разрешили как-то искупить вину. Бери, Лёш!
– Может, мне и вас взять? – съехидничал юноша. И ошибся. Вдохновленное семейство (младшее поколение) тут же сделало вид, что приняло случайную оговорку за серьезное предложение, и принялось дружно собираться. Лёш попробовал сопротивляться, но когда Мила, вмешавшись в перепалку, посоветовала сыну прихватить всю эту компанию, вздохнул и сдался.
Лина замерла.
Ох не зря старшее поколение отправляет из дома детей. Ожидается серьезный разговор? Ну-ка, ну-ка.
Легкий шум затих, и в подслушке воцарилась тишина.
– Ну и? – наконец прозвучал первый голос – Милы. – Что вы об этом скажете?
– Что тут скажешь, Мила, тут слов нет. Я онемела, когда увидела.
– Да уж. Меньше всего я ожидала увидеть на пороге именно ее. Подумать только, из всех девушек мира – феникс. И к тому же…
Что «к тому же», услышать не удалось – подслушка все-таки разрядилась. Ах, невовремя. Но и так было ясно – знает семья Соловьевых о фениксах. Знает, и куда больше, чем можно прочитать в официальных справочниках. Что ж, так тому и быть.
Домой Лина не пошла. И в клан тоже не пошла.
Не сейчас, не сейчас.
Не видеть мать, не видеть бабушку. Никого, никого… Ледяная купель в ее будущем все-таки будет, и этого, кажется, не избежать. Убивать Лёша она не станет. Ни за что не станет. Значит, так тому и быть. Но приближать собственное невеселое будущее – нет уж.
Она шла по ночному Севастополю, бесцельно пересекая улицу за улицей, слушая то аккорд музыки, прорвавшийся из окна ночного кафе, то шум машин на улице, похожий на звуки какой-то необычной реки, то голоса прохожих.
– Ты ведь со мной? Лена…
– Милый…
– Эдик, прихвати из машины детское кресло!
– Да, дорогая.
– А я ему и говорю – мол, так и так, господин Стрельцов, мы с вашей дочерью собираемся пожениться.
– А он что?
Шумный город двигался, волновался, говорил, дышал вокруг одинокой девушки-феникса, то щедро бросая под ноги роскошь рекламных огней, то завлекая тишиной и темнотой. Витрина ювелирного магазина брызнула светом, сыпанула искрами, отразив Лину в роскошном уборе из ожерелья, серег и браслета. Девушка с невеселой улыбкой качнула головой, и картинка сменилась – вместо тяжелых и броских украшений на девушке-отражении замерцала рубиновая брошь, а в пышных волосах призывно сверкнула изящная диадема.
Пару секунд – и новая картинка, уже с колечками.
Девушка молча смотрела на сменяющиеся отражения, пока мудрая компьютерная программа не поняла, что клиент не собирается входить. Картинка разочарованно погасла, напоследок успев предложить пятнадцатипроцентную скидку.
И снова улицы, скверы, площади, мерцающие огнями… оживленно-шумные, светлые, как днем… тихие и спящие.
Улицы стелились под ноги неостывшим еще асфальтом, разбегались узором брусчатки, встречали плеском фонтанов. У нового фонтана «Райская птица» Лина остановилась, задумчиво окунула руку в кипящую светом золотую воду. Плеснула волна, вскинулась огнистыми струйками-перьями рукотворная птица. В плеск струй мягко вкрался гитарный перезвон, и целая стая мерцающих золотых огоньков сорвалась с огнистого чуда, закружилась цепочками, сплелась в облачко.
Красота какая!
Светотехника, новое слово в городской архитектуре и дизайне. Пока вот такая, редкие образцы. Но уже пробуют, испытывают, интересуются.
Чего только не выдумывали люди, вдохновленные новым чудом науки, – граффити и то оказались заброшенными. Возможность увязать свет и музыку увлекала многих. А рекламщики с ума сходили.
Лина поймала на ладонь пушистый золотой огонек – стилизованное перышко Жар-птицы. Нежный, невесомый, обманчиво-живой огонек. Покачала на ладони. От него исходило едва ощутимое тепло. Вообще птица здорово напоминала феникса. Оранжево-алое, огнисто-золотое, беспокойно переливающееся пламя в облике птицы. Просто не верится, что это вода.
Поколебавшись, девушка присела на низкий бортик. Подобрала ноги, обняла колени и замерла, неотрывно глядя на это иллюзорное пламя.
Я неправильный феникс. Наверное. Что-то всегда было не так, с самого начала. Я неправильный феникс и сейчас сижу у неправильного Пламени. Наверное, забавная картинка.
– Лина!
Девушка вздрогнула и улыбнулась. Голос был знакомым – ясный голос Лёша, от которого замерзшее сердце словно окунулось в теплый ветер. Нашел.
Лина обернулась.
Он стоял на одной из световых дорожек – наполовину на свету, наполовину в тени – и испытующе смотрел на нее.
Ангел мой.
Непривычная, не ее мысль, толкнулась в сознание и растаяла, прежде чем феникс успела за нее ухватиться. Исчезла, оставив странное ощущение несбывшейся надежды. Странно, Лина должна злиться – ведь если он может найти ее в любой момент, это серьезное осложнение. Но злиться не хотелось. Хотелось другого. Чтобы подошел. Чтобы присел рядом, чтобы обнял и можно было склонить голову на его плечо.
– Лина?
Наверное, удивлялся, почему она не отозвалась или не встала навстречу. Ну а если ей просто хочется посмотреть на него, замершего между светом и тьмой?
– Лина?
Девушка усмехнулась: в этот миг Лёш – осанка, наклон головы, чуть приподнятая рука – напоминал танцора, который собирается пригласить партнершу.
– Иди сюда.
Лёш улыбнулся и шагнул вперед.
Золотистые огоньки слетели с крыльев птицы и плавно поплыли к нему… а потом закружились в быстром хороводе, нерешительно трогая то волосы, то руки.
– Эй! – Юноша удивленной улыбкой встретил пушистый шарик, присевший на его ладонь. А совершенно осмелевшие огоньки так и норовили присесть на плечо. – Эй!
– Своего почуяли! – хмыкнула Лина.
– Что?
– Человек Пламени как-никак. Скажи им «брысь».
– Брысь, – послушно повторил Лёш, и Лина закатилась смехом – поверил! Поверил.
Доверчивый мой.
– Разыграла?
– Немножко, – призналась девушка. – Иди сюда.
Зеленые глаза понимающе блеснули, и Лёш оказался рядом. И можно наконец утихнуть и погреться в надежных ласковых руках. И плечо он спокойно подставил. Эмпат несчастный.
«Несчастный эмпат» чуть слышно вздохнул и как-то удивительно ловко, почти незаметно переместил ее к себе. Только что сидела на прохладном мраморе – и вдруг оказалась в уютном тепле.
На всякий случай она прислушалась к Фениксу, но тот, как всегда в последнее время, проявлял полнейший пофигизм в отношении к возможному источнику магических сил. На диету решил сесть, что ли?
Феникс довольно закурлыкал и отказался от общения.
Ничего не понимаю.
Ну и ладно. Зато как хорошо. Я имею право на капельку счастья.
Где-то неподалеку послышались голоса – стая Соловьевых-младших, очевидно, напала на след и кружила совсем рядом. Скорей всего в этой семье умеют чуять друг друга, и они засекли Лёша, а не ее.
Ну-ну. Вот интересно, что на это скажет Лёш?
Тот беспокойно шевельнулся:
– Э-э, Лина.
– Мм?
– Я тут… не один.
Лина подняла голову, имитируя удивление:
– Хм… и с кем ты тут? Я вроде никого больше не вижу.
Щеки Лёша чуть зарозовели:
– Мы тут… с Димом.
Лина сжала губы, маскируя улыбку: чертовское преувеличение, милый.