– Хм, – пробормотал Вадим, – Кажется, я стал пить больше. А что такого? Во-первых, у меня есть деньги на выпивку, много денег. Во-вторых, алкоголь помогает мне прожить еще один день, помогает стоять на ногах у холста по двенадцать часов. И… И это все из-за Романа…
– Что с ним случилось? – спросил Александр Петрович.
– Он нашел себе женщину, – Вадим прорычал, с силой сжимая челюсти. И вдруг вскрикнул:
– Понимаете, он променял меня на женщину! Самое противное – он отрицает все то, что было между нами! Он любил меня, я точно знаю! А теперь говорит, будто я все это придумал себе. Вы представляете? Я все себе придумал! Он держал меня за руки, мы проводили друг с другом ночи, и нам было плевать на весь мир, он звонил мне, он выслушивал все мои жалобы на проблемы, он сушил мои слезы, он дарил мне цветы! Представляете? Даже дарил цветы… И вот он говорит, что я все придумал! И сказал мне, чтобы я все забыл.
Александр Петрович терпеливо слушал.
– Это моя натурщица. Вероятно, познакомились в моей студии во время какой-нибудь очередной пьянки… – Вадим помолчал и прошипел с настоящей ненавистью, – Грязная шлюха! Они трахались в соседней комнате и даже не удосужились закрыть дверь! Да еще и под музыку. Этого…как его там?.. Ну помните, у него еще куча голых баб была в клипе?
Александр Петрович промолчал, понимая, что Вадиму сейчас не важно, понимает ли доктор, о каком исполнителе идет речь. Художник продолжал:
– Рома так смотрел на этих женщин… С восхищением. Я намекнул ему на это, сказал, что это просто голые куски мяса. А он ответил, что я ни черта не понимаю в женской красоте. Знаете, как будто это было какое-то предзнаменование. И вот… они… Уф… Я убежал в ночь. Он искал меня. Потом нашел. И все мне высказал. Что он не любит мужчин. Что он не такой, как я. А я… Я себе все придумал… Но…Я все-таки сумел. Я уговорил его. Сказал, что это – последнее, о чем я его попрошу… Он придет на выходных.
– Что ж. Это прекрасно. Все будет хорошо.
Александр Петрович похлопал Вадима по плечу, и тот слабо улыбнулся.
***
Шли дни. Погода испортилась, от бабьего лета не осталось и следа. Начались сильные дожди, дорогу возле дома, где жил доктор, размыло. Поток грязной воды носил веточки, желтые листья и прочий мусор. Изредка по этой дороге пыталась проехать одинокая машина. Шофер осторожно выкручивал руль, но, в конце концов, застревал в какой-нибудь луже. Мрачное небо давило на этот мир, и тело Александра Петровича реагировало, как барометр – все внутри него падало, и он тоже падал духом.
Компьютер был включен, Граф и его подруга, которую доктор назвал Лайкой, лежали рядышком на ковре. Их головы были перебинтованы. Александр Петрович взглянул на Графа. Похоже, собака хорошо перенесла операцию. Доктор включил компьютер в режим сканирования радиосигнала с головы Графа. На экране, в небольшом окне появились какие-то черные полосы.
– Графуша, – нежно проговорил доктор.
Обе собаки повернули к нему головы, как будто эти слова касались их обеих. Экран вспыхнул ярче и на нем начали появляться цветные полосы. Доктор усмехнулся и вывел еще один график. На этот раз сканирование шло с радиодатчика Лайки. Цветные полосы графиков Графа были идентичными графикам Лайки.
Александр Петрович тщательно сравнивал графики. Кривые линии слева повторяли кривые линии справа. Казалось, он сканировал один и тот же мозг, но это было не так. Самым потрясающим открытием для доктора явился тот факт, что Лайка за несколько дней сама научилась делать то, чему Александр Петрович учил Графа полгода. А именно, она стала вставать на здании лапы, чтобы выпросить еды у доктора, хотя тот не требовал у нее выполнения подобного трюка. Зато так делал Граф.
Александр Петрович открыл нужный документ и принялся быстро строчить.
Сегодня тридцатое сентября. С момента операции прошло четыре дня. Мне удалось поместил две личности в одно тело, и теперь Граф, если можно так выразиться, может видеть мир глазами Лайки, а Лайка – глазами Графа. Они испытывают одинаковые эмоции. Этот феномен выявляет себя в простых опытах. Так, когда одно животное начинает есть, у другого начинается усиленное слюноотделение. Пока что животные чувствуют настроение друг друга на уровне простых рефлексов. Но есть и непредвиденные мною результаты. Пока что еще не вполне можно сказать, отрицательные они или положительные. Так, у Лайки появились новые рефлексы, которые могли к ней перейти только от Графа. Пока для меня остается загадкой, будет ли, к примеру, Лайка мыслить так же, как Граф. Будет ли затронута их высшая эмоциональная и интеллектуальная сфера, будут ли они на этом уровне осознавать и чувствовать эмоции и мысли реципиента?
***
«Белые коридоры, белые люди. Они идут мне навстречу, у каждого что-то болит, каждый о чем-то стонет. Я хочу помочь им всем. И я помогу.
Вон бесцельно шатается. Его биологический возраст – тридцать пять лет, но мы видим перед собой ребенка, который несет в руках плюшевого медведя, его единственного проводника в этом мире. Гебоидный синдром – говорят они. Хватит, говорю я. Он, прежде всего, – Человек. А вон и старая Анна Сергеевна, которая подожгла свою квартиру, после чего и попала к нам. Синильный психоз – говорят они. Хватит, говорю я. Они люди, они жертвы нашей конфликтной, стрессовой жизни. Недавно мой подопечный, больной подростковой шизофренией, порезал себе вены. Банально, пафосно, ремня ему вовремя не всыпали – говорят они. Хватит, говорю я. Хватит!».
Александр Петрович шагал по длинному белому коридору больницы. Когда он зашел в свой кабинет, здесь хозяйничала уборщица Светочка. Молодая девчонка, устроилась на полставки. Вполне мила и обходительна. Она всегда вежливо здоровалась с Александром Петровичем и осведомлялась о его самочувствии. И Александр Петрович всегда отвечал, что все отлично. Но сегодня она заметила, что что-то не так. И спросила, что случилось.
– Я просто устал, – сухо ответил Александр Петрович.
– Вам бы отдохнуть недельку-другую на море, – улыбнулась девушка, продолжая протирать подоконник, – с женой бы съездили куда. Александр Петрович молча слушал ее, снимая пальто и переодеваясь в белый халат. Он считал, что в его возрасте поздно думать о личной жизни. Нужно думать о том, что останется после. Михаил, его старинный и единственный друг, считает, что каждый обязан прожить жизнь счастливо, то есть, ради самого себя. По его мнению, только глупцы живут ради работы и других людей. У Михаила есть все, что нужно для счастья в его собственном понимании – имя, деньги, хорошая работа, множество знакомых. Про таких, как он, говорят – умный, интеллигентный человек, который сделал себе карьеру, который сделал себя сам.
Когда уборщица ушла, Александр Петрович подошел к подоконнику, взял литровую банку с отстоянной водой и полил цветок. Светочка всегда забывает полить его. Александр Петрович нечаянно задел стебель, и на пол упало несколько сухих листочков.
***
Александр Петрович сидел на кухне перед мойкой и задумчиво смотрел на тонкую струйку воды, текущую из крана. Это успокаивало. Он часто делал так, сначала в школе перед экзаменами, потом после смерти матери, потом после смерти своей поэтессы. Постепенно эти «посиделки» перед краном стали для него чем-то вроде ритуала перед важными событиями. Вода текла на дно раковины и исчезала в черной дыре стока. Скоро должны были прийти Вадим и Роман, а потом… А потом он должен совершить гнусный поступок ради того, чтобы сделать людей счастливыми. Но поступок действительно гнусный! Можно даже сказать, это преступление в каком-то смысле.
На столе лежали две ампулы с мощным транквилизатором. Если была бы возможность вколоть его сразу в вену, все было бы значительно проще, но как уговорить пациентов на укол? Придется все сделать по-другому… Но в любом случае это делается на благо всего человечества и на благо двух отдельно взятых людей.
Внезапно со двора послышалось повизгивание. Александр Петрович узнал голос Графа. Вот так отпустишь одного погулять – сразу же найдет неприятности.
Доктор вышел во двор, в туманное утро – сонное солнце едва пробивало белесую пелену. Александр Петрович позвал Графа, посвистел, но никто не подбежал к нему. Зато он увидел вдалеке у забора странную картину. Лайка вскочила на Графа, обняв его передними лапами. Бедный пес даже не сопротивлялся, лишь жалобно повизгивал.
«О боже, – подумал доктор, – Лайка думает, что она кобель. А Граф тоже хорош – смирился с таким обращением к себе! В нем появилось что-то от самки...»
Тем временем Лайка вдруг гневно зарычала и впилась зубами в загривок своей жертвы. Граф взвизгнул, появилась кровь. Александр Петрович не выдержал и закричал:
– Ты что творишь, а ну брысь!
Лайка не обращала на крик никакого внимания и продолжала трепать Графа. Александр Петрович попытался отогнать ее, но тут Лайка развернулась и укусила хозяина за руку. Потом отскочила на небольшое расстояние и внимательно следила за его реакцией. Потрепанный Граф, скуля и припадая на передние лапы, убежал. А потом и Лайка исчезла в густом тумане. Александр Петрович остался один, в недоумении сжимая пораненную руку.
***
Роман и Вадим пришли в девять утра, как и было уговорено. За это время Александр Петрович успел успокоиться, продезинфицировать и перевязать руку и отвлечься от мыслей о странном поведении своих подопытных животных. Сейчас нужно думать только о предстоящей операции. Несомненно более сложной и важной.
Александр Петрович пожал руки молодым людям и пригласил обоих в гостиную, ссылаясь на страшный беспорядок в своем кабинете. Первое время Александр Петрович разглядывал пару. Роман был чуть выше Вадима, загорелый, здоровый молодой мужчина с правильными чертами лица, прямым носом и тонкими губами. Хорошо одет, тщательно причесан и побрит. От него пахло дорогим мужским одеколоном, от Вадима – спиртом. Оба парня на фоне друг друга создавали резкий контраст.
– Что у вас с рукой? – поинтересовался Вадим.
– Ах, это? – Александр Петрович спрятал забинтованную руку за спину, – Открывал форточку и нечаянно разбил ее, вот и порезался. Ну что ж, для начала давайте выпьем чайку, поговорим немного о том, о сем… Вы пока присаживайтесь.
Александр Петрович ушел на кухню. Вадим и Роман на некоторое время остались одни.
– Забавный человек, – проговорил Роман, – Вежливый, безобидный. Я все по-другому себе представлял.
– Я ж тебе говорил, ничего страшного не случится. Просто поговорим с ним и все.
– Уф. Это ради нашей дружбы, – вздохнул Роман, – И ради тебя. Я рад, что ты все же обратился к психиатру. Вот если бы ты пришел сюда еще и трезвый…
– Я почти не пил, – упрямо возразил Вадим.
Роман замолчал. Он не хотел спорить. Всякий раз подобные споры заканчивались тем, что ему приходилось заламывать руки своему другу и ждать пока тот успокоится и придет в себя. Вадим не умел ни спорить, ни общаться с людьми, он мог даже на шутку среагировать вспышкой агрессии.
Вскоре вернулся доктор, неся поднос с хохломской росписью, на котором стояло три чашки чая, сахарница и небольшой серебряный заварный чайничек. Потом все трое взяли по чашке чая и, усевшись поудобней, стали разговаривать.
– Все-таки очень интересно, – улыбнулся Роман, – Что вы на самом деле задумали? Зачем вам я?
– Но вы же хотите, наконец, разобраться в ваших с Вадимом отношениях? – ответил Александр Петрович, – А также решить проблему Вадима. Это хорошо, что он сам понимает ситуацию, а это – первый шаг на пути к выздоровлению. К сожалению, Вадим много пьет, а это может все осложнить и спровоцировать новые приступы. Сам Вадим уже не в состоянии победить себя, ему нужна помощь.
– И поэтому я здесь? – спросил Роман, поставив пустую чашку на стол. Вадим тоже допил свой чай и угрюмо вертел чашку в руках.
– Именно для этого, – кивнул Александр Петрович, – Есть два способа решить проблему Вадима. Первый способ – это консервативное лечение, клиника, лекарства, терапия. Второй способ – гораздо интереснее… Роман подавил зевок, смутился, попытавшись снова состроить заинтересованное выражение лица. Но сам не знал, что причина его сонливости – транквилизатор.
– Так что же это за способ? – спросил Вадим, тряхнув головой.
– Скоро все узнаете, – ответил Александр Петрович.
И оба парня почти сразу же повалились на диван крепко спящими.
***
Доктор притащил тела пациентов к себе в кабинет, здесь уже все было приготовлено. Две кушетки, укрытые белыми простынями, хирургические инструменты, кабеля, компьютер.
Александр Петрович с усилием свалил тело Вадима на одну кушетку, а тело Романа на другую. Окно было все так же плотно зашторено, горели лампы дневного света. На одной из ламп повредился стартер, и теперь она слегка жужжала, словно забавляясь игрой на нервах у растрепанного хозяина.
Александр Петрович глубоко вздохнул, натягивая резиновые перчатки и маску. Выбросил из головы все посторонние мысли. Но они все же настырно лезли в голову.
«Если завтра кто-то скажет, что я сошел с ума, он будет прав. Я действительно сошел с ума. Но не сейчас, а тогда, когда мои родители орали, что ненавидят друг друга. Но… Но если все удастся, если я все смогу изменить… Сколько людей тогда поймет, почему так важно слушать друг друга! Они смогут ощущать боль чужого человека как свою, и больше никогда никто никого не ударит и не обидит. Все будут счастливы. Может быть, даже я…»
Он старался не думать о странном поведении Лайки, об этом необъяснимом побочном эффекте. Откуда такая агрессия? Ведь если она получила часть разума Графа, то должна была скорее стать добродушной и ленивой… Хотя, может быть, она получила как раз ту часть, что была скрыта даже от самого Графа? Страшно подумать, что может случиться с людьми. Но Александр Петрович не намерен был отступать.
Он успокоился, его сердце стало биться спокойнее, а движения снова стали твердыми и скоординированными. Операция длилась шесть часов. За все это время Александр Петрович больше ни разу не подумал о людях, совести, преступлении и прочем подобном. Он весь ушел в работу. Единственное, о чем он жалел, это о том, что у него нет ассистента. Пара лишних рук ему бы не помешала.
***
Роман никогда не думал о том, что может чувствовать другой человек. Впрочем, он все же задумывался о боли физической, которую на его глазах испытывал кто-либо.