– Спасибо.
Человек Без Лица – последний, оставшийся в живых. Он спокойно стоит, наблюдая за разгромом своей гвардии.
– Беги! – вновь рычит волк, не отрывая от Дибенко взгляда.
– Дайверское братство? – насмешливо говорит Человек Без Лица. – Не ожидал.
Слишком он спокоен. Я киваю Вике с Неудачником, и те послушно начинают отходить. Мы с Романом остаёмся – двое против одного.
Но этот один слишком невозмутим.
– Я вновь предлагаю тебе одуматься, Леонид, – говорит мне Дибенко.
– Да уходи же! – сверкая зелёными человеческими глазами, шипит на меня волк. И прыгает на Человека Без Лица.
Прекрасный прыжок, он даже быстрее и точнее того, с крыши. Челюсти клацают, сжимаясь на шее Дибенко, передние лапы царапают ему грудь. Сейчас, стоя на задних лапах, оборотень куда выше человека.
– Щенок, – говорит Человек Без Лица.
Одной рукой он приподнимает волка за шкирку, и отшвыривает к эльфийской халупе. Удар так силён, что стена проваливается, и волк наполовину влетает в коридор. Но тут же встряхивается и вновь кидается на Дибенко. Удар был не просто ударом – шкура волка полыхает бледным сиянием.
Всадили-таки в Ромку вирус. Наверное, он отключил всю защиту – ради быстроты и точности движений. Но даже сейчас, пока вирус перемалывает его компьютер, он продолжает бороться.
Я бегу. Всё остальное – от лукавого. Ромка следил за мной – и как ухитрился? Бросился в бой, чтобы дать мне шанс.
Терять его – глупо.
Метрах в десяти по улице Вика тормозит машину «Дип-проводника», впихивает внутрь Неудачника, машет мне рукой. Потом её лицо искажается ужасом.
Спину царапает жалобный, затихающий вой, а в следующее мгновение Человек Без Лица хватает меня за плечо. Трудно соревноваться в скорости с человеком, чей домашний компьютер – прототип «восьмёрки». Удар – я падаю на мостовую. Человек Без Лица, который придумал глубину, склоняется надо мной.
– Я был терпелив, – говорит он.
Плюю в серую туманную маску. Жест чисто символический – возможность плеваться в виртуальном теле не предусмотрена. Надо будет Компьютерному Магу подкинуть идейку…
Дибенко проводит ладонью по отсутствующему лицу, словно стирая плевок. Но он не столь брезглив. Его пальцы зачерпывают горсть тумана, комкают, словно грязный городской снежок.
– Лови, дайвер. Счастливых снов, – говорит он.
И снежок летит мне в лицо, разворачиваясь бесконечным полотнищем. Уже не серым – красочным, искрящимся, зеркальным, праздничным, узорчатым.
Я слишком поздно понимаю, чем мне знакомо это разноцветье.
Глубина-глубина…
Слишком поздно.
Дип-программа накрывает меня, и увернуться нет сил.
Глубина-глубина…
А полотнище все полыхает, не собираясь гаснуть, как положено честной, законопослушной дип-программе…
Глубина-глубина…
Я ныряю все глубже, я падаю в эту цветную пропасть, в бесконечную череду фальшивых отражений, в цветной лабиринт, в безумие и беспамятство.
На моей машине нет таймера, и никто не придёт к моей двери со своим ключом.
Глубина-глубина…
Я не могу выныривать с такой скоростью, с какой затягивает цветной водоворот!
Глубина-глубина…
111
Прежде всего – спокойствие.
Говорят, это любимая присказка какого-то нашего космонавта. Только кто сейчас помнит героев ушедших дней?
Спокойствие.
Паника убивает быстрее пули.
Вокруг меня – бесконечный калейдоскоп. Радуга, фейерверк, работающая дип-программа. Как просто – и неожиданно. Дайвер может вынырнуть, но что он сделает, когда вода прибывает быстрее, чем он рвётся вверх?
Ещё не знаю.
Делаю шаг – как ни странно, это удаётся. Мир потерял реальность, стал картиной сумасшедшего абстракциониста. Мимо проносится оранжевая крутящаяся лента, свивается кольцом, пытается завязаться вокруг головы. Срываю её – рук не видно, но лента обиженно отлетает в сторону. Из-под ног, которых тоже нет, бьют фонтанчики белой пыли. Начинает идти изумрудный дождь, каждая капля – крошечный кристаллик, больно колющий тело.
И тишина, мёртвая тишина, почти та, о которой говорил Неудачник…
Спокойствие.
Где я сейчас? Бреду по улице Диптауна, вытянув руки и слепо глядя в ничто? Или упал куда-то в глубину Дибенковского компьютера? А может быть, подобно мифическим персонажам, растёкся по всей сети?
Спокойствие.
Прежде всего – я дома. Дома, за своим стареньким компьютером. В шлеме и костюме. Где-то передо мной – клавиатура, справа – мышь. Если нащупать клавиши, вручную ввести команду на выход…
Нет, это невозможно. И дело даже не в том, что я не почувствую кнопок под пальцами. Сознание давным-давно привыкло имитировать движения. Я не вытягиваю руку – я лишь слабо подёргиваюсь, я не прыгаю – приподнимаюсь со стула, не иду – перебираю ногами под столом. Иллюзии. Глубина.
– Вика! – говорю я. – Вика! Выход из виртуальности! Вика, я прерываю погружение! Выход!
Нуль эффекта.
Я принимал как должное возможность общаться с «Виндоус-Хоум» из глубины. Принимать и перекачивать файлы, выходить из глубины, интересоваться свободными ресурсами машины. Если бы всё было так просто… какая нужда была бы в дайверах. Сейчас, в шкуре обычного виртуальщика, я на общих правах.
Я не чувствую реального мира.
Не могу позвать на помощь.
Я тону.
Спокойствие!
Пытаюсь стянуть шлем, которого не ощущаю. Бесполезно. Бегу, рвусь – в надежде оборвать провода.
Вряд ли я сдвинулся хоть на метр.
Закрываю глаза. Надо отключиться от дип-программы. Не видеть её. Не погружаться дальше.
Глубина-глубина, я не твой, отпусти меня, глубина…
Повторяю сотню раз – двоечник дайверской школы, уныло пишущий в тетрадке одно и то же предложение.
Глубина-глубина, я не твой, отпусти меня, глубина…
Ничего не меняется.
Там, в бесконечно далёком настоящем мире, моё оцепеневшее тело сидит перед компьютером. И в открытых глазах отражаются губительные радуги.
Дибенко меня поймал.
Случайно ли он придумал эту ловушку? Пытался научиться выныривать, изобретал спасательный круг, а придумал кадку с цементом на ноги? Или он стремился именно к этому – не подтянуть всех виртуальщиков до способностей дайверов, а опустить нас на общий уровень?
Может быть, я уже никогда этого не узнаю.
Что произошло с Ромкой? Успела Вика сесть в машину – или тоже блуждает в разноцветной метели, а Неудачник идёт с Дибенко – покорный и молчаливый?
Чтобы узнать, я должен вернуться.
Мир вокруг немного успокаивается. То ли буйство красок обрело систему, то ли я присмотрелся, привык к происходящему. Будем считать, что изумрудный дождь падает сверху – уже есть ориентир. Попробуем идти. Медленно, спокойно. Хотя бы к этой упрямой оранжевой ленте, крутящейся впереди…
Лента подпускает меня почти вплотную и отлетает. Успеваю заметить, что изумрудный дождь посек её, истрепал края. Оранжевая лента свита в кольцо Мёбиуса, словно… словно она независима от окружающего пространства!
Что-то чересчур замысловато для дип-программы…
Вновь двигаюсь к ленте – и снова она не даётся в руки, уносится вдаль.
Что происходит, на самом-то деле? Вокруг меня сформировался этот безумный мир, или все происходящее – шуточки подсознания?
Иду за лентой. Любое направление может быть правильным – если здесь существуют направления. Дождь усиливается, кристаллики утончаются, превращаясь в иглы. Наклоняю голову, защищая глаза, продолжаю идти. Почему-то меня радует происходящее. Кто-то с кем-то борется.
Значит, ещё есть шанс.
Ни расстояния, ни времени. Все меры слились воедино. Быть может – прошёл час, быть может – три километра.
Может быть, пришло безумие.
Лента порхает впереди, но её движения все медленнее и неувереннее. Это уже оранжевые лохмотья, изрубленные дождём. Последний рывок – и она падает вниз, выбивая гейзер белой пыли.
Конец?
Стою над остатками своего странного проводника. Что теперь? Ориентиров больше нет. Закрываю глаза – и слышу слабый, далёкий звук.
Дип-программа не оперирует звуками! Говорят, хоть может быть, это просто слухи, что на компьютере Димы Дибенко не было звуковой карточки.
Иду.
Звук становится громче, но не делается отчётливее. Так может журчать лесной ручей, или шуметь далёкий прибой, или потрескивать пламя свечи. Да всё равно, пусть хоть я слышу эхо Большого Взрыва – мне нужен этот звук, это отсутствие тишины!
Шаг, ещё шаг.
Даже сквозь сомкнутые веки я чувствую: что-то изменилось.
Открываю глаза. Мир словно выцвел. Изумрудный дождь утратил яркость, стал блеклым, уже не смарагды – грязное бутылочное стекло сыплется с неба. Белая пыль под ногами едва видна.
А впереди горит голубая звезда.
Осколок дневного неба.
То ли она выросла, то ли я стал меньше – мерцающий огненный шар теперь возвышается надо мной. Я протягиваю руки, касаюсь тёплых лучей.
И падаю в звезду.
Ветер.
Холодный ветер бьёт в лицо.
Я поднялся с запорошённой снегом земли. Куда ни глянь – плоская как стол равнина. Горизонта нет. Небо – в скользящих, переплетающихся оранжевых нитях, сквозь которые струится голубой свет.
А ещё – туманные струи, текущие над землёй. Меняющие яркость и плотность, несущиеся навстречу ветру и взмывающие к оранжевой решётке неба.
Отряхнув с колен снег, я посмотрел на ладонь. Странный снег – слишком большие кристаллики, рассыпчатые и не слипающиеся. Они шипят на моей руке и улетают лёгким дымком.
– Рад, что ты дошёл, Лёня, – сказал Неудачник из-за спины.
Я не успел обернуться – он почти выкрикнул:
– Нет… не надо!
Окутанная туманом равнина, холодный ветер, сыпучий снег… Я сглотнул застрявший в горле комок:
– Неудачник… спасибо тебе.
– Я должен был помочь, – очень серьёзно ответил он. – Хотя бы попытаться. Ведь ты меня спасал.
– Не очень-то удачно…
– Но ты вывел меня. А мне было очень плохо… там.
– Догадываюсь. Но ты мог бы пройти «Лабиринт» за час… за десять минут…
– Лёня…
– Мог просто выйти, а мог и побить все рекорды.
– Нет, не мог.
– Но почему?
– Ты до сих пор не понял? – в его голосе мелькнуло удивление.
– Не хотел убивать?
– Да.
– Но это же не по-настоящему! – воскликнул я.
– Для тебя.
– Я никогда не смогу быть таким, как ты.
– А это и не нужно, Стрелок.
– Знаешь, – борясь с искушением повернуться, сказал я, – мне однажды показалось на миг… только на миг… что ты Мессия. Понимаешь?
Неудачник очень серьёзен.
– Нет, Леонид. Я не хотел бы быть вашим богом. Любым из придуманных. Они очень жестоки.
– Как мы.
– Как вы, – эхом откликнулся Неудачник, и в голосе его была печаль.
– Это сон? – спросил я, помолчав. – Всё то, что вокруг?
Он очень долго молчал, тот, кто стоял за моей спиной, и просил не оборачиваться.
– Нет, Лёня. Если это и сон – то не твой.
Я понял.
– Спасибо.
Мне не было холодно, наверное, потому что он так хотел. Меня не обжигал серый крупитчатый снег под ногами и не испепеляли туманные струи. Может быть, это было для него пустяком, а может быть, требовало неимоверных усилий? Не знаю.
– Вы успели уйти? – спросил я.
– Да. Сейчас мы едем по городу. Вика даёт водителю один адрес за другим… по-моему, она не знает, что делать.
На миг Неудачник запнулся, потом добавил:
– А ещё она плачет.
Оранжевые ленты вьются в небе. Бесконечный танец под жарким голубым солнцем. Наверное, это всё же красиво…
– Скажи ей, что со мной все нормально.
– Это правда?
– Не знаю. Ты поможешь мне выйти отсюда?
Неудачник не ответил.
– Я смогу выйти?
– Да. Может быть.
– Скажи Вике, что все хорошо.
– Она не поверит.
– Поверит. Она тоже почти поняла. Скажи ей, что в русском квартале «Диптауна» есть компания «Поляна». Ей принадлежит один-единственный дом. Такая скучная бетонная двенадцатиэтажка. Ждите меня там, у второго подъезда, ровно через час.
– Ещё что-нибудь, Леонид?
– Нет. Все.
– Тебе будет очень трудно, Стрелок, – Неудачник запнулся. – Ты привык бороться с глубиной. Сила и напор. Ты хороший пловец, ты всегда выныривал из водоворота. Но сейчас это не сработает.
– Ты не привык полагаться на силу?
– Смотря на какую силу, Стрелок…
Что-то легонько коснулось моего плеча. То ли прощаясь, то ли ободряя.
И небо из оранжевых нитей упало на снежную землю…
Поднимаюсь – в брызгах красок, в калейдоскопе искр. Дип-программа работает. Своего тела я по-прежнему не вижу.
И только едва ощутимая память прикосновения живёт во мне.
Я ещё помню тот мир, ещё живу в нём. В чужом далёком сне…
– Что же ты творишь, Дибенко? – шепчу я в безумствующую тишину. – Нельзя… нельзя с ним поступать по-нашему.
Он не слышит меня, случайный творец виртуального мира, он продолжает свою погоню за Неудачником, охоту за чудом. Но мне надо его найти, объяснить, как он ошибается…
Закрываю глаза, раскидываю руки. Цветные всполохи за опущенными веками – дип-программа продолжает окутывать мой мозг.
Прежде всего – спокойствие. В ней нет ничего демонического. Блестящая побрякушка, которую крутили перед глазами пациента гипнотизёры – вот что такое дип-программа. Побрякушка электронного века. Нет границы между сном и сном во сне. Я сам строю эти барьеры. Сам уговариваю себя, что тону.
Но сейчас – время выныривать.
– Глубина… – шепчу я, почти нежно. – Глубина-глубина…
Мы строили её, укладывая кирпичики компьютеров на цемент телефонных линий. Мы соорудили очень большой город. Город, в котором нет ни добра, ни зла – пока не приходим мы.
Нам было трудно в настоящем. Там, где не понимают азарта многодневного взлома чужой программы и многомесячного написания своей. Там, где говорят не о падающих ценах на мегабайт памяти, а о растущих ценах на хлеб. В мире, где убивают взаправду. В мире, где трудно и грешникам, и святым, и просто людям.
Мы построили свой город, не знающий границ. Поверили в то, что он настоящий.
Время выныривать.
Нам хотелось чудес, и мы населили ими Диптаун. Эльфийские поляны и марсианские пустыни, лабиринты и храмы, далёкие звезды и морские глубины – всему нашлось место.
Но сейчас – время выныривать.
Мы устали верить в добро и любовь, мы написали на знамени слово «свобода» – в наивной вере, что свобода – выше любви.
Пора взрослеть.
– Отпусти меня, глубина, – прошу я. – Глубина-глубина… я твой.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. НЕУДАЧНИК
00
Вначале – темно.
Все краски мира исчезли в один миг.
Я не заметил, когда и как это произошло. Только что вокруг была дип-программа, а теперь – нет вообще ничего.
Может быть, так и гибнут дайверы? Падая на самое дно виртуального пространство. Сжигая мозг, и уже не ничего не воспринимая?
Но темнота дробится на сетку крошечных квадратиков, меняет яркость. И краски возвращаются.
Я стою, прижимаясь лбом к стене. Нарисованной стене нарисованного дома.
Странно. Словно я вошёл в виртуальное пространство, вообще не включая дип-программу. Но я смотрю не на экранчики шлема, я, вроде бы, по-настоящему здесь! Только мир перестал быть реальным, стал нарисованным, мультяшным.
Отступаю от стены, квадратики сливаются, превращаясь в коричневые прямоугольники. Кирпичи. Смотрю в небо – тёмная синь с редкими звёздами. Вдоль улицы – дома и дворцы, похожие на детские рисунки: чёткие контуры, залитые краской. Этот домик из кирпича, этот забор – деревянный, в палисаднике – ёлочки… Вдоль улицы – стальные трубы с жёлтыми пятнами на острие. Фонари… Условность, сплошная условность. Районы поприличнее нарисованы лучше, но сейчас я где-то на окраине. Мир вокруг создан на простеньких программах, и поддерживается слабыми машинами.
А самое смешное, что я – вполне настоящий. Разорванный в драке рукав рубашки, исцарапанные руки… Подношу ладонь к лицу – виден каждый волосок, видна грязь под ногтями и сбитая на костяшках пальцев кожа.