Часть 1. Ковчег
1
До вчерашнего дня я был счастливым человеком. Никогда не думал, что пойму это, только когда станет поздно.
Горечь, боль, страх, сожаление — я помнил все слова, но ничего не испытывал. Словно меня заморозили изнутри. Несколько раз за последние сутки я даже думал, что, наверное, уже умер, и у меня такой странный личный ад.
— Я был пьян, — твердил я как Устав, хотя, разумеется, жалкое оправдание ничего не могло исправить. И те, кто напротив, ожидаемо ни на йоту не изменили выражения лиц. Я знал, но остановиться не мог. — Я был пьян и ничего не помню.
Майер бесстрастно заносил сказанное в журнал и ни разу не посмотрел на меня. Да никто из них не смотрел — незачем, все было понятно с самого начала. Даже отец… нет, даже Адмирал, молчавший во главе стола, не поднимал взгляда. Наконец встал Паскаль, и у меня защипало в глазах. Еще вчера я мечтал попасть в его отряд, еще вчера у меня был вполне реальный шанс: и сам Блейд выделял меня из студентов Школы, и оте… Адмирал обещал рекомендовать. Еще вчера…
Пришлось отвернуться. И слушать, глядя на расплывающуюся в глазах перегородку.
— Аденор Раду, вы признаны виновным в убийстве офицера Базиля Перкса и единогласным постановлением военного трибунала приговариваетесь к высылке на нижние ярусы. Покинуть пределы Полиса вы обязаны в течение двенадцати часов. Если через данное время вы будете обнаружены на территории, подвластной Военному совету, охранники получат приказ стрелять на поражение. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит.
И, словно подчеркивая сказанное, загудела полуденная рында, отсекая мое благополучное «вчера» от неизведанного «завтра».
Из камеры меня выпустили, не вернув ни оружия, ни ремня. Свет дневных ламп ударил по глазам, я зажмурился, постоял, впитывая их тепло, и услышал топот.
Для выхода я выбрал самое неудачное время — моя группа как раз направлялась на стрельбище. Они прошли мимо, чеканя шаг, — подтянутые, аккуратные, с сосредоточенным выражением лиц, — и никто не повернул головы в мою сторону. Немудрено — ни один не хотел запачкаться сочувствием ко мне. Да ни один и не сочувствовал. Такого не могло случиться с ними. Они не могли стоять здесь в расхристанной форме, с полуоторванным воротничком, срезанным аксельбантом и без нашивок, в обвисших штанах. Потому что принадлежали к элите. Они были первыми сыновьями первых лиц Корабля, их будущее было строго определено, безоблачно и блестяще. А мое стремительно и безвозвратно катилось в черную дыру.
Разумеется, меня сопровождали. С двумя охранниками за спиной я дошел до своего флата. По привычке, наверное, потому что собирать тут было нечего — мне ничего здесь не принадлежало. Я посидел на лежанке, упершись взглядом в полку с учебными кристаллами, и понял, что больше не могу. Встал и вышел, не запирая дверей — к чему? Запись в дактозамке все равно сменят, когда поселят нового жильца, а посягать на казенное имущество неудачника никто не станет.
Коридор был пуст — в Школе еще продолжались занятия. Мои молчаливые сопровождающие ожидали на выходе, прислонившись к косякам. Излучатели покоились в кобурах на бедрах, хищно подмигивая бликами на рукоятях. И будут покоиться там еще чуть больше трех склянок, после чего получат право вынырнуть оттуда и впиться жадными огненными языками в человеческое тело. Мое тело…
Меня передернуло, и я двинулся прочь с территории Школы. Оставалось еще три места, которые я собирался посетить напоследок.
Мари мне даже не открыла — коммуникатор отозвался страстными вздохами и вскриками, и, услышав мой голос, она только простонала: «Уходи!».
Что ж, во всяком случае, я попытался попрощаться. Но сестру никогда особо не волновали мои дела, даже когда я был в порядке, а уж теперь… Разумеется, любовные развлечения новой обитательницы элитного этажа Скайпола не в пример важнее моей никчемной жизни.
Лифт доставил меня на средний ярус Полиса. Охранники спустились в соседнем, даже во исполнение служебного долга побрезговав ехать в одной кабине со мной. Каменные лица, черная форма без единой складки — воплощение порядка и благонадежности. А я ведь тоже вчера был воплощением — благополучия, силы, успешности… В бездну такие мысли!..
Мама не встала с кровати, виновато улыбнулась:
— Опять спина, Норик.
И я, размотав сиреневую шаль, привычно положил руки ей на поясницу, гладил и легонько мял до тех пор, пока она не вздохнула свободно:
— Ох! Спасибо, сынок. У тебя волшебные руки.
Я посмотрел на свои руки — смуглые, с длинными пальцами и коротко обрезанными ногтями. Удивительно — сегодняшние руки убийцы ничем не отличались от вчерашних рук образцового курсанта.
Мама накинула халат на розовое кружево рубашки, взяла мою ладонь в свои:
— Прости, — помолчав, произнесла она, — я ничем не могу помочь, ты же знаешь.
Знаю, мама. Знаю даже больше — именно я виноват в том, что тебя быстро и бесшумно переселили с элитного этажа Скайпола в Полис.
Ты потеряла не только сына, способного унять боли в спине, но и влиятельных любовников, могущих поддержать тебя в трудную минуту. Больше чем уверен — ни одного из них ты здесь не увидишь. Твой нынешний удел — обслуживать грубоватых и не слишком выбирающих выражения техников, которым, по большому счету, все равно, какого пола партнер. Да и флат у тебя теперь… я тоскливо окинул взглядом голые стены и минимум самой простой мебели. Не сравнить с нашим в Скайполе. Комнаты всего две, в спальне Криса вообще поместились только кровать, стол и стул. От былой роскоши не осталось ничего — ни украшений, ни маминых великолепных нарядов. Конечно, она и так самая красивая на Корабле, но…
— За меня не волнуйся, — мама ласково взъерошила мне волосы, — рано или поздно это должно было случиться — годы берут свое. Мое время кончилось, началось время Мари… С десяток лет пробуду тут, а потом наступит время перейти в няньки. Я не пропаду. И у Криса все наладится — на будущий год он уже не будет жить в Полисе, и родство с тобой ему забудут. Сейчас ты должен заботиться о себе.
— Мам, а, может… может, мне пропустить срок? — отчаянно спросил я, словно в пропасть шагнул. — Остаться после полуночной рынды? Я же все равно умру там, внизу. Меня пришибут тут же, едва я ступлю на нижние уровни — вряд ли в Дубадаме рады лишним ртам.
У мамы странные глаза — как и у меня. Но если про свои я не могу ничего сказать точно, то ее умеют менять цвет — от почти голубого до практически черного. И вот сейчас они как раз налились темнотой, словно лампы над озерной водой переключили в режим третьих послеполуденных склянок.
— Аденор, я растила тебя семнадцать лет. Ты был моим первенцем, долгожданным ребенком — сам знаешь, меня считали бесплодной, и вопрос о моем переселении в Полис уже был решен, когда лекарь обнаружил беременность. Твое рождение позволило мне не просто задержаться в Скайполе: ты похож на Адмирала, как его отражение лет тридцать назад, он относился к тебе как к сыну, а из-за тебя благоволил и ко мне. Мне хочется верить, что ты похож на отца не только внешне, Аденор. Если тебе суждено погибнуть вне Полиса — ты погибнешь, но сделаешь это с честью, а не встанешь добровольно под излучатель. Не доставляй никому такого удовольствия, Аденор.
— Мама, я убил человека. Я заслужил смерть.
— Перкс был… недостойным офицером. Ему не следовало тебя злить.
Не следовало, это правда. И ведь я его предупреждал не единожды, но он никогда не воспринимал меня всерьез. Или, напротив, специально действовал на нервы, чтобы в конце концов станцевать на моих костях?.. Да только глобально просчитался — в утилизатор, и вовсе не в переносном смысле, отправился он. Хотя вот танцевать меня как-то не тянет…
— Мам, а Крис? Я его не видел с… ну, с момента встречи с Перксом. Он в порядке?
— В порядке, но очень переживает — вчера даже плакал, думал, я не слышу…
Малышу Кристиану нет еще пятнадцати, и я люблю этого сорванца. Он учится на техника, и уже сейчас выбрал специализацию — гидропонное хозяйство. Неудивительно — одна из самых важных профессий на Корабле, таких инженеров уважают и ценят. А как не зауважать? Когда мы изучали общую теорию гидропоники, пришлось попотеть, чтобы сдать экзамен на высокий балл. Хотя мы и не углублялись в предмет настолько, как это необходимо специалистам.
— Он на занятиях?
— Конечно. Хочешь его дождаться?
— Не знаю, мама… может, ты за меня попрощаешься с ним?.. Скажи, что я… желаю ему удачи.
Да, удача Крису не помешает — теперь он автоматически займет мое место и, значит, через год его ждет Школа.
От этой мысли по телу побежали мурашки — с такой ясностью я осознал: меня бесповоротно вычеркнули из списка жителей Скайпола. Все. Аденор Раду больше к ним не принадлежит. Но понять и прочувствовать — разные вещи.
— Внизу будет тяжело, мальчик мой. Непременно будет, но нет причин сдаваться. Я верю в тебя, сынок. Ты справишься. У тебя есть особенный талант — пользуйся им без стеснения, там можно. На нижних уровнях тоже живут люди.
Люди… Меня никогда особо не интересовало, кто и как живет в Дубадаме. Не из-за отсутствия любопытства, а из-за отсутствия достоверной информации. Не судить же о нижних по диким слухам, гуляющим по ярусам: вроде того, что они все сплошь монстры с тремя головами, крадущие верхних жителей и поедающие их на ужин…
Не скрою, в детстве я верил всему услышанному и страшно боялся, что однажды «придет злой-презлой мутант и утащит в Дубадам». Но с тех пор немного вырос и понял, как опрометчиво верить всему на свете. К тому же три года назад я видел одного из них, нижних…
Во время изучения гидропонных систем мы частенько отправлялись на поля. Наш преподаватель, инженер Белуччи, считал практику не менее важной, чем теория, а потому гонял нас по механике нещадно. Я все никак не мог запомнить, в какую сторону движется маховик времени, а в какую — полива. Поэтому, проснувшись ночью перед экзаменом и в очередной раз не сумев твердо ответить, решил сбегать на ферму и убедиться воочию — чтобы утром не опозориться. Стараясь не разбудить домашних, натянул одежду, выбрался из флата и помчался к фермам — дорога, благодаря упорству инженера Белуччи, была мне хорошо знакома.
Поле пряталось в темноте, лишь по краям мерцали дежурные маячки — зря расходовать энергию после полуночной рынды у нас не принято. Прокравшись мимо сторожки, в которой дрых охранник, через несколько минут я очутился возле системы водоснабжения и засветил карманный фонарик.
Орудуя универсальным карманным ножом, свинтил чехол, поставил его у кромки поля и принялся изучать внутренности механизма. Неожиданно послышался подозрительный шум. Сообразив, как хорошо видно меня в темноте и насколько ограничен мой обзор из-за круга света, в котором нахожусь сам, я резко нажал на выключатель.
Про ужасных мутантов я на тот момент совершенно забыл, но быть обнаруженным охранником меня ни капли не прельщало — мало того, что от мамы попадет, так еще и в классах взыскание наложат… Нырнув за снятый металлический чехол, я затаился и едва дышал, вслушиваясь в непонятные звуки. Вдруг прямо передо мной мелькнул смутный силуэт, и с перепугу я надавил на кнопку фонарика, с которой забыл снять палец.
Неяркий луч выхватил стоящего передо мной зажмурившегося человека. Секунда — он открыл глаза и тоже включил свой осветительный прибор. Какое-то время мы безмолвно пялились друг на друга, после чего человек протянул руку, вынул из моих онемевших пальцев нож, потом фонарик, коротко кивнул, погасил свой прибор, дававший голубоватый свет, и бесшумно растворился в темноте. Через мгновение бросился бежать и я.
Затрясло меня позже, где-то на полпути к флату. Ноги не держали, и я опустился прямо на пол в одном из переходных коридоров.
Я видел мутанта — никакого сомнения. Только нижние могли быть такими бледными. Да и длинные волосы в Полисе носили исключительно женщины, а я столкнулся с мужчиной — резкие черты лица и пробивающаяся щетина говорили об этом. Ну и одежда: она ничуть не походила ни на одну известную мне форму, а в Полисе ничего другого почти не надевали — разве что по праздникам.
В мутанте не было ничего необычного — по крайней мере, внешне. Но почему-то у меня осталось стойкое ощущение, что мне крупно повезло уйти живым — видимо, он просто пожалел незадачливого мальчишку…
Отойдя от пережитого и передохнув, я вернулся на ферму после первых послеполуночных склянок, когда лампы затеплились серым светом: чехол следовало прикрепить на место. Страх, разумеется, еще остался, я нервно вздрагивал и то и дело оглядывался, будто вор, но в утреннем освещении чувствовал себя менее уязвимым. Охранник спал как ни в чем не бывало, и я, кое-как прикрутив болты голыми руками, благополучно вернулся домой, так никем и не замеченный.
В общем, с той поры страшные сказки о нижних больше не волновали мою кровь, но особых иллюзий насчет мутантов я не питал — может, выглядели они и как люди, да только жили наверняка совсем не так, как в Полисе и Скайполе. Поэтому вряд ли в Дубадаме меня ждало что-то хорошее.
Я отчетливо помнил труп предыдущего изгнанника, найденный в Черном Коридоре (несколько лет назад за убийство товарища выслали на нижние уровни одного из техников). Оптимизма воспоминание не внушало. Хотя, кто бы спорил, мама права: люди внизу есть. Вряд ли тот техник перерезал себе горло сам.
— Да, мама, конечно, там живут… Мне пора.
Она притянула меня, обняла, щекоча шею короткими локонами, вьющимися у висков, пошептала что-то — как всегда, непонятное, — а потом сказала громче:
— Норик, там, в углу, для тебя… Возьми рюкзак.
Я поцеловал ее в теплую щеку, поднял рюкзак на плечо и шагнул к дверям. Мама наверняка смотрела мне в спину. И не плакала, я знаю. Не плакал и я. Мы странные люди — так считали все наши соседи. А странные люди обязаны быть странными до конца. Даже если это конец жизни.
Веселый перезвон вторых послеполуденных склянок настиг меня на пути от флатов к лифту.
Мне оставался последний визит, и я вновь поднялся в Скайпол — как раз сейчас у Аделины должен начаться перерыв, насколько я успел изучить ее расписание. Доставлять удовольствие своим сопровождающим услышать, как меня снова пошлют через коммуникатор, я не стал, а присел неподалеку от элитного этажа на бровку. В конце концов, мне всего лишь нужно ее увидеть, беседовать нам вовсе не обязательно.
Я немного просчитался — Аделина появилась не одна. Под руку с ней шел Паскаль, и она радостно щебетала что-то о прогулке в парке и невзначай потиралась грудью о его плечо. Темно-синее платье выгодно подчеркивало округлые формы, облегало стройные ноги, и стильно гармонировало с белым кителем Паскаля, а в темных волосах лучилась новая диадема — во всяком случае, раньше я у нее такой не видел. Блейд кинул на меня один холодный взгляд, потом посмотрел на наручный хронометр и вновь сосредоточился на своей спутнице. Аделина даже не покосилась в мою сторону — она вся целиком была уже там, в парке, на аллеях, где сегодня должен был состояться очередной еженедельный парад дам, их нарядов и кавалеров, о котором я напрочь забыл.
Что ж, прощай, Аделина. Ты была хорошей мечтой — ласковой и мягкой, в меру уступчивой, в меру строптивой. Никогда не допускала до тела, обрывая коротким «Тебе пока не положено» или «Подожди еще немного» все мои попытки залезть под юбку, но в поцелуях не отказывала. Иногда хихикала надо мной, но даже уходя с другим мужчиной, не забывала напоследок мне улыбнуться. И хотя теперь мечтам точно не сбыться, я оставлю их себе — почему нет? Выдуманная женщина в воображаемой постели может грезиться как в Скайполе, так и в Дубадаме — лишь бы мне там прожить хотя бы несколько минут, чтобы успеть о тебе вспомнить.
Я уже направлялся к лифту, когда услышал: