— Ну вот, — ворчит он. — Капитану нельзя, вам нельзя, зачем тогда заказывали…
— Такмоцог ведь, — говорю, выскребая йогурт со стенок коробочки.
— Что, и у вас? — удивляется Тирбиш. — Вам-то зачем?
Мне лень вступать в еще один спор из-за этого, так что я просто поясняю:
— А чтобы Азамату одному не скучно было. Так противно, когда все вокруг едят и спят вволю, а тебе нельзя.
— Это да, — смеется Тирбиш. — Правда,моцог лучше удается, если противно, но с вашей помощью по-любому удастся.
Милый он и очень в меня верит. Интересно, будет ли прилично, если я ему тоже что-нибудь сварганю? Надо будет Эцагана спросить, раз уж он снова с нами.
— А ты что-нибудь кроме мяса на обед делаешь? — интересуюсь.
— Ну тут будет немного овощей, но они все в мясном соке, вам тоже нельзя.
— Ясно, тогда ничего, если я тут что-нибудь сготовлю постное?
— Вы сготовите?! — изумляется Тирбиш. — Может, я?..
— Да ладно, ты с общей едой возишься, чего я буду тебя отрывать, — говорю.
— Как… чтобы вам не напрягаться, — бормочет Тирбиш.
— Ой уж прямо так напрягусь на двоих еды сделать, — отмахиваюсь.
— На двоих? — переспрашивает он, роняя нож.
— А сколько? — моргаю. — Азамат и я. Двое ведь?
— А… Ага… — выдавливает Тирбиш, нагибаясь за ножом. — Если так, то конечно… Вам стол расчистить?
— Умещусь, — заверяю его. И что его так потрясло? — Лучше скажи, где у тебя овощи и мука.
Овощи у него обнаруживаются даже вполне человеческие. Оказывается, я в какой-то момент успела выдать ему список еды, которую хочу добавить к стандартному муданжскому рациону. Видимо, это было примерно тогда, когда я в сушилке духи нюхала, а этот день был так насыщен событиями, что я уже плохо помню всякие мелочи. Однако на мой автопилот можно положиться.
Заполучив ингредиенты, принимаюсь за дело, напевая что-то себе под нос. Может, Алтошина настоечка так действует, но я в исключительно благостном настроении. Тем более что возиться особенно не надо, я же комбайн с хлебопечкой водрузила тут же на кухне, в углу, спросив разрешения все того же Тирбиша. Он тогда еще странно так на все это смотрел. Думал, пользоваться не буду, что ли?
В общем, скоро у меня уже хлеб печется, а в духовке отдыхают баклажаны под сыром — нормальным магазинным сыром из коровьего молока. Не знаю, оценит ли Азамат, но, если что, доберется своим вонючим овечьим.
— Ну вот, — говорю, споласкивая после себя нож и разделочную доску. — Больше под ногами мешаться не буду, оно теперь само дойдет, я только пару раз загляну.
Тирбиш только качает головой и что-то бормочет. Я было открываю рот, чтобы его расспросить, чему он так удивляется, когда наше кулинарное уединение нарушает Дорчжи.
— Ско-оро обед-то? — канючит он совсем по-детски, и только потом замечает меня, тут же густо краснеет. — Ой, здрасте… Я это… капитан заставил с ним вместе техосмотр запасного двигателя… того… сделать. Теперь очень есть хочу.
— Капитан, наверное, тоже хочет, — нравоучительно говорит Тирбиш. — Но не приходит меня торопить.
Дорчжи пожимает плечами:
— Он крутой, — этим все и объясняется.
Я смеюсь. Кстати, что-то мне было от него нужно… А!
— Слушай, Дорчжи, — напоминаю, — а ведь ты обещал меня научить гизикплести.
— Да-а, — оживляется тот. — Хотите сейчас?
— Почему бы и нет, — отвечаю. — Надо же чем-то до обеда заняться.
— Тогда я сейчас принесу нитки, — кивает он и бодренько скрывается за дверью.
— Здорово, — улыбается Тирбиш. — У Дорчжи хорошо учиться, он очень здорово плетет. У него отец торгует веревками, поясами всякими.
Дорчжи возвращается с несколькими цветными клубками тонкой гладкой нитки и какими-то деревяшками, мы перебазируемся в столовскую часть кухни и начинаем урок. Объяснение в основном происходит на пальцах. Начало весьма неожиданное: нитки предлагается намотать на край столешницы по всей длине. Зато потом можно чувствовать себя Пенелопой: сидишь, гоняешь челночок туда-сюда. За какие-то полчаса у меня уже готов первый кривоватый шнурок, пестренький такой, узорчатый.
Дорчжи за это время выучил несколько новых слов на всеобщем — тоже польза. Вот, рассматривает он мое произведение и кричит Тирбишу:
— Как будет «тянуть»?
Тирбиш:
— «Тянуть»!
— О! — Дорчжи оборачивается ко мне. — Не тяните так сильно или тяните везде одинаково.
Я ржу и стараюсь соответствовать.
Следующий шнурок мы делаем пошире, и я замечаю, что способ плетения позволяет создавать довольно ровные геометрические узоры.
— А можно, — говорю, — сплести так, чтобы буквы получились?
Еще минут десять уходит на то, чтобы объяснить Дорчжи мою отнюдь не новую идею.
— А зачем слова? — Он морщит лоб, изо всех сил стараясь понять.
— Например, какое-нибудь хорошее пожелание можно вписать, — придумываю я, размахивая руками для выразительности. — Или поздравление!
— Хм… — До него, кажется, начинает доходить. — А можно ведь, наверное… Тирбиш, как будет «заговор»?
— Да кто ж его знает! — доносится из кухни.
Я прикусываю губу, чтобы не захихикать. После того как сегодня Азамат объяснял запасному повару, что я не ведьма, мой словарь обогатился всякими «заклинаниями», «зельями» и «заговорами». Вообще, я чем дальше, тем лучше понимаю по-муданжски. Что и неудивительно, впрочем.
Пока Дорчжи с Тирбишем стараются сообразить, как объяснить мне свою идею и разрешит ли Алтонгирел выводить заклинание на шнурке, я не теряю времени и несколько коряво изображаю нитками три слова о самом главном — пошленько, конечно, но зато коротко и по делу. С этим шнурком мне Дорчжи почти не помогал, только на словах, и я решаю, что его-то и подарю, а первый себе оставлю, в хозяйстве пригодится.
Близится обед, вынимаю из духовки свой противень, тут и хлебушек поспевает. В общем, не жизнь, а сказка.
— Прячьте, — говорит Тирбиш, выходя из кухни. — Сейчас все придут.
— А я хотела сейчас и подарить, — говорю, сматывая нитки.
— Не-эт, зачем, — мотают головами оба муданжца. — Вы ему подложите куда-нибудь.
— А что, у вас принято подарки тайком подкладывать? — спрашиваю, пряча шнурки по карманам. Хорошую юбку в «Трех тюльпанах» отхватила — длинную и сплошь в карманах. Для жизни на муданжском корабле просто лучше не придумаешь.
— Конечно, — говорит Тирбиш. — То есть можно, конечно, и в руки отдать, но ведь намного приятнее, когда случайно находишь подарок, правда?
Ну, о вкусах не спорят. Тирбиш отправляется скликать народ на обед, я следую за ним, пока не нахожу Азамата где-то в техническом отсеке. Он тщательно отмывает руки у общественной раковины.
— Капитан, обед готов, — неуверенно говорит Тирбиш.
— Да я пропущу, наверное, — отвечает Азамат, не оборачиваясь.
— Я тебе пропущу! — откликаюсь. — Что ж теперь, совсем не есть, что ли?
Он поворачивается на звук моего голоса со своей фирменной удивленной улыбкой.
— А ты запаслась постной едой? Тогда я сейчас.
— Давай-давай, — говорю, — я подойду через пару минут.
Пока Азамат с гарантией не в каюте, иду подложить ему гизик. Захожу, естественно, через свою каюту, поднимаю стенку и оставляю шнурочек на крышке бука, завязав бантиком. Получилось довольно мило. Шнурок красно-зеленый, как Рождество, но расцветку Дорчжи предложил, а я ему верю, тем более что Азамат любит красный и носит зеленый.
В дверях столовой мы сталкиваемся, Азамат сразу садится за отдельный стол, а я иду с Тирбишем на кухню проконтролировать сервировку незнакомого ему блюда. Ничего, справился, я тем временем хлеб нарезала и сметану в пиалушки разложила. А еще заварила себе чай. По-моему, мы лопнем.
Нам сервируют во вторую очередь, так что все уже радостно чавкают сырым мясом, когда Тирбиш выкатывает столик с нашими баклажанами и прочими излишествами. Азамат отвлекается от потягивания травяного чая и задирает брови:
— Я смотрю, ты не устаешь экспериментировать, — говорит Тирбишу.
— Это не я, — смущается Тирбиш. — Это ваша супруга.
До Азамата доходит не сразу.
— Ты что, готовила для меня? — говорит он наконец, почему-то шепотом.
— Для нас вообще-то, — пожимаю плечами. — А что в этом такого удивительного?
— Боги, Лиза, да не надо было, — бормочет супруг. — Я думал, ты свои йогурты есть будешь, а то бы сам что-нибудь сварганил…
— Конечно, я йогурты, а ты ничего, здорово. Если хотел поголодать денек, так бы и сказал. Впрочем, не хочешь, не ешь, заставлять не буду, — ворчу и вгрызаюсь в баклажанчик. Хорошие баклажаны Тирбиш купил, не горчат совсем.
— Не обижайся, — внезапно строго говорит Азамат, я аж жевать перестаю. Он очень серьезен. — Мне просто неудобно, что я не позаботился о твоем обеде.
Закатываю глаза в лучших традициях Алтонгирела.
— Азамат, у меня своя голова на плечах, тебе не нужно обо мне каждую секунду заботиться. Ешь давай, пока не остыло.
Он все еще о чем-то думает.
— Странно получается, — протягивает. — Ты вот обо мне позаботилась, а от меня того же не ждешь?
— Жжу, — говорю с набитым ртом, — но в жажумных пжежелах. И хватит уже переживать из-за глупостей, а то я все съем, и тебе не достанется.
Он усмехается и наконец-то — неужели! — принимается за еду. Уже хлеб почти остыл, блин, пока он тут телился.
Однако хорошо идут баклажанчики. И сыр не смущает, и сметану на хлеб мажем дружно, ох и растолстею я с этим постом… Смешно смотреть, как Азамат старается меня похвалить побыстрее — от баклажана до баклажана. Тем временем запах моей стряпни заполняет столовую и перебивает запах мясного маринада, и теперь в нашу сторону все поглядывают. Мы, вероятно, выглядим очень довольными.
—
* * *
После обеда ухожу к себе, хочу проверить почту, а на буке у меня сидит зверь. Я даже не сразу понимаю, что он не настоящий, а игрушка. Или статуэтка, не знаю, как назвать. В общем, сидит там очень натуральный заяц размером с мышь от бука, и, кажется, он вырезан из дерева. Хм… В мой кабинет кроме меня только один человек мог попасть, и он, видно, свято следует правилу подкладывать подарки тайком. Очаровательная зверушка, просто как настоящая. Похоже, у нас взаимообмен наладился.
В буке письмо от мамы, которая наконец-то получила золотишко после восьми проверок на таможне. Мне кажется, что по поводу лилий она радовалась несколько больше, но зато этим добром уже успела похвастаться всем подругам, бабушке и Сашке, который (вот невежа!) велел беречь все это дело для потомков, а потом сдать в музей. Бабушка же, оторванная от сотого перечитывания Троллопа, отстраненно заявила, что лучше бы эти деньги пошли на создание школ и библиотек и что вот она, между прочим, самолично внедрила на двух планетах тотальную грамотность, а мы… Дальше ее никто не слушал, потому что бабушка, кроме своих достижений в области просвещения, может говорить только об ошибках в речи телеведущих. Что-то я смотрю, мое семейство выглядит просто оплотом культуры, кто бы мог подумать.
По контрасту с этим приходит письмо от подруги, той самой, которая собиралась работать в космосе. Ее занесло в М-81 в штате тамлингского летучего ресторана в качестве санинспектора. Собираются припарковаться на несколько месяцев, а там эти страшные, огромные, как их, на букву му, она их боится. Отлепив лоб от столешницы, объясняю, что бояться можно всех, кроме них.
Стук в дверь. Открываю, там тот самый парень, который просил поделиться баклажанами. Плечистый такой, даже несколько полноватый.
— Абозорху, — представляется он с несколько самодовольным видом, протягивая мне руку. Это первый муданжец, который вспомнил о рукопожатии.
— Элизабет, — киваю, отдавая дань вежливости. — Чем могу быть полезна?
— Вы знаете, в последнее время я что-то стал плохо спать по ночам, — говорит он, не отпуская мою руку, пока я не тяну ее на себя. — Вы не могли бы мне помочь?
— Как часто не можете заснуть?
— Да каждую ночь, часами.
Что-то он не выглядит сильно уставшим.
— А днем спите? — спрашиваю.
— Нет, какое, днем работать надо, я ведь навигатор.
— И сильно устаете?
— Да ужас вообще, — отвечает грустным голосом, поднося руку ко лбу. — Только и думаю весь день, как спать буду. Вот даже к вам пришел, хотя никогда в жизни у целителя не был, — и берет меня за руку опять. — Вы же мне поможете?
— Помогу, помогу, — высвобождаюсь. — Кофе, чай пьете?
— Только гармарру, — говорит он, подходя ко мне поближе.
Хм, а пахнет-то от него не гармаррой.
— А алкоголь? — спрашиваю подозрительно. — Для храбрости приняли?
— Ну-у есть немного, — смущается посетитель. — Все-таки к такой прекрасной женщине идти со своими проблемами… Знаете, были бы вы моей женой, ни за что бы не допустил, чтобы вы работали.
— Это очень интересно, — говорю холодно, — но, к счастью, я не ваша жена. Так вот…
— Неужели вам нравится такое положение дел? — с придыханием спрашивает он, оказавшись внезапно как-то очень близко. — Неужели вам не хочется нормального , здорового мужчину? Почему вы не выбрали меня, я ведь был так близко!
Я открываю дверь с пульта.
— Пошел вон, — говорю. — Раз здоровый, то нечего тебе тут делать.
Из-за двери на меня смотрят круглые глаза — оказывается, там топчется Ирнчин. Поскольку Абозорху не рвется выполнять команду, я быстро пользуюсь ситуацией.
— О, Ирнчин! — говорю приветливо. — Тут молодой человек заблудился немного, выведи его, пожалуйста!
Ирнчин, на которого Азамат в свое время водрузил обязанность меня охранять, подчиняется беспрекословно. Впрочем, ему стоит только приблизиться к Абозороху, как того и след простывает.
— Он вас не обидел? — спрашивает мой хранитель строго.
— Да нет, так, клеиться пришел, несмотря на то что я замужем.
— Да-а, этот такой. Небось и представился «Абозорху»?
— Да, а как?
— Нету у него никакой «А»! — рявкает Ирнчин. — Придумал, понимаете, и головы дурит девушкам.
— Логично, — говорю. — Удивительно, что он такой один. Ну ладно, а ты-то по делу или так, в гости?
— Да я… — мнется Ирнчин. — Тирбиш хорошо, конечно, готовит, но этот маринад…