— Можно так сглазить человека, что он становится жертвой, — раздражённо поясняет Алтоша в своей любимой манере, как будто уже сорок раз повторил. Ладно, по мне даже лучше, чтобы он вёл себя, как обычно, а то когда он бледнеет и таращится на меня, как на смертницу, я начинаю паниковать. Может, ещё пронесёт…
— Ясно, а какие симптомы сумасшествия?
— У каждого свои.
— Например?
— Я так не помню, — он пожимает плечами.
Ага. Значит, он не слишком хорошо осведомлён об этой дряни.
— А где есть эта информация?
Духовник тяжело вздыхает.
— В «Энциклопедии шакальих детищ» есть.
— Её можно тут где-то взять?
— Зачем тебе? — протягивает он.
— Я хочу убедиться, действительно ли это то самое.
— Это я тебе и так могу сказать.
— А если я тебе не верю?
Он смотрит на меня странно.
— Ты серьёзно думаешь, что, прочитав статью в энциклопедии, лучше разберёшься в шакальих детищах, чем я после десяти лет обучения?
— Ну ты же не помнишь симптомы, — я развожу руками. — Значит, может быть, что ты и ещё чего-то не помнишь.
Алтоша вздыхает и поднимается.
— Сейчас принесу бук, у меня там есть вся литература…
Когда он уходит, над столом повисает тяжёлое молчание. Азамат выглядит так, как будто уже меня похоронил.
— Ты погоди расстраиваться, — говорю. — Может, Алтоша облажался.
— Ты думаешь, у нас большое разнообразие таких тварей? Я вот до сих пор ни одной не встречал. Боюсь, что ошибиться тут трудно.
Я поджимаю губы.
— Знаешь, дорогой, я, конечно, уважаю твою честность, но вообще-то это ты меня должен поддерживать, а не наоборот.
— Прости, — он встряхивается и приобретает более спокойное выражение лица. — Что-то я расслабился, как будто теперь всегда всё будет хорошо. Может быть, в вашей медицине есть способы лечения?
— Может и есть, понять бы, что лечить. Если твой шибко мудрый духовник сможет накопать информацию про это «сумасшествие», то я вполне уверена, что хотя бы внешние проявления можно будет подавить, правда… — и тут я вспоминаю, что речь идёт не только обо мне.
— Что? — поторапливает меня Азамат, потому что я зависаю.
— Да видишь ли, с беременностью это очень плохо сочетается. Если окажется, что мне надо лечиться немедленно, боюсь, придётся затею с размножением отложить. Хотя… — тут меня снова осеняет. — Это же может быть причиной!
— Как причиной? — Азамат таращится на меня в ужасе.
— Да может, и не было никакой древесной слюны, просто у меня глюки! Так бывает иногда, и у моей мамы было, ей автобусы в спальне мерещились. Вполне возможно, что у меня то же самое. Это ненадолго. Я-то думаю, что-то у меня всё слишком легко идёт: не мутит, ем всё подряд, голова не кружится… Ну вот, зато глюки появились.
При этих словах на террасе появляется Алтоша с буком. Я хихикаю. Он сразу настораживается. Небось уже за симптом принимает…
— Вот, смотри, — он поворачивает ко мне экран. Я углубляюсь в чтение, хотя это трудно. Энциклопедию явно писали давно, так что кое-где слова пишутся иначе, чем я привыкла, а многих я вообще не знаю, приходится спрашивать. Общим смыслом там написано примерно то же самое, что сказал Алтонгирел. Указаны регионы, в которых эта фигня особенно часто встречается — как раз тропики. Про симптомы сказано, что это зависит от индивидуальных особенностей жертвы: бережливый человек начинает подозревать всех в том, что его хотят обокрасть; ленивый человек совсем перестаёт работать и часто умирает от неподвижности; драчливый человек… ну, это понятно. Непонятно только, чего мне ждать от себя, тем более, что изменения происходят медленно и незаметно, часто по многу лет.
— Ну и какая у меня главная черта? — спрашиваю я, рассеянно глядя в текст.
— Доброта, — тут же говорит Азамат.
— Злоба непомерная! — одновременно с ним выпаливает Алтонгирел.
Я обвожу их выразительным взглядом.
— Хотите сказать, у меня уже раздвоение личности?
Поскольку они не находятся, что ответить, я снова утыкаюсь в несчастную статью в энциклопедии. О, да тут есть картинки! И…
— Оно не так выглядело! — радостно восклицаю я.
— Как — не так? — хмурится Алтоша.
— Ну вот, гляди, тут нарисовано, как выглядит древесная слюна. В трёх вариантах, трое разных больных рисовали. Она похожа на паутину, такие лучики по веткам приклеены, а в середине собственно плевок. А то, что я видела, выглядело по-другому. Оно только вниз свисало, а сверху был такой комок поплотнее.
Духовник смотрит на картинки с сомнением.
— И что, ты думаешь, если оно другой формы, то это не то? Но у нас ничего похожего больше не водится…
— Это я уже поняла, — перебиваю я. — Но согласись, это повод понадеяться на лучшее?
Он растерянно пожимает плечами.
— Не знаю… конечно, лучше бы ты была здорова, но что-то мне в это плохо верится.
— Неужели? — удивляюсь я. — А я-то была уверена, что ты мечтаешь меня со свету сжить!
Духовник резко выпрямляется и бросает испуганный взгляд на Азамата.
— Смотри, уже начинается!
Я фыркаю. Азамат криво ухмыляется.
— Не волнуйся, это как раз для Лизы нормально. Она тебе так и не простила, как ты её на корабле к стенке прижал. Так до сих пор и ждёт, что ты её придушишь.
Духовник бубнит что-то о бешеных тёлках, и я не отвешиваю ему подзатыльник только чтобы буйнопомешанной не сочли.
— И что мы теперь будем делать? — спрашивает духовник, проворчавшись.
— Лично я собираюсь пойти обратно на пляж и взять пробу этой штуки, а потом прогнать несколько анализов.
Мужики переглядываются.
— Это звучит разумно, — с нажимом говорит Азамат.
— А вдруг она ещё сильнее заразится? — выдаёт Алтоша.
— Это как, прости? У вас бывают градации степени заражённости одного организма?
Алтоша мнётся, не зная, что ответить, но в итоге сдаётся, заявив только, что одна я никуда не пойду. Поэтому меня торжественно провожают в номер за чемоданом, а потом на пляж.
— Вы только близко не подходите, — говорю я им. — Ещё не хватало, чтобы вы тоже заразились.
Я надеваю перчатки и встаю на прихваченный от постоялого двора ящик, чтобы удобно было дотянуться до объекта. Сначала я пытаюсь отщипнуть кусочек, но вещество загадочной дымки оказывается плотным, как ткань, так что приходится отпиливать ножом. Упаковав добытый кусочек в пробирку, я приглядываюсь к утолщению наверху. Мне кажется, оно из чего-то другого. Я протягиваю руку пощупать — оно твёрдое и окружено волосками. Тут у меня из-под руки раздаётся какой-то звук, и в ту же секунду в гуще дымки мелькает искажённое лицо. Я с визгом отпрыгиваю, грохаюсь с ящика и задним ходом на четвереньках мчусь прочь, пока не натыкаюсь на Азамата.
— Лиза, ты что?!
— Мне померещилось, — я стараюсь отдышаться и никак не могу отвести взгляда от злополучного дерева. — Как будто там какое-то лицо…
Азамат меня поднимает и отводит в сторонку. Я судорожно сжимаю в руке закупоренную пробирку.
— Какое ещё лицо? — не своим голосом спрашивает Алтонгирел.
— Не знаю, какое. Я не то чтобы хорошо его разглядела. Просто оно сначала как будто застонало, а потом появилось лицо. Звука вы тоже не слышали?
Азамат мотает головой, а духовник запускает пальцы в волосы.
— Ну откуда у древесной слюны лицо?! Она ведь гриб!
— Значит это не древесная слюна, что я могу, — огрызаюсь я. Кажется, я уже могу стоять без посторонней помощи.
— По-моему, это значит, что у тебя крыша едет уже сейчас! — заявляет Алтоша. — Отдай-ка мне свою стекляшку.
— Зачем тебе пробирка? Ты в неё ещё чего-нибудь постороннего напустишь.
— Затем, что психам нельзя давать бьющиеся вещи.
— Она небьющаяся, а я не псих!
— Конечно не псих, только лица на деревьях видишь!
— Да вы тут понавыращивали всякой дряни на своей дурацкой планете, заразили меня чёрт знает чем, а теперь считаете чокнутой!
— Мывырастили и заразили? — переспрашивает духовник. — Азамат, ты это слышишь? У неё уже бред!
— Азамат, скажи ему, чтоб он от меня отстал! — принимаюсь ныть я.
— Но Лиза, это действительно странно, — озабочено говорит он. — Я никак не понимаю, откуда там могло взяться лицо. А если тебе примерещилось, то это довольно серьёзно…
— Правильно, давайте меня повяжем и запрём под замок для верности! — не выдерживаю я. Он ещё будет соглашаться с этим гадом!
Азамат делает шаг вперёд и пытается взять меня за руку. А вот не дамся! Отскакиваю назад.
— Лиза, ты чего?
— А чего ты меня хватаешь? Правда, что ли, вязать собрался?
И тут у него становится такое лицо — похоже, он и правда решил, что я рехнулась.
Я пячусь, переводя взгляд с одного на другого и в ужасе понимая, что если Азамат мне не верит, то и никто, никто на всей планете…
И тут я спотыкаюсь и падаю.
Темно. Ну ничего себе я головой приложилась! И холодно. Чёрт, неужели потеря крови? Караул! Эти двое ведь не допрут, как остановить! Мамочки-помогите!!!
А где они вообще? Тихо что-то. И нигде не болит. Странно. Но очень-очень холодно. И почему темно? А, о, вижу что-то светлое. Ощупываю голову — цела. Лежу на песке, но он холодный. Или у меня что-то не так с восприятием температуры или… что? Даже если я тут до ночи провалялась, ночи на Орле тёплые. А мне очень-очень холодно! Да и почему бы Азамат с Алтонгирелом оставили меня лежать, что за чушь?
Попробуем встать. Ну или хотя бы сесть. Хм, голова не кружится, конечности на месте. А светлое — что-то типа двери. То есть, я в тёмном помещении. Уже легче.
— Азамат? — зову негромко. Тишина. Голос звучит гулко. Осторожно встаю и медленно бреду к двери, прощупывая пол мыском ноги прежде чем сделать шаг. Наконец дохожу до проёма.
Холодно. И ветер. Вокруг тёмно-зелёные горы. Я стою у входа в пещеру. Чёрт, да я сейчас задубею! Что за бред творится? Я правда рехнулась, что ли?
Слева замечаю какое-то движение. Присматриваюсь — там, ниже по склону, стоят две машины, рядом возятся люди, какие-то тюки загружают. Ба, да это же почта! Вон и край стадиона виден! Но как я тут оказалась?
Настолько быстро, насколько позволяет не очень пологий склон, поросший мхом, я спускаюсь к почте. Одна машина уже уехала, но вторая ещё стоит. Когда я подхожу, хозяин как раз появляется на пороге почтовой пещеры. Я его не знаю, но это не так важно.
— Здрасьте, — говорю, стуча зубами. — Не подбросите до города?
Он смотрит на меня, как на полоумное привидение. Не удивительно: на мне маечка, лёгкая летняя юбка и босоножки, а вокруг всё те же плюс десять.
— К Старейшинам? — наконец выдаёт он.
— Да-да, — охотно соглашаюсь я. Оттуда до дома добежать — нечего делать.
— Ну садитесь, — без особого энтузиазма приглашает он, распахивая дверь. В машине тепло, и это прекрасно.
По дороге я понимаю, что у меня нет ключей от дома. Это значит, что сначала придётся забежать к Арону, у него запасные. Заодно от него позвоню Азамату, чтобы не волновался.
М-да, пробирку я потеряла где-то. Может, он найдёт? А то кроме меня эту дрянь никто и не видит! Но неужели он и правда решил, что я двинулась? У меня нет ни малейшего представления, что у них тут делают с психами, но воображение подсказывает домик на отшибе с решётками на окнах. Азамат ведь не даст меня в обиду, правда? Боже, да как я могу в этом сомневаться? Он меня любит! Но он так на меня смотрел… А если Алтоша его убедит, что это вовсе не я уже, а проросшие споры слюны? Господи, да кто же меня защитит от всего этого произвола?! Нет, я буду, конечно, до последнего надеяться на Азамата. Может, он хотя бы отвезёт меня на Гарнет, а там уже будет проще, там есть психотерапевты. Но всё равно остаётся шанс… меня мутит от одной мысли об этом, но всё же… Мне нужно, чтобы кто-то влиятельный мне поверил. О, есть же Унгуц! Ну конечно! Вот к нему и побегу, это тоже близко! Он мудрый, он мне поверит! И, кстати, он может быть в самом Доме Старейшин. Ещё лучше… А вот мы и приехали.
Я спешно благодарю водителя и ныряю в дверь Дома Старейшин. Там, как всегда, душно. Из соседней комнаты возникает чей-то ученик, пытается объяснить мне, что в зал Совета сейчас нельзя, но я его откровенно посылаю. У меня оченьважное дело, и лучше не откладывать разговор, а то ещё Алтоша позвонит кому-нибудь, меня изловят и запрут, и всё. Да, я паникёрша, но это уже не раз меня спасало.
Я врываюсь в зал Совета. Увы, Унгуца там нет. Там вообще только один человек. Это Старейшина Ажгдийдимидин(вот же назвали идиоты!), который нас венчал, если так можно выразиться. Тот самый, который такой крутой духовник, что говорить не может. Крутой духовник. Хм. До Унгуцева дома бежать по холоду и ветру уж очень не хочется, ещё застужу себе что-нибудь. Я решительно задёргиваю занавеску и приземляюсь на ковёр рядом с духовником.
— Старейшина… — я не доверяю себе произнести его имя.
Он медленно оборачивается, как будто только что меня заметил. Он не глухой, надеюсь? У него красивые бело-седые волосы, ещё длиннее, чем у Азамата. Они заплетены во множество кос и перевиты платиновой цепочкой с драгоценными камнями. На шее у него несколько рядов разных бус, в ушах по многу непарных серёжек. А вот на руках никаких украшений нет. Лицо у него немного смешное — сильно выпирающие вперёд щёчки, длинный нос, большие яркие глаза. Мне кажется, по муданжским меркам он не красавец. То и к лучшему.
Он кивает мне, обозначая, что слушает.
— Простите, что я так вломилась, — говорю. — Но у меня очень большие проблемы. Я была на Орле и увидела там на дереве какую-то штуку, а больше её никто не мог видеть, и Алтонгирел сказал, что это древесная слюна, от которой сходят с ума, но я посмотрела в энциклопедии на картинку, и она не так выглядит, а потом я пошла и посмотрела на дерево ещё раз, и эта штука застонала, и там было лицо, но все решили, что я сошла с ума и мне мерещится, а потом я упала и оказалась в пещере около почты, и ещё я беременна, так что может быть, что мне и правда что-то мерещится от этого, но я всё равно не понимаю, как я тут оказалась! Пожалуйста, ведь вы мудрый человек, вы же понимаете, что это не обязательно древесная слюна?
Он смотрит на меня выжидающе, но я иссякла. Тогда он достаёт из-за пазухи блокнот и ручку и некоторое время пишет. Потом протягивает мне.
«Последнее произошедшее с тобой легко объяснить. Около почты есть много выходов пространственно-временных туннелей. Видимо, на Орле ты провалилась в один из них, а выпала тут».
Сначала мне становится легче: у части моих приключений есть разумное объяснение. А потом мне вдруг становится страшно: в туннеле ведь можно проболтаться сколько угодно времени и не заметить!
— А какое сегодня число?
Он невозмутимо пишет мне число, и я понимаю, что с тех пор, как мы купались в проливе, прошла неделя .
— О боги! Азамат! — выдыхаю я. — Он же… он же… не знает, куда я делась! Боги, бедный, что с ним сейчас! Мне надо немедленно ему позвонить! — я вскакиваю, но духовник удерживает меня за юбку. Я медлю, и он быстро черкает:
«Он скоро будет здесь, подожди».
Ну ладно, наверное, лучше мне сразу ему показаться. Тем более, если он сейчас за рулём, то лучше его так не отвлекать, ещё забудет рулить… Сажусь обратно.
«Опиши мне подробно, что ты видела на том дереве», — гласит очередная записка Старейшины.
Я послушно принимаюсь рассказывать всё по порядку. Как первый раз увидела дымку ночью, потом утром, потом открямзала кусочек.
— Бутылочку, в которую я положила кусочек, я потеряла, но, может, Азамат её подобрал… — завершаю я свой рассказ.
Старейшина печально кивает, встаёт и берёт с одного из стеллажей у стены пёстрый талмуд. Долго его листает, что-то ищет. Потом кивает, достаёт ещё бумажку. Я уже готовлюсь вскочить и принять послание, когда он вдруг насторожённо прислушивается и снова кивает. Черкает что-то на бумажке, вкладывает её в качестве закладки и вместе с книгой двигает прочь из зала. Я растерянно следую за ним. Неужели всё-таки всё плохо?