Прожужжал поручик своим товарищам о французах и о Париже все уши.
Вот как-то встретил Суворов Козодубова, взглянул, спрашивает:
- Как дела у вас в Париже? Что матушка и батюшка пишут?
- Так матушка у меня в Питере и батюшка в Питере, - ответил удивленный поручик.
- Ах, прости, прости! - извинился Суворов. - Я-то думал, ты из французских.
Ничего не понял поручик. По-прежнему нахваливает все французское, а русских ругает.
Прошло несколько дней. Встретил снова Суворов поручика, опять с вопросом:
- Как дела у вас в Париже? Что матушка и батюшка пишут?
- Так, ваше сиятельство, я уже говорил, матушка у меня в Питере и батюшка в Питере. А рожден я во Пскове.
- Ах, прости, прости старика, запамятовал.
Не может понять поручик, в чем дело. Стал он жаловаться товарищам на Суворова: мол, стар фельдмаршал, мол, память уже никуда и речи порой непонятные, странные.
Видит Суворов, что поручик и теперь ничего не понял.
Происходило это как раз во время войны с французами. Наступил перерыв в боях. Предложили французы обменяться пленными офицерам. Суворов согласился. Составили штабные офицеры списки.
Просмотрел Суворов.
- Тут не все, - говорит.
- Все, ваше сиятельство, - докладывают офицеры.
- Нет, не все, - повторяет фельдмаршал. - Тут еще один французишка не указан...
Рассмеялись офицеры. Поняли шутку фельдмаршала. Рассказали поручику. Бросился тот со всех ног к Суворову.
- Ваше сиятельство! - кричит. - Ваше сиятельство, ошибка! Русский я! Я же вам говорил.
- Нет ошибки, - отвечает фельдмаршал. - Не русский ты.
- Русский, - утверждает поручик. - Русский. И матушка у меня русская и батюшка русский. И фамилия у меня Козодубов. И во Пскове рожден.
- Мало что во Пскове рожден. Мало что матушка да батюшка русские, говорит Суворов. - Да ты-то не русский. Душа у тебя не русская.
Дошло наконец до неумной головы, в чем дело. Упал он на колени, просит простить. Подумал Суворов, сказал:
- Ладно, так уж и быть - оставайся. Только ступай с моих глаз долой. Иди думай. Гордись, дурак, что ты россиянин!
ВСЮДУ ИЗВЕСТНЫ
Всю свою солдатскую жизнь Прошка провел в денщиках у Суворова. Любил похвастать Прошка близостью к великому полководцу. Начинал так: "Когда мы с фельдмаршалом бивали турок..." Или: "Когда мы бивали прусских..."
- Ну, а ты здесь при чем? - смеялись солдаты.
- Как - при чем! - обижался Прошка. - Как же без меня? Да если бы не я...
И Прошка не врал. Составляя планы сражений, Суворов любил "посоветоваться" со своим денщиком.
- А как ты думаешь, Прошка, - спрашивал Суворов, - не заслать ли нам драгун* в тыл к неприятелю?
_______________
* Д р а г у н ы - кавалерийские части.
- Заслать, заслать, непременно заслать, - соглашался Прошка.
- А как ты думаешь, не направить ли нам генералу такому-то сикурс*?
_______________
* С и к у р с - помощь.
- А как же - направить, непременно направить, - одобрял Прошка.
Не раз Прошка спасал Суворова от верной гибели. Неосторожен, отчаян фельдмаршал. За ним нужен глаз да глаз. Неотступен Прошка - словно тень за Суворовым. Поскользнулся фельдмаршал на пароме, ударился головой о бревно, камнем пошел ко дну - Прошка, не мешкая, бросился в воду. Убило под Суворовым в разгар боя лошадь, и снова Прошка тут как тут - подводит нового рысака.
А сколько раз выхаживал Прошка Суворова после ранений! Однажды ранение было особенно тяжелым. Пуля прошла сквозь шею фельдмаршала и остановилась в затылке. Пулю вырезали. Однако рана воспалилась.
Суворов с трудом дышал и часто терял сознание. Больному требовался полный покой, Суворов же метался, порывался все время встать.
Ни доктора, ни генералы не могли успокоить Суворова.
И снова нашелся Прошка.
- Не велено, не велено! - покрикивал он на больного.
- Кем не велено?! - возмущался Суворов.
- Фельдмаршалом Суворовым, - отвечал Прошка.
- О, фельдмаршала надобно слушаться. Помилуй бог, надобно слушаться, - говорил Суворов и утихал.
Во время войны с французами сардинский король неожиданно прислал Прошке медаль. При этом было указано, что Прошка награждается "за сбережение здоровья великого полководца".
Медалью Прошка страшно гордился и, когда с кем-нибудь заводил разговор, обязательно упоминал: "Даже заграницкими моя особа отмечена. Мы с фельдмаршалом Александром Васильевичем всюду известны".
СЛАВА
Генерал князь Барохвостов завидовал суворовской славе. Вот однажды он и спрашивает у одного из солдат:
- Скажи мне, братец, почему Суворова в армии любят?
- Это потому, ваше сиятельство, - отвечает солдат, - что Суворов солдатскую пищу ест.
Стал Барохвостов есть так же, как и Суворов, щи и солдатскую кашу. Кривится, но ест. Хочется, видать, генералу суворовской славы.
Прошло несколько дней, но славы у Барохвостова не прибавилось. Он опять спрашивает у солдата:
- Что же это слава у меня не растет?
- Это потому, ваше сиятельство, - отвечает солдат, - что Суворов не только ест щи и кашу, но и спит по-солдатски.
Стал и Барохвостов спать по-солдатски - на жестком сене в простой палатке. Натирает генерал изнеженные бока, мерзнет от холода, но терпит. Уж больно ему хочется суворовской славы.
Прошло еще несколько дней, а генеральская слава все не растет. И снова он вызвал солдата:
- Говори, какой еще секрет у Суворова?
- А тот, - отвечает солдат, - что фельдмаршал войска уважает.
Принялся и князь Барохвостов уважать своих подчиненных, ласковые слова говорить солдатам.
Но и теперь генеральской славы не прибавляется. Смотрят на него солдаты, промеж себя усмехаются. Всего-то и только.
Стал злиться тогда генерал. Снова кликнул солдата-советчика.
- Как же так, - возмущается князь Барохвостов. - Щи и кашу ем, сплю на соломе, ласковые слова говорю солдатам - почему же слава ко мне не идет?!
- Это потому, ваше сиятельство, - отвечает солдат, - что и это еще не все.
- Что же еще? Какие еще такие секреты у Суворова!
- А те, - отвечает солдат, - что Суворов умеет бить неприятеля по-суворовски. Славу великую родине добыть умеет.
Тогда и Барохвостов решил бить неприятеля и добывать родине великую славу. Только как-то с этим у Барохвостова не получалось. Поэтому и не пришла к нему слава, поэтому и помер он в неизвестности.
А слава о Суворове осталась в веках. И каждый Суворова знает.
Глава вторая
ПРИВЫКАЙ К ДЕЯТЕЛЬНОСТИ НЕУТОМИМОЙ
ПРОШКА
Когда Прошка попал в денщики к Суворову, солдат немало обрадовался. "Повезло! - подумал. - Не надо будет рано вставать. Никаких ротных занятий, никакого режима. Благодать!"
Однако в первый же день Прошку постигло великое разочарование. В четыре часа утра кто-то затряс солдата за ногу.
Приоткрыл Прошка глаза, смотрит - Суворов.
- Вставай, добрый молодец, - говорит Суворов. - Долгий сон не товарищ богатырю русскому.
Оказывается, Суворов раньше всех подымался в армии.
Поднялся Прошка, а тут и еще одна неприятность. Приказал фельдмаршал притащить ведро холодной воды и стал обливаться.
Натирает Суворов себе и шею, и грудь, и спину, и руки. Смотрит Прошка, выпучил глаза, - вот так чудо!
- Ну, а ты что? - закричал Суворов. И приказал Прошке тоже облиться.
Ежится солдат с непривычки, вскрикивает от холода. А Суворов смеется.
- В здоровом теле дух, - говорит, - здоровый. - И снова смеется.
После обливания вывел Суворов Прошку на луг. Побежал фельдмаршал.
- Догоняй! - закричал солдату.
Полчаса вслед за Суворовым Прошка бегал. Солдат запыхался, в боку закололо. Зато Суворов хоть и стар, а словно с места не двигался. Стоит и снова смеется.
И началась у Прошки не жизнь, а страдание. То устроит Суворов осмотр оборонительным постам - и Прошка целые сутки в седле трясется, то учинит поверку ночным караулам - и Прошке снова не спать. А тут ко всему принялся Суворов изучать турецкий язык и Прошку заставил.
- Да зачем мне басурманская речь? - запротивился было солдат.
- Как - зачем! - обозлился Суворов. - Турки войну готовят. С турками воевать.
Пришлось Прошке смириться. Засел он за турецкий букварь, потел, бедняга, до пятого пота.
Мечтал Прошка о тихом месте - не получилось. Хотел было назад попроситься в роту. Потом привык, привязался к фельдмаршалу и до конца своих дней честью и верой служил Суворову.
"ПАХУЧКА"
Из Петербурга на службу к Суворову прибыл молодой офицер. Князь Мещерский. Одет офицер по последней моде: щегольской мундир, башмаки лаковые, шелковые чулки до самых колен. Напомажен, напудрен.
Явился поручик к фельдмаршалу на доклад, словно не в штабную избу, а на званый обед во дворец пожаловал.
Втянул в себя Суворов непривычный запах.
- Помилуй бог! - воскликнул. - Пахучка!
- Что? - не понял Мещерский.
- Духи, говорю, - произнес Суворов, - пахучие.
- Французские, - похвастал поручик.
Смотрит Суворов на приехавшего и опять "восхищается":
- А наряд-то, наряд-то какой! Чудо-наряд! И, должно быть, немало плачено.
- Полтысячи золотых, - с гордостью ответил Мещерский.
- Помилуй бог! Помилуй бог! - воскликнул Суворов. - А не прокатиться ли нам, милый, верхом? - вдруг предложил поручику.
Обрадовался молодой офицер. Сели они верхом на казацких коней. Тронулись. Сидит Мещерский на коне - собой любуется: вот он, мол, какой и молодой, и красивый, и рядом с Суворовым едет.
Целый день таскал Суворов за собой новичка по разным местам. Выбирал дорогу неезженую. Гнал лошадей через грязь и болота, через овраги и перелески. Дважды пускал вброд через реки.
Едет Суворов и все приговаривает:
- Подумать только, полтысячи золотых!
Только Мещерский уже понял, в чем дело. Больше не хвастает. С грустью смотрит он на щегольской наряд, понимает - ни за что ни про что пропадает наряд.
Обтрепал за долгую дорогу офицер дорогой мундир, изодрал шелковые чулки, испортил лаковые башмаки, о жесткое казачье седло до крови натер себе ноги.
Вернулся щеголь в штаб-квартиру суворовских войск, слез с коня - едва на ногах держится. Едва держится, но виду не подает. Терпит.
"Терпит. Всю дорогу молчал. Толк будет", - подумал Суворов.
И не ошибся.
Вскоре с поручика сошел питерский лоск. Стал "пахучка" исправным офицером и отличился во многих походах.
НАСТОЯЩИЙ СОЛДАТ
Подошел как-то Суворов к солдату и сразу в упор:
- Сколько от Земли до Месяца?*
_______________
* М е с я ц - луна.
- Два суворовских перехода! - гаркнул солдат.
Фельдмаршал аж крякнул от неожиданности. Вот так ответ! Вот так солдат! Любил Суворов, когда солдаты отвечали находчиво, без запинки. Приметил он молодца. Понравился фельдмаршалу солдатский ответ, однако и за себя стало обидно. "Ну, - думает, - не может быть, чтобы я, Суворов, и вдруг не поставил солдата в тупик".
Встретил он через несколько дней находчивого солдата и снова в упор:
- Сколько звезд на небе?
- Сейчас, ваше сиятельство, - ответил солдат, - сочту, - и уставился в небо.
Ждал, ждал Суворов, продрог на ветру, а солдат не торопясь звезды считает.
Сплюнул Суворов с досады. Ушел. "Вот так солдат! - снова подумал. Ну, уж на третий раз, - решил фельдмаршал, - я своего добьюсь: поставлю в тупик солдата".
Встретил солдата он в третий раз и снова с вопросом:
- Ну-ка, молодец, а скажи-ка мне, как звали мою прародительницу?
Доволен Суворов вопросом: откуда же знать простому солдату, как звали фельдмаршальскую бабку. Потер Суворов от удовольствия руки и только хотел сказать: "Ну, братец, попался!" - как вдруг солдат вытянулся во фрунт* и гаркнул:
_______________
* В о ф р у н т - то есть стал по стойке "смирно".
- Виктория, ваше сиятельство!
- Вот и не Виктория! - обрадовался Суворов.
- Виктория, Виктория, - повторил солдат. - Как же так может быть, чтобы у нашего фельдмаршала и вдруг в прародительницах была не Виктория!
Опешил Суворов. Ну и ответ! Ну и хитрый солдат попался!
- Ну, раз ты такой хитрый, - произнес Суворов, - скажи мне, какая разница между твоим ротным командиром и мной?
- А та, - не раздумывая ответил солдат, - что ротный командир хотя бы и желал произвести меня в сержанты, да не может, а вашему сиятельству стоит только захотеть, и я...
Что было делать Суворову? Пришлось ему произвести солдата в сержанты.
Возвращался Суворов в свою палатку и восхищался:
- Помилуй бог, как провел! Вот это да! Вот это солдат! Помилуй бог, настоящий солдат! Российский!
САПОГИ
В чине генерал-аншефа Суворов был направлен на финляндскую границу. Поручили Суворову следить за переустройством и вооружением тамошних крепостей.