— Не ругайте нас, милая миссис Пирс, — попросила Мэвис, пятаясь мокрой рукой обнять ее за шею, — мы и так очень-очень несчастны.
— Это понятно, с чего бы вам быть счастливыми, — проворчала миссис Пирс. — Однако хватит болтовни. Сейчас молодой джентльмен отправится в ванную, снимет там с себя всю одежду, выбросит ее мне за дверь, а сам досуха разотрется полотенцем. Юная леди разденется здесь у печки, а я тем временем тихонько, чтобы никого не разбудить, поднимусь наверх и принесу вам обоим сухую одежду.
При этих словах дети немного воспрянули духом; у них появилась надежда на то, что миссис Пирс ничего не расскажет родителям — иначе зачем бы ей соблюдать такую осторожность, передвигась по дому. Может быть, подумали они, миссис Пирс высушит их одежду и согласится молчать — в таком случае настоящая причина их ночного похода останется тайной для взрослых.
Через несколько минут она возвратилась с их ночными рубашками и теплыми халатами, которые тетя Энид также уложила в чемодан несмотря на возражения детей, считавших эти принадлежности туалета совершенно излишними. И вот теперь халаты пришлись как нельзя кстати.
— Так-то оно будет лучше, — промолвила миссис Пирс. — И нечего таращить на меня глаза, словно я собираюсь вас укусить. Вот еще, больно нужно. Пока вы переодеваетесь, я подогрею молоко и добавлю в него капли от простуды. Ваше счастье, что я сегодня так рано проснулась — нужно успеть приготовить завтрак для моих мальчиков, которые на рассвете пойдут в море. То-то они будут смеяться, когда узнают о вашей ловле!
— Ой, не говорите им ничего, — со слезами в голосе взмолилась Мэвис. — Пожалуйста, не говорите!
— Нет, как вам это понравится, — фыркнула миссис Пирс, наливая себе в кружку горячий чай, — давненько я не слыхала ничего смешнее! Это ж надо додуматься: ловить креветок среди ночи во время прилива, когда ими у берега и не пахнет!
— Я надеялась, — продолжила Мэвис, — что вы нас простите, подсушите нашу одежду и никому об этом не расскажете.
— Вот как? Ты, значит, надеялась? Очень мило с твоей стороны. И на что еще ты надеялась?
— Больше ни на что, благодарю вас. Я только хотела сказать, что вы такая добрая, и что прилив еще не поднялся на полную высоту, и что мы не причинили никакого вреда вашей тачке — хотя, конечно, мы должны были спросить у вас разрешения, когда брали ее с собой. Но в то время вы уже спали и…
— Тачке? — повторила миссис Пирс. — Той самой большущей тачке с мельницы — вы, стало быть, взяли ее с собой, чтобы привезти свой улов? Боялись, что без тачки вам его не унести?! Нет, нет, это уже чересчур! Я не смогу держать такую тайну при себе и ни с кем ею не поделиться. Ох, ох, это выше моих сил… — и она, откинувшись на спинку кресла, затряслась в судорогах беззвучного хохота.
Дети переглянулись и печально вздохнули. Кому понравится быть объектом насмешек, особенно если смеются над поступками, которые ты в действительности не совершал; однако они чувствовали, что миссис Пирс смеялась бы еще больше, узнай она всю правду о том, зачем им понадобилась ее тачка.
— Пожалуйста, милая миссис Пирс, не смейтесь над нами и не сердитесь, — попросила Мэвис. — Вы ведь не станете нас выдавать?
— Ладно-ладно, на сей раз промолчу. Но только дайте мне слово, что никогда впредь не станете затевать подобные глупости.
— Честное слово, не станем, — дружно откликнулись дети.
— Ну хорошо, а теперь идите спать. Я высушу и проглажу вашу одежду так, что мама ничего не заметит.
— Вы настоящий ангел! — возликовала, обнимая ее, Мэвис.
— Не знаю, не знаю — разве что по сравнению с вами, — проворчала почтенная женщина. — Давайте на цыпочках в спальню и постарайтесь как можно скорее уснуть…
В тот день Фрэнк и Мэвис проснулись очень поздно и, спустившись к завтраку, почувствовали, что Фортуна в кои-то веки начинает к ним благоволить.
— Ваши родители с утра сели на велосипеды и куда-то укатили, — сообщила миссис Пирс, подавая им яичницу с беконом. — Они собирались вернутся не раньше обеда времени, и поэтому я не стала вас будить. Малыши уже часа три как поднялись и сейчас играют на пляже. Я сказала, чтобы они вас не тревожили, хотя им явно не терпелось узнать, сколько креветок вы наловили за ночь. Они, похоже, как и вы, рассчитывали на полную тачку.
— Почему вы так думаете? — спросил Фрэнсис.
— Догадаться нетрудно. Они тут долго шушукались по углам, а потом пошли разглядывать со всех сторон старую тачку — прямо комедия да и только! Я за одно сегодняшнее утро высмеяла свою двухнедельную норму, никак не меньше. Ешьте быстрее, у меня еще кроме вас полно дел. Ваша ночная одежда в порядке, о ней можете не беспокоиться.
— Ах, какая вы прелесть! — вскричала Мэвис. — Что бы с нами было, если б не вы?
— Было бы то, чего вы заслуживаете: домашний арест, черный хлеб и вода вместо пляжа и этой прекрасной яичницы с беконом, — сурово промолвила миссис Пирс. — Да-да, все было бы именно так и, может статься, это пошло бы вам на пользу.
На пляже они отыскали Бернарда и Кэтлин и только теперь, сидя на теплом песке под ярким полуденным солнцем, впервые почувствовали, что все тревоги и неприятности прошедшей ночи были не столь уж напрасными — их стоило перенести хотя бы ради того удовольствия, какое они получили, рассказывая об этом двум другим детям, которые в то время спокойно нежились в своих мягких и теплых постелях.
— Конечно, сейчас, — сказала Мэвис, когда их рассказ подошел к концу, — сейчас, валяясь на пляже и глядя на этих дам с вязанием, ребятишек, ковыряющихся в песке и джентльменов с сигарами в зубах, швыряющих в море камешки, трудно поверить, что на свете вообще может существовать какая-то магия. Однако она существует.
— А вы помните, что я недавно говорил вам о радиации и всяких химических элементах? — не удержался неисправимый прагматик Бернард. — О них никто не знал и знать не хотел до тех пор, пока ученые не устроили из этого ужасную шумиху. Также и ваши русалки — это просто еще один из редких видов подводных зверей, которые есть и были во все времена, просто люди пока еще их не открыли и не обследовали научно.
— Да, но она умеет говорить, — возразил Фрэнсис.
— Велика важность. Попугаи тоже это умеют.
— Она разговаривала с нами по-английски, — сказала Мэвис, — и почти без акцента.
— Ну еще бы, — гнул свое упрямый Бернард, — с какой стати ей говорить с вами по-японски, когда она живет здесь, у берегов Англии?
Они еще долго рассуждали в таком духе, каждый приводя свои аргументы, и постепенно в ходе беседы события этой ночи как бы отдалились, превратившись всего-навсего в одну из многих, увы, подошедших к концу и оставшихся в прошлом чудесных историй. Все четверо почувствовали эту перемену, и им вдруг стало грустно. Когда подоспело время обеда, и они направились в сторону дома, Мэвис предложила:
— Давайте взглянем еще раз на тачку, а то я уже начала сомневаться в том, что все это случилось на самом деле.
Тачка находилась на том же месте, где они бросили ее накануне, однако теперь она была не совсем пустой — на дне ее лежал свернутый вчетверо грязный листок бумаги, на обращенной кверху стороне которого красовалась выведенная большими корявыми буквами карандашная надпись:
«ФРЭНКУ. В СОБСВИНЫЕ РУКИ. ЧИТАЙ ВНУТРЯХ.»
Фрэнк взял бумагу в собственные руки, как того требовал пока что неведомый автор, и, развернув ее, прочел вслух:
«Я вирнулса и она вирнулас и она хочит штоб вы тоже вирнулис туда в глухую ноч. С приветом РУБИ.»
— Нет уж дудки, этой ночью я никуда не пойду, — решительно заявил Фрэнсис.
Внезапно раздавшийся из ближайших кустов голос заставил всех четверых вздрогнуть.
— Не поворачивайтесь в мою сторону, как будто меня здесь нет, — сказал, осторожно высовывая голову из зарослей, Цирковой Мальчик.
— Ты, я смотрю, большой любитель прятаться по кустам, — заметил Фрэнк.
— Да, — односложно согласился Циркач и сразу перешел к сути дела. — Ну как, вы к ней пойдете? Я говорю об этой морской дамочке.
— Не пойдем, — отрезал Фрэнк, — с меня уже хватит глухих ночей и всяких тайных встреч. Все равно от них нет никакого толку.
— А ты? — обратился Циркач к Мэвис. — Тоже нет? Эх вы, кишка у вас, значит, тонка. Похоже, я буду там один.
— Хочешь идти? Что ж, дело твое.
— Да, — подтвердил тот, — это мое дело, и я пойду.
— Будь я на твоем месте, Фрэнки, я бы все же пошел, — сказал Бернард.
— На моем месте ты вообще бы отказался иметь с ней дело. Ты не представляешь, какая это вздорная и неприятная в общении особа. Кроме того, мы попросту не сумеем тайком выбраться из дома глухой ночью, потому что миссис Пирс на сей раз будет начеку.
— Но ты должен что-то сделать, — вступила в разговор Кэтлин. — Нельзя же вот так просто взять и отказаться от приключения. После этого не ждите, что я поверю вашим рассказам про волшебство и про магию.
— Если бы ты этой ночью была с нами, ты сейчас говорила бы совсем по-другому, — проворчал Фрэнсис. — Почему бы вам не пойти туда без нас, вдвоем с будущим генералом Берни?
— А что, я не прочь, — неожиданно для всех вызвался Бернард. — Только не в самый глухой час ночи, потому что я тогда наверняка уроню на лестнице свои ботинки и перебужу весь дом. Ты пойдешь, Кэти?
— Конечно. Я елще вчера собиралась, но не пошла как раз по твоей вине, — с упреком отозвалась его младшая сестренка.
— Но каким образом вы это устроите? — спросили остальные.
— Как-нибудь устроим, — заверил их талантливый стратег и тактик. — На этот счет будьте спокойны. Послушай, старина, — обратился он к Руби, — мы сейчас идем на обед. Где мы сможем встретиться примерно через полчаса?
— Здесь, на этом самом месте, — сказал тот. — Я не собираюсь отсюда уходить. Кстати, будет неплохо, если вы прихватите для меня кусок хлеба или еще что-нибудь пожевать. У меня во рту не было ни крошки со вчерашнего вечера.
— Это что же выходит, — удивился Фрэнк, — они решили уморить тебя голодом из-за того, что ты промочил одежду?
— Они ничего не знают о моей мокрой одежде, — мрачно изрек Цирковой Мальчик. — Я никого из них сегодня не видел и видеть больше не собираюсь. Я вообще никогда не вернусь в эти дурацкие палатки, чтоб они провалились! Ночью я еще раз все обмозговал и окончательно решил порвать с прошлым, плюнуть на цирк и смотать удочки — уйти, стало быть, навсегда.
— И куда ты пойдешь?
— Пока не имею понятия, — сказал Циркач. — Это я обмозговать не успел. Но главное дело сделано — я удрал; а там уже будь что будет.
Глава VI. В гостях у Русалки
Родители Фрэнсиса, Мэвис, Бернарда и Кэтлин были добрыми, жизнерадостными и вполне здравомыслящими людьми. В данном случае это имеет большое значение, поскольку не обладай они столь завидным сочетанием достоинств, наша история запросто могла бы не состояться. Они любили порой пошутить и повеселиться за компанию с детьми, в нужный момент умели проявить строгость, но никогда не докучали им мелочной опекой и не тряслись над ними как наседка над только что вылупившимися цыплятами. Вся семья много времени проводила вместе, и это было славное времяпровождение, но бывали такие дни, когда мама и папа отправлялись куда-нибудь вдвоем и развлекались на свой взрослый манер, а дети играли сами по себе и — можете мне поверить — нисколько не страдали от отсутствия родительского надзора. Случилось так, что именно в тот день, о котором идет речь, в Лимингтоне должен был состояться какой-то интересный концерт. Мама с папой решили его посетить и предложили детям поехать с ними, но получили от всех четверых вежливый, но твердый отказ.
— Ладно, раз не хотите, оставайтесь здесь, — сказала мама. — Я полагаю, вы найдете чем заняться. Я на вашем месте провела бы весь этот день на пляже. Только не вздумайте заходить за утес — в той стороне опасно гулять во время высокого прилива. Кто-нибудь хочет еще пирога? Нет? Ну тогда я побегу наверх, пора одеваться к концерту.
— Мам, — внезапно подала голос Кэтлин, — можно мы возьмем кусок пирога и еще что-нибудь пожевать для мальчика, у которого не было ни крошки во рту со вчерашнего вечера?
— Гм, интересно. И где вы нашли этого мальчика? — спросил папа.
Кэтлин покраснела, не зная что ответить, но ей на помощь пришла Мэвис:
— Мы случайно встретили его, когда возвращались с моря. Я думаю, он не успел уйти далеко, и мы наверняка его догоним.
— Возьмите, конечно, раз такое дело, — разрешила мама. — И попросите еще у миссис Пирс хлеба и сыра… Ой, мы уже опаздываем!
— Мы с Кэти поможем тебе собраться, — сказала Мэвис и поспешила за мамой наверх, чтобы избежать дальнейших расспросов, которые, судя по выражению папиного лица, неминуемо должны были последовать. Мальчики исчезли еще раньше, как только Кэтлин неосторожно завела разговор на эту тему, поставив под угрозу разоблачения находившегося в бегах Циркача.
— Но ведь все обошлось, — оправдывалась позднее Кэти, когда они шагали от дома через луг, очень бережно неся тарелку, на которой лежал кусок сливового пирога, а также (с куда меньшими предосторожностями) пакет с хлебом и сыром и (уже совсем небрежно, размахивая им как попало) довольно объемистый тряпичный сверток. — Я по маминому взгляду догадалась, что если сейчас попросить, она наверняка не откажет.
— Послушайте, а ведь нам совсем нет нужды убегать из дома глухой ночью, — сказала Мэвис, осененная внезапной догадкой. — Ведь для того, чтобы встретиться с русалкой, нам достаточно прочесть вслух «Владычицу моря», и она будет тут как тут. По-моему, это лучший выход из положения — если только она просто хочет нас повидать, а не затевает еще одно полуночное приключение.
Циркач Рубен, к сожалению, не мог похвастать хорошими манерами и не умел поглощать пищу с таким изяществом, как это делаете вы, мои уважаемые читатели; однако, глядя на него во время трапезы, можно было твердо сказать, что этому человеку очень нравится то, что он в данный момент делает. Он лишь на одну секунду прекратил работать челюстями, чтобы ответить в двух словах: «Отлично. Спасибо» Ю на вежливый вопрос Кэтлин о качестве предложенного ему угощения.
— Итак, — произнес Фрэнсис, когда последняя крошка сыра была проглочена и последние остатки сливового джема слизаны с оловянной ложки (миссис Пирс не позволила им взять красивую ложку из столового набора, проворчав что-то насчет «всяких подозрительных типов, у которых невесть что на уме»), — итак, сейчас мы отправимся к морю и попробуем вызвать ее заклинанием. Если ты хочешь идти с нами, тебе надо будет изменить свою внешность.
— Это не так просто, — заметил Руби. — Однажды я ради интереса уже изменял свою внешность при помощи фальшивой бороды и зеленых усов, но тогда этот трюк не сработал — мне не поверил никто, даже собаки.
— Мы подумали, — осторожно начала Мэвис, — что самой лучшей маскировкой для тебя будет девчоночье платье — потому что… — поспешила добавить она, увидев первые признаки гневной бури на лице Рубена, — потому что ты нисколечко не женственный, а напротив, очень мальчишеский мальчик, и никому даже в голову не придет, что ты можешь ходить по улице в таком виде.
— Ну-ну, конечно, — проворчал Циркач уже спокойнее, но все еще не торопясь окончательно поддаваться на уговоры.
— Я захватила кое-что из своей одежды, а также тапочки Фрэнка, потому как мои тебе явно будут малы и к тому же они выглядят слишком по-детски.
Тут Цирковой Мальчик неожиданно громко расхохотался, а затем довольно мелодично пропел:
«Скажи мне все как есть, но не надейся,
Что я поверю болтовне твоей…»
— О, ты знаешь «Цыганскую Графиню»? — обрадовалась Кэтлин. — Как здорово! Это чудесная песня.
— Старая Мамаша Ромэн знала пропасть всяких песен, — промолвил, внезапно мрачнея, Циркач. — Ну, где там ваше тряпье?
— Сними куртку и выйди из кустов, я помогу тебе одеться, — предложил Фрэнсис.