Вернись и полюби меня (ЛП) - "laventadorn" 10 стр.


Очередные тактические маневры. Северус мысленно вздохнул.

- Лили здесь, матушка, - произнес он, опять прибегая к безэмоционально-окклюментному тону.

Она продолжала помешивать содержимое кастрюли. Северусу захотелось помассировать точку между бровями, но он удержался. Закусив губу, Лили посмотрела на него отчаянно и умоляюще; он охотно принес бы ей что угодно, от драгоценностей до головы Сириуса Блэка с рыбой и чипсами на гарнир, но никак не мог понять, чего же она хочет.

- Здравствуйте, миссис Снейп, - произнесла Лили таким тоном, будто предпочла бы ту яму со скорпионами.

Мать вынула из варева ложку, постучала ею о край кастрюли – три негромких удара, один за другим – и после этого наконец обернулась к стоящим на пороге. Северус невольно задумался, так ли себя чувствовали на его уроках первогодки-хаффлпаффцы.

- Северус, не забудь о том, что мы с тобой обсуждали, - промолвила мать, открывая кран в раковине одним движением волшебной палочки.

Когда он поднимался по лестнице, Лили следовала за ним по пятам – так близко, что практически дышала ему в спину.

- Что она тебе вчера наговорила? - поинтересовался Северус подозрительно.

Лили зарделась.

- Ничего. Совсем ничего.

- Даже моя настольная лампа лжет не столь неумело.

- Ну разумеется – она не краснеет, и у нее нет лицевых мускулов, - он по-прежнему не сводил с нее взгляда, и Лили поморщилась.

- Я не… Послушай, она правда ничего такого не сказала. Просто… давай лучше не будем об этом, ладно? Это же твоя мама.

- Хорошо, - согласился он, притворяя за собой дверь в комнату. Чтобы не дать ей совсем захлопнуться, он вставил в щель между створкой и косяком старый ботинок – мало ли что матери в голову взбредет, еще ворвется и вышвырнет их обоих в окошко. - Я ее знаю – ты, скорее всего, вообще ни при чем. Она со всеми себя ведет… так же обаятельно.

Лили таращилась по сторонам – с любопытством нескрываемым, несомненным и весьма заметным – но прервалась и взглянула на него как-то странно.

- Со всеми? Даже с тобой?

- Такая уж она есть, - произнес он, ощущая привычную пустоту окклюменции где-то на периферии восприятия. И добавил неожиданно: - А знаешь, ты права – я не хочу об этом говорить.

Кажется, Лили не могла решить, расстроилась она из-за этого или обрадовалась.

- Следует ли мне уточнить, какое злодеяние совершила Петунья на сей раз, или же от расспросов предпочтительней воздержаться?

Лили стянула влажную куртку, исхитрившись вложить в один-единственный вздох целую гамму недовольства, и осталась в зеленом джемпере – Северус еще ни разу его не видел. На комплимент он, однако, не отважился, хотя и не понимал ее нелюбви к зеленому – этот цвет делал ее красоту поистине ослепительной.

- Ох, очередная глупость… - Лили улыбнулась, протягивая ему куртку, и от этого он едва ее не выронил; повесил куртку над калорифером, чтобы просушить мокрые пятна – но руки его при этом дрожали.

- …так вот – стою я, значит, на пороге, собираюсь выходить, но тут ворвалась Петунья и погребла меня под горой грязной посуды – фигурально выражаясь, - пояснила Лили, заметив гримасу на его лице. - В том смысле, что она выросла как из-под земли и выдала эту свою фирменную усмешечку и грязную посуду, чтобы я все помыла, раз уж она готовила.

- Она никогда не позволяла тебе принимать участие в готовке, - припомнил он – словно сработала вспышка памяти.

Лили моргнула.

- Ну да, - медленно сказала она, будто хотела что-то спросить, но не рискнула. - Так что мне досталась посуда. И вот гляжу я на эту полную раковину и понимаю, что мыть это буду лет сто… одним словом – помнишь, как я тебе вчера не дала вернуть вещи на стол?

- О, - он почувствовал, как губы сами по себе растянулись в усмешке – кажется, он разучился нормально улыбаться, - и от ярости, конечно, у тебя вылетела из головы всякая осторожность?

- Да, и перестань так мерзко ухмыляться, ты, гад самодовольный! - Лили сверкнула глазами, неубедительно рассердившись. - Одно-единственное дохленькое, завалященькое чистящее заклятье – и вот уже через пару минут в комнату влетает сова с предупреждением из этого поганого Министерства!.. Правда, Петунья взвизгнула, когда увидела сову – хоть что-то вышло хорошее… - добавила она задумчиво.

Северус фыркнул; похоже, он разучился не только улыбаться, но и смеяться.

- А потом мы немного поцапались, а потом я объясняла маме, что стряслось, а потом мы поспорили из-за… - Лили кашлянула, порозовев, и он догадался, что мать спросила, куда она собралась, и ответ ей не понравился, - в общем, Петунья вела себя как последняя… Петунья, вот почему я готова была плеваться огнем, когда ты встретил меня на улице.

- И поэтому ты как-то упустила из виду сыплющийся на тебя мокрый снег, - съехидничал он.

- Да тут и белого медведя не заметишь и продолжишь идти, только чтоб к Петунье не возвращаться, - сказала Лили. - Сев, а почему мы все еще стоим?

- Вместо того, чтобы?..

- Сесть, разумеется!

- Хм, ну раз уж ты у нас гриффиндорка, - произнес он, одарив стул у письменного стола взглядом, какого заслуживало бы зелье Крэбба или Гойла, - то, коли чувствуешь в себе должный душевный подъем, можешь попробовать укротить вот этот стул – он всегда будет рад гостеприимно уронить тебя на пол.

- Тогда уж проще срезать путь и сразу устроиться на полу, - ответила она, усаживаясь по-турецки. - Не хочу, чтобы ты подавился, сдерживая смех.

- Да я бы и не стал… сдерживаться, - сказал он непринужденно.

Бог весть отчего Лили отреагировала на эту совершенно невинную (по его меркам) ремарку так, словно готова была вот-вот удариться в слезы. Пока Северус, ошеломленный, пытался вновь обрести дар речи, Лили схватила его за руку и прошептала:

- Сев, как же мне тебя не хватало.

Он молчал, не доверяя собственному голосу. Вот уже во второй раз за два дня она к нему прикоснулась – именно к нему, намеренно, не нечаянно и не вследствие каких-то посторонних эмоций. Он мог только смотреть на ее руку – на пальчики, сжатые на его ладони – и думал о том, что ему бы и в голову не пришло даже мечтать, что Лили когда-нибудь скажет: “Я знаю, что ты был Пожирателем Смерти”, а потом: “Мне тебя не хватало”.

- Сядь ближе к калориферу, - внезапно у него сел голос, - у тебя руки замерзли.

- Извини, - сказала она, передвигаясь к обогревателю.

- Ты не обязана… - он осекся: это опять прозвучало слишком жестко. Постарался выровнять дыхание. - Я тебя ни в чем не обвиняю. Просто… в доме слишком холодно.

Лили молча кивнула. Северус был уверен, что у нее в голове вертится множество вопросов, но нарочно не стал подглядывать.

- Сев…

Он снова решил выждать – старательно не глядя на то, как Лили закусила нижнюю губу, потому что от этого зрелища чувствовал себя каким-то педофилом. Возможно, на самом деле ей и двадцать один – хотя, если так рассуждать, он все равно получается полным извращенцем – но выглядела она все равно на шестнадцать. И неважно, что сам он выглядел ничуть не старше; главное, что она напоминала ему студентку. А студентки его отнюдь не привлекали – никакой фетишизации школьных мантий и галстуков; наоборот, он терпеть их не мог. При виде подростков в форме он тут же вспоминал о проверке домашних заданий и о недописанных планах уроков – прямая дорога к язве желудка…

- Не знаю даже, с чего начать, - заговорила Лили сокрушенно. - У меня целых десять триллионов вопросов. А потом еще миллион.

- Квиддич по-прежнему ненавижу, - сообщил он хмуро.

Лили прыснула.

- Чудесно. Значит, их осталось всего десять триллионов девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто…

- Стоп. Хватит.

Она хихикнула – кажется, немного нервозно; потом выражение ее лица переменилось – так поток воды размывает твердую поверхность – и она задала тот самый вопрос, от которого его бросало в холодный пот:

- Ты мне расскажешь про Гарри?

Северус невольно задумался, для чего он столько лет учился лгать опасному психопату – уж не для того ли, чтобы сейчас утаить от Лили, насколько чистосердечно, искренне и жгуче он ненавидел ее никчемного сыночка? Старые привычки вернулись к нему с той же легкостью, с какой уставший человек возвращается вечером в свою уютную постель: пусть вопросы сами диктуют ответы.

- Что ты хочешь узнать?

- Гарри – каким он вырос? - она стиснула руки; лицо ее казалось жадным, почти голодным.

- Он, - серенькая посредственность, - хорошо играет в квиддич.

- Который ты ненавидишь. Кем он играет?

- Ловцом. С первого школьного года.

На ее лице промелькнуло удивление.

- Но это же…

Северус пересказал ей этот эпизод, предусмотрительно оставив за скобками собственное негодование и концентрируясь вместо того на Минерве – на ее триумфальной победе. Лили просияла, сверкнув влажными глазами – и, к собственному удивлению, он почувствовал, как тает внутри застарелая, удушающая злость на ту давнюю несправедливость.

- А что еще? Какие они, эти его друзья?

Грейнджер, которая только и умеет, что вызывать у меня мигрень, и Уизли, который вообще ничего не умеет.

- Они всегда вместе, - сказал Северус, не без удовольствия припоминая те редкие случаи, когда неразлучная троица все-таки ссорилась. С какой бы неприязнью он к ним ни относился – видеть их по отдельности все равно было в высшей степени странно, и такого мнения придерживался не только он. Когда в стане троицы случался раскол, учительская гудела от сплетен и пересудов, а Трелони в очередной раз повторяла, что кто-нибудь из них обязательно погубит остальных – Северус, разумеется, не видел в этом предсказании ничего забавного.

- Кажется, ты говорил, что его многие любят? - как только он закончил расточать мальчишкиным прихвостням не-оскорбления, хотя бы отдаленно смахивающие на комплименты, Лили тут же задала следующий вопрос.

- Да, - если не брать в расчет периодическую диффамацию в прессе. Сущие сокровища, а не воспоминания – но не для ушей Лили; ее они только огорчат. - Его называют Мальчик-Который-Выжил, - из-за тебя, Лили, - и само правительство поет ему дифирамбы и воскуряет фимиам.

Она моргнула.

- Ты шутишь.

- Вообще-то нет. Как я уже говорил, он пережил то… покушение, - он не рискнул воспользоваться другим словом – иначе она бы снова расстроилась, - потому что ты… защитила его, - и опять он не мог позволить себе другое слово – на сей раз чтобы не рисковать уже собственным рассудком; достаточно было одной мысли, одного воспоминания… - Однако все, что было известно широкой публике – что твой сын выжил, а Темный Лорд нет. Никто не знал, почему; правда, у Дамблдора возникли кое-какие предположения – и они впоследствии оправдались, - пробормотал он – больше для себя, чем для нее.

Лили глядела на него так, словно в жизни не вела более увлекательного разговора – не исключено, впрочем, что для нее так оно и было.

- Что же, они решили, что он… в некотором роде… победил Волдеморта? - она всегда все схватывала на лету.

- Да, - ребенок-герой.

Лили помолчала.

- Но это же… не совсем любовь, правда? Это восхищение, и… я пытаюсь сказать – это же не все, у него ведь есть близкие люди? Ты сказал про друзей, я помню, а как насчет – ну, например, Сириуса, Ремуса и Питера?

- Петтигрю? - Северус произнес эту фамилию таким тоном, что она вздрогнула.

- Ну да – Сев, что с тобой? - встревожившись, она потянулась к нему. - В чем…

- Из-за него вас нашел Темный Лорд! - Лили замерла, вытянутая вперед ладонь медленно сжалась в кулак. - Эта падла сдала вас ему с потрохами! Матерь божья – он же был Пожирателем Смерти, этот соблядатай хуев, а вы все думали, что вас предал Люпин!

Он не заметил, как вскочил на ноги. Лили смотрела на него снизу вверх; ее глаза расширись от шока, а лицо превратилось в пустую и совершенно безжизненную маску. Потом маска треснула, и потрясение на ее лице сменилось страданием – и как же это было больно.

Мог бы и смягчить выражения, говнюк.

Северус опустился на пол. Она тряслась – совсем как прошлой ночью, дрожала и дрожала всем телом. Он не позволил себе к ней прикоснуться.

- О Господи, - шепнула она – надломленно, словно у нее разбилось сердце; Северусу казалось, что кто-то медленно выворачивает ему ребра. - Боже мой. Почему же я – я никогда – мне и в голову не приходило… думала, его схватили, и… - у нее перехватило дыхание, по щекам заструились слезы. - Нет, - ее лицо исказилось, - нет, нет, нет…

Она с ним не спорила – просто все еще надеялась, что это какая-то ошибка.

Он потянулся к ней трепещущей рукой; Лили вцепилась в нее без малейших колебаний. Кто-то – то ли он, то ли она – двинулся навстречу другому; Северус обнял ее, прижал к себе, и Лили разрыдалась, уткнувшись ему в плечо. Он чувствовал себя слишком старым и смертельно уставшим – и в то же время поверх всего этого почему-то ощущалась искренняя, кристально ясная радость.

В конце концов ее рыдания стихли; только дыхание осталось сиплым и тяжелым.

- Ты знал, - ее голос звучал так же сипло, как и дыхание. - Насчет Питера. - Северус напрягся; неужели она предположила, что… - Но ты выяснил только потом?

- Да, - ответил он; вместо слов вышел только какой-то скрежет. - Мы не всегда видели наших… сотоварищей, - на язык ему словно насыпали пепла, - я знал только, что это был кто-то из ваших близких, твоих и… - Северус все еще не мог произнести это имя, - что предатель был с вами рядом, - сказал он вместо того. - И только много позже…

Он помедлил, так и не закончив эту мысль. У него онемели ноги – сидеть на дощатом полу было слишком холодно.

- Вставай. Эти половицы совершенно ледяные.

Лили послушалась – зареванная и слегка ошарашенная. Северус сунул ей в руки коробку с бумажными платками и, не глядя, указал на свою постель.

- Давай сюда, - скомандовал он мрачно, подтаскивая поближе к кровати стул от письменного стола.

- Но ты же сказал, что… Сев, осторожно, магия! - воскликнула она, увидев, что он ткнул волшебной палочкой в разваливающийся стул.

- Министерство следит за домами, не за отдельными волшебниками, - он задумался, есть ли смысл пригнать плашки поплотнее, чтобы избавиться от щелей, но решил, что это неважно. Под его весом сиденье заскрипело, но выдержало.

- Что?! И когда ты об этом узнал?!

- Еще на четвертом курсе. Не думаю, однако, что это бы как-то тебе помогло, - он наконец заметил, что Лили явно боролась с искушением его придушить, - поскольку твой дом – место жительства магглов. За ним наблюдают.

- Все равно ты должен был сказать, - проворчала она, вытирая лицо бумажным платком – он понадеялся, что на нем не было пыли. - Я всегда думала, что они – ну, я не знаю, следят за нашими палочками?.. Так ты поэтому можешь колдовать на улице, и тебя не ловят?

- Да. Министерство ленится отслеживать каждого.

- Представляю объемы бумажной волокиты, - вздохнула она. - Значит, я могу… - она вытащила из рукава волшебную палочку, одарив Северуса наполовину застенчивым, наполовину дерзким взглядом, от которого у него дрогнуло сердце, и вывела в воздухе сложную вязь петелек. Из ничего вспыхнула горсточка миниатюрных огоньков-колокольчиков – словно заискрилось сошедшее с небес созвездие.

Северус молча вытряхнул на стол цветные карандаши из стеклянной банки и протянул ее Лили. Повинуясь движению ее палочки, золотистые огоньки запорхнули внутрь; закрутив крышку, она водрузила банку на комод. Стекло приглушенно светилось – но грело оно гораздо лучше, чем сияло.

- Надеюсь, обойдется без пожара, - пробурчал он, хотя точно знал, что ничего не загорится: у Лили было такое же инстинктивное чутье на чары, как у него самого – на зелья. - Никогда раньше такого не встречал.

- Я в основном работала над новыми чарами, пока… ну, ты понимаешь, - сказала она тихо. - Мне… никогда не нравилось драться. Я не очень-то умею… причинять людям вред.

- Конечно, не умеешь, - пробормотал он отстраненно – так, словно находился от нее бесконечно далеко, так же далеко, как должна находиться звезда, чтобы казаться не больше мерцающего огонька в банке из-под карандашей. - Видимо, эти чары предназначались для того, чтобы согревать волшебника в ситуации, когда его безопасность зависела от незаметности.

Назад Дальше