В памяти всплыла картинка: Сев – такой, каким он был сегодня – слегка сутулится, щурясь от солнца… потом другая – Сев в ту первую ночь в гостиной, как он поднимался со стула, словно тень… внутри встрепенулось какое-то странное чувство, и…
В ужасе, Лили постаралась его придушить. Да что ей только в голову взбрело! Неужели она – что?.. Ради Бога, она же замужняя женщина! Даже если сейчас ее муж лишь шестнадцатилетний мальчишка – как телом, так и душой…
Лили поставила стакан из-под сока мимо столика – разжала пальцы, уронив его на ковер – и примерзла к месту, застыв на середине этой логической цепочки. А что если… что если Джеймс тоже перенесся в прошлое? Она и Северус вернулись, так почему бы не Джеймс? Они же умерли – все трое…
“Слишком много совпадений”, - заявил Глас Рассудка. Кроме того – останься их брак у Джеймса в памяти, он бы уже давным-давно ее нашел…
А может, и нет - я же его еще не нашла. Нет, вместо того она клещом вцепилась в Сева, потому что была нужна ему, а он ей. Как бы Лили ни мечтала кинуться Джеймсу на шею – ее Джеймсу, настоящему Джеймсу, ее мужу и отцу Гарри – несмотря на все ссоры и размолвки последнего года, и жизнь взаперти, и то и дело повисавшую в воздухе напряженную тишину – ее потребность в Северусе была совершенно другого калибра. Сейчас он был гораздо старше ее и опытней, и знал столько всего жизненно важного… С Джеймсом все было иначе. От потери Северуса в сердце Лили осталась дырка, которая так никогда и не зажила… она так скверно, так больно рассталась с юным Севом, что просто не могла не подойти, когда увидела его в той забегаловке незадолго до Сочельника. Боже, если бы она этого не сделала… то уже наверняка рассыпалась бы на мелкие осколки, совершенно спятила бы без этого нового, взрослого Сева, который помогал ей, рассказывал про Гарри и собирал ее по кусочкам.
Если ее Джеймс и впрямь где-то тут, она скоро его найдет, и они снова будут вместе. Если же нет – что ж, у нее всегда остается здешний Джеймс. Его можно увидеть, с ним можно поговорить. Конечно, для этого придется подождать еще пару дней – пока она не выздоровеет настолько, чтобы подняться с постели и сесть на поезд до Поттеров.
Лили отпила глоток чая и вернула чашку на столик. Сладкая теплота смягчала больное горло: Петунья добавила в чай мед. Откинувшись на подушки, она перевернулась на бок, изучая нарисованные на чашке розы. Петунья так странно держалась – почти так же необъяснимо и непостижимо, как вел себя Сев… что юный, с которым она разругалась, что взрослый, которым он стал…
А кем же он, собственно, стал? Сев преподавал в Хогвартсе зелья… учил Гарри… а что еще? Какой из него вышел учитель? Женился ли он? Были ли у него дети? Он намекнул, что друзей у него не было…
Ей стало больно при одной мысли о том, как Северус год за годом идет по жизни совсем один. Он всегда был так полон того, чем жаждал поделиться… Вот только он никогда не делился легко, и люди в основном от него просто отворачивались…
“Совсем как ты”, - прошептал внутренний голос, который Лили ненавидела. Не из-за того, что он ей нашептывал – из-за того, что всегда прорезался в такие моменты, как этот. Голос внутреннего дементора, называла его она; это была та ее часть, которая всплывала из глубин, чтобы терзать и мучить из-за того, что она сама себе никогда не простила – из-за того, что она сделала. И – из-за того, что не сделала.
После разрыва с Севом Лили временами просто тошнило – как от собственной правоты, так и от отвращения к себе. Иногда даже одновременно: когда она видела его рядом с этими мерзкими мальчишками – теми самыми, которые напялили на него эту дурацкую маску и одеяние Пожирателя… Да, она была права. Но увы – она была права.
Хуже она себя чувствовала только тогда, когда боялась, что их найдет Волдеморт – ее, и Джеймса, и Гарри – и уничтожит их маленькую семью. И тоже не ошиблась.
Сейчас рядом с ней снова оказался Сев – переживший ее на семнадцать лет, и временами даже более опасный, чем она когда-то воображала. Лили вспомнила его полубезумную тревогу, когда она поскользнулась на лестнице, и как сверкали его глаза, когда он ударил того маггла, и как выходил из гостиной ее матери, и интонацию, с которой он произнес: “Я перестал быть Пожирателем”. Если она хоть раз и усомнилась, что влезший в окно Северус сказал ей правду, то даже не расслышала шепоток этих сомнений – настолько уверена она была, что перед ней Сев, который вырос в совершенно другого человека.
И все же в самой своей сердцевине он оставался все тем же. Лили знала, что это не какой-то двойник в его теле – нет, это точно был Сев, совсем взрослый, скорее всего – одинокий, настрадавшийся, и, возможно, даже слегка безумный.
“Северус, - подумала она, закрывая глаза – розы на боку чашки по-прежнему сплетались в венок. - Через что же ты прошел, пока я была мертва?”
Комментарий к Глава 7
*”Как пожелаешь” - это отсылка к фильму “Принцесса-невеста” (прим. авт.)
========== Глава 8 ==========
Северус вошел в дом своего детства, которым он владел на протяжении двадцати одного года и скоро будет владеть снова. Солнце садилось – большую часть дня оно провисело на бледном и мутном небе, и сейчас, на закате, ставшие яркими лучи пронизывали ровные шеренги домов и сквозь кухонные жалюзи падали на стены золочеными полосками.
Как всегда, он вошел в дом через черный ход. Как всегда, свет не горел – мать находила электричество слишком слепящим. Из-за этой ее привычки им не раз удавалось сэкономить на счетах, обходясь магическими огнями и ее фосфоресцирующей настольной лампой. Отец злился до невозможности, но выбора иногда не было – он пропивал все деньги, и платить по счетам оказывалось нечем.
В гостиной шелестели книги; мать паковала свою библиотеку. Она всегда заполняла все свободные стены книжными полками – единственная роскошь, которую отец и мачеха ей позволяли. Северус часто гадал, рассталась бы она с библиотекой, если бы могла выручить за нее хоть что-то. Он не был уверен – мать всегда казалась жадноватой, особенно до знаний. “Ориентируйся на свои сильные стороны, Северус, - не раз поучала его она. - Даже если они и кажутся не слишком надежной опорой”.
- Северус? - позвала она из гостиной. Он вслушался в ее интонацию – голос показался спокойным. Не то чтобы он мог ей отказать, будь это не так.
Уже не в первый раз Северус подумал, что ему, скорее всего, удавалось так долго выживать только потому, что в нем, как и во всех чистокровных – или наполовину чистокровных – детях с младенчества укоренились те привычки, которых требовал от своих Пожирателей Темный Лорд. Вежливость в условиях жесточайшего давления. Постоянное ожидание телесных наказаний. Слепое послушание, когда на тебя смотрят – и молчаливое восстание, как только бдительный надсмотрщик поворачивается спиной.
Неохотно он подошел к дверям гостиной, но мать лишь продолжала восседать на своем кресле, обитом пыльно-зеленым бархатом. Кресло это было магическим; время от времени оно посапывало, словно во сне, или шевелило ножками, выполненными в виде когтистых лап. Северус видел это кресло даже в самых ранних воспоминаниях матери; она взяла его с собой, когда вышла замуж – точно так же, как и все остальное, чем она сейчас владела. Насколько ему было известно, она никогда не возвращалась в магический мир, если не считать той поездки в Мунго, когда он был еще совсем маленьким. Все его школьные принадлежности и учебники перешли к нему от нее; мать даже шила ему школьные мантии из купленных в городке отрезов черной ткани.
Невольно он задумался, откуда она взяла траурную одежду. Зная ее, вероятнее всего, из сундука с приданым.
Сейчас Эйлин занималась библиотекой. Какая-то система в ее действиях явно была – книги шуршали в воздухе, пролетая через комнату, и сами по себе собирались в стопки у всех четырех стен. Она читала – в левой руке держала книгу, правая покоилась на подлокотнике, а кончиками пальцев небрежно придерживала волшебную палочку.
Помедлив, мать подняла на него взгляд. Лицо ее было безмятежно и ничего не выражало.
Она махнула волшебной палочкой – к счастью, всего лишь указывая в направлении старой софы с некрасивой оливково-зеленой обивкой.
- Садись, - приказала мать, и голос ее был таким же, как и лицо, ровным и бесстрастным.
Ей захотелось поговорить. Просто чудесно.
Северус не мог вспомнить, происходило ли в прошлый раз то же самое. В напластованиях воспоминаний о периоде юности не нашлось ничего более внятного, чем смутная мысль о том, что смерть отца отчего-то удивила его куда больше, чем он того ожидал. Попытался вспомнить, тосковал ли он когда-нибудь по отцу, но не нашел ни следа от этой эмоции. Слишком давно это произошло, да и чувство даже тогда должно было быть весьма расплывчатым.
Он пересек комнату, лавируя между стопками шуршащих книг, и сел на софу – из диванных подушек немедленно полезли пружины. Неужели та самая софа, которую он предлагал Нарциссе? Ему стало смешно, хотя ничего смешного в этом, в общем-то, не было.
Закрыв книгу, мать опустила ладонь на переплет. Пока что она только глядела на него – но способности к ментальной магии были у них в крови, и Северус осторожно избавился от эмоций. Его совершенно не устраивала возможность того, что мать проберется к нему в голову и обнаружит там что-нибудь компрометирующее – например, кто он такой на самом деле. У нее хватит таланта, чтобы отличить фантазию о том, что ему тридцать, от не-фантазии.
Магический огонь в камине подсветил его лицо с одной стороны. На улице прокричал черный дрозд – там, на морозе, за тонкой оконной рамой; где-то на дороге рявкнул машинный выхлоп. В доме стояла тишина.
- На днях тебе исполнится семнадцать, - наконец промолвила мать. - В нашем мире ты будешь считаться взрослым, хоть и молодым.
Северус ничего не сказал. Она вопросительно приподняла бровь, и только тогда он тихо ответил:
- Да, матушка.
- Твой отец не мог оставить дом тебе, поскольку по маггловским законам ты еще считаешься ребенком. Поэтому он оставил его мне. Однако я зарегистрировала его в Министерстве как магическое домовладение, и девятого января тебе незамедлительно будут доставлены магические передаточные документы.
- Благодарю, матушка, - произнес он. Его всегда поражало, как специфически она исполнила свой материнский долг – обеспечив ему проживание в маггловском доме. Однако жизнь ее всегда вертелась вокруг самой слизеринской из концепций: обходись имеющимся.
- Я наложила на дом стандартные отталкивающие заклинания, чтобы прохожим-магглам он казался пустым и неинтересным, - продолжала она. - И легкие охранные чары. По достижении совершеннолетия можешь заменить их на те, которые тебя больше устроят. Маггловские счета проблем составить не должны – ты можешь использовать магию, чтобы получить все необходимое.
- Да, матушка, - откликнулся Северус автоматически. Хорошо, что не придется снова долго экспериментировать, чтобы в доме была вода, когда муниципалитет перекроет водопровод – это и в первый раз не доставило ему ни малейшего удовольствия. Он вспомнил, как нечаянно повредил трубу на улице и получил залп ледяной воды прямо в нос. Правда, по столь обширной мишени промахнуться было непросто.
- Как вдова твоего отца я унаследовала после его смерти небольшую сумму денег. Я оставляю их тебе. - Как и в прошлый раз. - Этих денег тебе должно хватить до окончания школы, пока ты не найдешь себе нормальную работу.
Работа. Черт возьми, в один прекрасный день ему придется искать себе работу. Все прошлые карьерные перспективы теперь сгорели синим пламенем. Помнится, на первых порах принадлежать к числу Пожирателей было весьма прибыльно…
- Я перебираюсь к тете Филомеле, - движение было еле заметным, но он все равно увидел: она начала вертеть в пальцах волшебную палочку – не исключено, что даже неосознанно; мать использовала ее для передачи эмоций, точь-в-точь как другие передают их жестами. Северус выучился читать ее позу, жестикуляцию, изменения в выражении ее лица – изучал их до тех пор, пока мельчайшая перемена не стала для него ценнейшим источником информации. Он знал, что для чистокровной ведьмы нервно крутить палочку – все равно что заламывать руки.
Почему – для него было очевидно. Дело в тетке Филомеле, умалишенной сестре ее отца. Изо рта у нее текла слюна; она либо говорила нечленораздельно, либо несла бессмыслицу, и жила на острове Мэн, в полуразвалившемся имении, с платной компаньонкой и двумя домовыми эльфами. Мать когда-то заняла место этой компаньонки – и, видимо, вскорости займет его вновь, чтобы опять коротать дни в обществе душевнобольной и двух ее угрюмых и желчных домовых эльфов. Насколько Северусу было известно, Филомела никогда не узнавала племянницу – несомненно, это стало одной из причин, по которым Эйлин там поселилась.
Это, и еще то, что у нее никогда не было особого выбора.
- Разве она еще не умерла? - уточнил он ради правдоподобия.
- Нет.
Северус выжидал в молчании – мать уставилась в противоположный конец комнаты, и взгляд ее казался почти невидящим. Он помнил, как однажды выбрался ее навестить и аппарировал на бесплодный скалистый клочок земли на краю аспидно-серого моря. Сложенный из серого сланца дом; пустынные и каменистые берега; воздух – серый и невесомый – был наполнен гулом неумолчного прибоя. Он мог только гадать, нашла она там покой или же безысходность.
- Матушка, - произнес он, не зная, стоит ли об этом говорить, - ничто… не обязывает вас… отсюда уезжать.
Он не увидел никакой внешней реакции, но знал, что слова его были услышаны.
- Нет, Северус, - ответила она наконец. - Я всегда была здесь чужой. - Мать посмотрела на него, и горящий за креслом свет отбросил на ее щеки черную вязь теней. - Тебе комфортно в маггловском мире?
Он почти ответил “нет”, но осекся. Визит в больницу абсолютно сбил его с толку – как его собственным душевным смятением, так и царившим в больнице хаосом; однако он не забыл тот первый вечер в этом молодом теле, когда прямо посреди сырой и промозглой улицы вдруг осознал, что для магглов он все равно что пустое место. Когда-то этот факт стал бы для него тяжким испытанием, но сейчас, когда его постигла куда худшая участь, это чувство несло ему только успокоение. Выживи он в войне – это было бы невозможно.
Однако быть неприметным для магглов – слишком мало. Особенно в долгосрочной перспективе. В отличие от Лили, Северус плохо разбирался в этом мире. За время каникул он узнал от нее больше, чем от отца за семнадцать лет, поскольку отец никогда ничему его не учил – только как яростно презирать весь свет, пока даже кости твои не истлеют.
- Я справлюсь, - произнес он. Возможно, что и впрямь справится, если придется. Бывало и потруднее.
- Ты должен культивировать в себе этот навык, - сказала мать, - если получится. Для чистокровного волшебника – для всех чистокровных – маггловский мир совершенно непостижим. Слизеринец не вправе игнорировать столь значительную часть реальности, которая может причинить ему существенные неудобства. В таком мире слишком многое ему неподвластно. Самой мне никогда не удавалось освоить это искусство, а сейчас уже и пробовать поздно. Но я не то хотела с тобой обсудить.
Она снова умолкла. Комнату теперь освещал только огонь в очаге – блики солнечного света высоко на голых стенах уже давно померкли.
- Я долго откладывала эту беседу по целому ряду причин - не буду утомлять нас обоих их перечислением, - начала она медленно. Разумеется, допытываться Северус никогда не станет – приличным детям это не положено. - Но сейчас ты уже достаточно взрослый - даже более, чем достаточно. Надеюсь, что-то из сказанного даже осядет у тебя в голове.
Северус молча выжидал. Матери повезло даже больше, чем она предполагала: сейчас все разумные аргументы осядут у него в голове куда более охотно, чем в шестнадцать. Он уже не такой идиот, каким был тогда – хотя бы в некоторых аспектах.
- Прошлым летом, - сказала она задумчиво, - когда ты постоянно прятался у себя в комнате, выглядел так, словно у тебя сердце разбилось, и больше не произносил имя той девочки, я подумала, что это уже случилось.