— Я понимаю. Благодарю вас.
— Пожалуйста, извините меня, но я бы хотел получить документ, подписанный этим Тайрой, или ещё лучше предводителем всех гайдзинов, который приказывал бы мне открыть для вас мой дом, если или когда бакуфу появятся здесь.
— Я позабочусь об этом. — Хирага поклонился в знак признательности, пряча раздражение, которое вызывали в нем все эти ограничения. — Благодарю вас.
Сёя приказал прислужнице подать чай и письменные принадлежности и смотрел, как Хирага составляет поручение, в котором тот просил снять указанную сумму со счета Синсаку Отами, тайного условного имени его отца. Хирага подписал его и поставил свою печать, после чего подписал и поставил печать на расписке для Рёси, который согласился выдать вперед половину суммы под обычные два процента в месяц на три месяца, необходимые для доставки документа в Осаку и свершения сделки.
— Вы хотите получить деньги наличными?
— Нет, спасибо, у меня ещё есть несколько обанов, — преувеличивая, ответил Хирага, у которого их осталось всего два. — Пожалуйста, откройте мне счет и вычитайте из него плату за комнату и пищу, мне понадобится одежда, мечи, и не могли бы вы найти мне массажистку?
— Конечно, Отами-сан. Относительно одежды, слуга покажет вам то, что у нас есть. Выбирайте что пожелаете. Что же до продающихся у нас мечей, — Рёси пожал плечами, — те, что у меня есть, всего лишь игрушки для гайдзинов и едва ли достойны вашего внимания, но вы можете взглянуть на них. Возможно, я смогу достать вам подходящие. А сейчас я покажу вам вашу комнату и ваши отдельные вход и выход — дом охраняется днём и ночью.
Хирага последовал за ним. Рёси ни слова не сказал о его наготе или синяках, не задал ни единого вопроса.
— Добро пожаловать в мой бедный дом, это честь для нас, — сказал он и оставил его одного.
Вспомнив, как это было сказано, Хирага вдруг почувствовал, как мурашки побежали у него по коже, — внешне так вежливо и почтительно, но со смертельной угрозой в глубине.
Отвратительно, подумал он, отвратительно, что нас, самураев, держат в нищете продажные даймё, сёгуны, бакуфу и заставляют брать в долг у этих низкородных зайбацу, которые не представляют из себя ничего, кроме грязных алчных торговцев, но ведут себя так, словно их деньги дают им власть над нами. Клянусь всеми богами, когда император вернет себе власть, мы сведем все счеты, купцы и зайбацу заплатят...
Хирага начал погружаться в сон, когда дверь отодвинулась в сторону.
— Извините меня, господин. — Слуга опустился на колени и сказал встревоженно: — Прошу простить, но снаружи стоит простолюдин, который заявляет, что знает вас, просит пустить его к вам, очень жаль, что приходится беспокоить вас, но он очень настойчив и...
— Кто он? Как его имя?
— Он... не назвал себя, и вас он не спрашивал по имени, господин, просто повторял: «Скажите самураю: Тодо брат Дзёуна».
В следующее мгновение Хирага уже был на ногах. Накинув на себя юкату, переместился поближе к двум мечам, которые взял на время, пока сёя не найдет ему лучшие, и опустился на колени лицом к двери, готовый наступать или обороняться.
— Пришли его сюда и проследи, чтобы нам не мешали. Худой, грязный молодой крестьянин в рваном кимоно смиренно просеменил по коридору и опустился на колени перед дверью.
— Благодарю вас, господин, благодарю вас, что впустили меня, — пролепетал юноша, потом поднял голову, и лицо его осветилось широкой бессмысленной улыбкой; у него не было передних зубов. — Благодарю вас, господин.
Хирага гневно воззрился на него, потом охнул от изумления:
— Ори? Но... но это невозможно! — Он вгляделся повнимательнее и увидел, что зубы спереди были просто зачернены как часть нового облика, но при тусклом свете создавали полную иллюзию выбитых. Однако нельзя было ошибиться в том, что Ори больше не выглядел как самурай: узел волос на макушке был срезан и все волосы по бокам и сзади были грубо обстрижены до длины двухнедельной щетины, покрывавшей теперь некогда выбритую часть его головы.
— Как так? — беспомощно спросил он. Ори ухмыльнулся и пересел ближе к нему.
— Бакуфу ищут ронинов, а? — прошептал он, чтобы его не могли услышать те, кто, как они оба знали, сейчас их подслушивают. — Я не стал от этого меньше самураем, зато теперь я могу пройти любую заставу, а?
Воздух с шипением вырвался изо рта восхищенного Хираги.
— Ты прав. Это ты блестяще придумал, сонно-дзёи не зависит от прически. Так просто — мне бы это никогда не пришло в голову.
— А вот мне пришло вчера ночью. Я тут все думал над твоей проблемой, Хирага, и...
— Осторожно. Здесь меня зовут Накама Отами.
— А, вон оно как! Хорошо. — Ори улыбнулся. — Я не знал, как тебя называть, поэтому и воспользовался вымышленным именем.
— Тодо и остальных нашли?
— Нет, о них по-прежнему нет никаких известий. Должно быть, они мертвы. Мы слышали, что Дзёуна казнили как обыкновенного преступника, но до сих пор не знаем, как им удалось его поймать.
— Зачем было приходить сюда, Ори? Это слишком опасно.
— Не в таком виде, и не ночью, а мне нужно было проверить нового Ори и увидеть тебя. — Он смущенно провел ладонью по коротким волосам, почесывая кожу под ними; его лицо было гладко выбрито. — Ощущение ужасное, я чувствую себя грязным, каким-то опустившимся, но ладно, теперь я беспрепятственно смогу добраться до Киото. Я отправлюсь туда через два дня.
Хирага недоуменно смотрел на его голову, все ещё не придя в себя от поразительной перемены.
— Уже если что и способно сделать твое путешествие безопасным, то эта уловка сделает его таким, за исключением того, что теперь все самураи станут принимать тебя за простолюдина. Как ты сможешь носить мечи?
— Когда мне понадобятся мечи, я надену шляпу. А так у меня есть вот это. — Ори сунул здоровую руку в рукав и извлек оттуда двухствольный «дерринджер».
Лицо Хираги вновь радостно осветилось.
— И-и-и-и, великолепно! Где ты его раздобыл?
— Фудзико. Она продала его мне вместе с коробкой патронов. Один из клиентов подарил ей его, когда уезжал из Иокогамы. Ты только вообрази себе! Какая-то шлюха низкого разряда обладает таким сокровищем.
Хирага осторожно взял пистолет, взвесил его на руке, прицелился, потом приподнял защелку, чтобы посмотреть на два бронзовых патрона, аккуратно сидевших в стволах.
— Ты, без сомнения, смог бы убить двух человек, прежде чем убили бы тебя, если бы стоял достаточно близко.
— Хватит и одного, чтобы появилось время убежать и раздобыть какие-нибудь мечи. — Ори, прищурившись, посмотрел на Хирагу. — Мы слышали про солдат. Я захотел убедиться, что с тобой все в порядке. Бака! Мы отправимся в Киото вместе и оставим это место собакам, пока не сможем вернуться с большим подкреплением.
Хирага покачал головой и рассказал ему, что произошло на самом деле, потом о разговоре с Тайрером и об открытии, что между англичанами и французами существует вражда, возбужденно добавив:
— Это один из клиньев, который мы можем вбить между ними. Мы сделаем так, что они станут драться друг с другом, пусть они сами убивают друг друга, а? Я должен остаться, Ори. Это только начало. Мы должны узнать все, что они знают, научиться думать, как они, тогда мы сможем их уничтожить.
Ори нахмурился, перебирая в голове доводы за и против — хотя он и не простил Хираге того, что тот заставил его потерять лицо и снять её крест, он, однако, должен был защищать сонно-дзёи.
— В таком случае, если ты станешь нашим шпионом, тебе нужно будет во всем походить на них и вгрызаться в их общество подобно клещу, изображать из себя друга гайдзинов, даже носить их одежду. — В ответ на ошеломленный взгляд Хираги он добавил: — А почему бы нет? Это ещё больше защитит тебя, и им будет легче принять тебя к себе, neh?
— Но почему они вообще должны принимать меня?
— Они не должны, но они глупы. Тайра будет твоим главным орудием. Он сможет договориться об этом, приказать. Он мог бы настоять на этом.
— С какой стати?
— В обмен на Фудзико. — А?
— Райко дала нам ключ: гайдзины не такие, как мы. Они предпочитают спать всегда с одной и той же женщиной. Помоги Райко понадежнее завлечь его в их сети, тогда он станет твоим ручным псом, потому что ты будешь его незаменимым посредником. Завтра скажи ему, что даже хотя ты очень зол на солдат, это была не его вина. Поэтому с огромным трудом ты проник в Ёсивару и договорился, что Фудзико будет ждать его завтра вечером и «прошу прощения, Тайра-сама, мне было бы легче устраивать эти свидания, если бы у меня была настоящая европейская одежда, чтобы проходить через заставы и так далее». Давай ему девушку или не давай, подцепи его на этот крючок и крути им как хочешь. А?
Хирага тихо засмеялся.
— Лучше тебе остаться здесь и не ходить в Киото, твой совет слишком ценен.
— Кацумату необходимо предупредить. Теперь, эта чужеземная женщина?
— Завтра я узнаю точно, где она живет.
— Хорошо. — Ветер усилился, и порыв пробежал по дому, потрескивая бумагой на деревянных рамах; пламя масляной лампы затанцевало. Ори смотрел на него. — Ты её видел?
— Нет ещё. Слуги Тайры, мерзкое китайское отребье, не говорят ни на одном языке, который бы я понимал, поэтому у них я ничего не смог выяснить, но самое большое здание в Поселении принадлежит тому человеку, чьей женой она должна стать.
— Она живет там?
— Я не уверен, но... — Хирага вдруг замолчал: новая неожиданная мысль ворвалась в его сознание. — Послушай, если они меня примут, я смогу бывать где угодно, смогу выведать все об их обороне, подниматься на борт их военных кораблей и...
— И в одну из ночей, — тут же продолжил Ори, опережая его, — нам, возможно, удалось бы захватить один из них или потопить.
— Да. — Лица обоих осветились при этой мысли, пламя лампы трепетало, отбрасывая причудливые тени.
— Если будет подходящий ветер, — тихо сказал Ори, — южный ветер, как сегодня, с помощью пяти или шести сиси и нескольких бочонков масла, заранее расположенных на нужных складах... даже это не обязательно: мы сможем изготовить зажигательные заряды и устроить пожар в Ёсиваре. Ветер погонит пламя на деревню, а с неё огонь перекинется на Поселение и сожжет его дотла! Neh?
— А корабль?
— В суматохе мы на веслах подберемся к самому большому. Мы бы могли это сделать с легкостью, neh?
— Не с легкостью, но какая победа!
— Сонно-дзёи!
21
Четверг, 16 октября
— Войдите! А, доброе утро, Андре, — сказала Анжелика с теплотой, выдававшей её обеспокоенность. — Вы очень пунктуальны. У вас все хорошо?
Понсен кивнул, закрыл дверь маленькой комнатки на первом этаже французской миссии, соединявшейся с её спальней и служившей ей будуаром, вновь поражаясь её внешнему спокойствию и способности говорить о пустяках. Он вежливо склонился над её рукой, легко коснулся её губами, потом сел напротив. Комнатка была бедной, несколько старых стульев, кушетка, письменный стол, оштукатуренные стены, несколько дешевых написанных маслом картин современных французских живописцев Делакруа и Коро.
— Армия приучила меня: пунктуальность в ряду добродетелей стоит на втором месте после святости.
Она улыбнулась его шутке.
— Л-ла! Я и не знала, что вы служили в армии.
— Меня призвали на год в Алжир, когда мне было двадцать два года, после университета, — ничего особенно выдающегося, просто помогал подавить одно из их нескончаемых восстаний. Чем скорее мы полностью покончим с подстрекателями и аннексируем всю Северную Африку, сделав её французской территорией, тем лучше. — Он рассеянно махнул рукой, отгоняя мух, и внимательно посмотрел на неё. — Вы выглядите ещё прекраснее, чем всегда. Ваше... ваше состояние идет вам.
Её глаза потеряли свой цвет и холодно блеснули, как кремень. Она плохо провела последнюю ночь: кровать в этой неопрятной, жалкой комнатке была неудобной. В самый глухой предрассветный час её тревоги взяли верх над её самообладанием, и она сильно разнервничалась по поводу того, что так поспешила, оставив свои апартаменты рядом со Струаном и весь тамошний комфорт. С восходом солнца настроение у неё не улучшилось, и ею опять овладела та же всепоглощающая мысль: мужчины — причина всех её бед. Месть будет сладостна.
— Вы имеете в виду мое будущее состояние замужней женщины, да?
— Разумеется, — ответил он после едва уловимой паузы, и она спросила себя, что с ним такое и почему он был так груб и выглядел так отрешенно, совсем как вчера вечером, когда музыка звучала, словно заводная, без той страстности, какую он обычно вкладывал в неё. Под глазами у него образовались темные круги, и черты лица как бы заострились.
— Что-нибудь случилось, мой дорогой друг?
— Нет, дорогая Анжелика, ничего, ничего совершенно. Лжец, подумала она. Почему все мужчины так много лгут,
и другим, и самим себе?
— Все получилось удачно?
— Да и нет.
Анжелика встревоженно наблюдала за Андре.
— Да и нет, Андре? Что это значит?
— Да, у них есть такое лекарство, но нет, вы пока не можете его получить, потому что вам...
— Но почему, почему они...
— Mon Dieu, наберитесь терпения, тогда я смогу рассказать вам все, что услышал от мамы-сан. Вы пока не можете его получить, потому что его нельзя принимать раньше, чем на тридцатый день, потом ещё раз на тридцать пятый, кроме того, это лекарство — настой из трав — необходимо каждый раз готовить заново, чтобы оно было свежим.
— Тридцать дней? — полузадушенно проговорила она.
— Да, и прием нужно будет повторить на тридцать пятый. Вы должны все точно подсчитать и...
— А что происходит потом, Андре? Оно действует быстро или как?
— Ради бога, дайте же мне закончить. Она сказала, что да, обычно оно действует сразу же. Иногда бывает, что второй раз пить его необязательно.
— А такого, что я могла бы принять прямо сейчас, нет?
— Нет. Такого лекарства нет.
— Но это-то, оно действует каждый раз? Она подтвердила это?
— Да, — ответила Райко, когда я задал ей тот же самый вопрос. — Девять раз из десяти. Если лекарство не оказывает нужного действия, существуют другие способы.
— Вы имеете в виду врача?
— Да. Лекарство обычно срабатывает, но оно очень дорогое. Я должна заплатить его изготовителю до того, как он даст его мне. Ему необходимо купить травы, вы слышите...
Андре вновь сосредоточился на Анжелике.
— Мама-сан сказала, что оно дает нужный результат, но дорого стоит.
— Дает результат? Всякий раз? И не опасно?
— Всякий раз и не опасно. Но стоит дорого. Ей придется заплатить аптекарю вперед, он должен раздобыть свежие травы.
— О, — произнесла она безмятежно, — тогда, пожалуйста, заплатите за меня, и вскоре я верну вам в три раза больше.
Его губы сжались в тонкую линию.
— Я уже ссудил вам двадцать луи. Я не богатый человек.
— Но сколько может стоить немного лекарства, Андре, самого обыкновенного лекарства? Конечно же, оно не может быть чрезмерно дорогим?
— Она сказала, для такой девушки, которой нужна такая помощь, тайная помощь, какое значение может иметь цена?
— Я согласна, дорогой Андре. — Анжелика отмахнулась от этой проблемы с теплой и дружеской улыбкой, но сердце её ожесточилось против него за подобное торгашество. — Через тридцать дней я смогу заплатить сколько нужно, из того содержания, которое Малкольм обещал мне, но и в любом случае я уверена, я знаю, что вы сумеете достать его, такой добрый и разумный человек, как вы. Благодарю вас, мой дорогой друг. Пожалуйста, передайте ей, что сегодня ровно восьмой день после того, как у меня должны были начаться месячные. Когда лекарство будет у вас?
— Я уже сказал вам, за день до тридцатого дня. Мы сможем забрать его или послать кого-нибудь за ним накануне.
— А... а недомогание? Как долго оно продлится?
Андре чувствовал глубокую усталость, неловкость, а теперь ещё и страшно злился от того, что позволил втянуть себя в эту историю, какие бы многочисленные и устойчивые преимущества она ни сулила в будущем.