— Извини, но это не твое дело, и я точно попытаюсь убить его. Я согласен, что это хорошая мысль — разогнать туман раз и навсегда: Джейми, будешь ли ты повиноваться мне как тайпэну или ты забираешь назад свою священную клятву?
— Да, я буду повиноваться тайпэну, как я поклялся.
— Хорошо. После того как мы завтра побываем у сэра Уильяма, тайно спроси у Норберта, устроит ли его следующая среда — да, Джейми, я знаю, что это его день рождения. Скаковой круг, позади трибун, на рассвете. Ты отвечаешь головой, что это останется в тайне, не говори ничего даже Дмитрию.
— Если ты убьешь его, тебе придется тут же покинуть Японию.
— Я подумал об этом. Наш клипер «Штормовое Облако» будет стоять на рейде. Мы поднимемся на него и возьмем курс в Гонконг. Там я смогу, ну, уладить все дела, что бы ни случилось.
— Меня с души воротит от всего этого.
— Понимаю, но это не имеет значения. Ты помнишь свою клятву и будешь держать её ?
— Да.
— Спасибо, Джейми. Давай снова будем друзьями...
Сквозь марево охватившего его возбуждения он услышал слова Анжелики: «О, как я счастлива, что все так получилось», — и ему пришлось сделать над собой большое усилие, чтобы не выпалить ей тут же новость о том, что он назначил день дуэли, день, когда наконец-то начнется его собственная месть дому Броков. «Эйнджел и так скоро узнает и будет гордиться мной», — с уверенностью подумал он.
— Так что не надо переживать из-за Джейми, дорогая, или из-за Гонконга. Вообще ни из-за чего.
— Малкольм, милый, пожалуйста, могу я написать твоей маме? — спросила она, понимая, что должна начинать готовить поле битвы для сражения с этим противником. Андре предупредил её , что власть Тесс Струан в компании была огромна и столь же велико было её влияние на Малкольма, его брата и сестер, напомнив ей, что Малкольм ещё не достиг совершеннолетия, следовательно, без согласия матери брак не сможет состояться ещё долгие месяцы, а без её благосклонного отношения может не состояться вообще. «Как будто мне нужно напоминать об этом», — подумала она. — Я хочу заверить её в своей вечной любви и пообещать, что стану самой лучшей невесткой на всем белом свете.
Он счастливо улыбнулся этой её мысли.
— Отлично! Я тоже напишу ей, и мы отправим оба письма вместе. — Он взял её руку в свою. — Такой ошеломляюще красивой женщине, как ты, просто нельзя быть ещё и такой же заботливой и доброй. Я знаю, она полюбит тебя так же сильно, как я тебя люблю.
Хирага чувствовал себя неловко. Гостиная маленького бунгало на территории миссии, которое Тайрер делил с Бебкоттом, была обставлена скромно: несколько стульев, два рабочих стола; горшочки и баночки с различными мазями и притираниями, стоявшие на полках вдоль одной из стен, наполняли комнату больничным запахом. Окна были открыты, и хотя ночь была теплой, Хирага зябко ежился.
— Но я не понимаю, — говорил между тем Тайрер, — почему этот офицер, который только что был нормальным человеком, вдруг превратился в зверя, а потом так же быстро опять стал нормальным, и все вокруг притворились, что ничего не произошло.
Хирага вздохнул.
— Все очень просто, Тайра-сан. Капитан уверенный, что асигару 'рзот... уверенный, что нет говорить правду, и сёя нет говорить правду, и люди нет говорить правду, поэтому он бить их, чтобы сохранить лицо, — нет говорить правду самурай очень п'рохой, против закона, потому очень п'рохой. Наказание правильный, поэтому все 'частливый, бо'р'са нет проб'рем.
— Сэр Уильям очень недоволен по поводу того мерзавца, которого пристрелили, и по поводу вас, — угрюмо произнес Тайрер.
— Я нет проб'рем.
— Извините, Накама, но дело не в этом. Он говорит, что вы являетесь раздражающим элементом, лишним осложнением для нас, извините, но он прав. Властям скоро будет известно, что вы здесь, если они уже об этом не знают. Тогда они потребуют, чтобы мы выдали вас, мы не сможем этого избежать, и рано или поздно нам придется согласиться.
— Паза'руста? Нет понимать.
Тайреру понадобилось несколько попыток, чтобы более простыми словами объяснить суть сказанного, потом он добавил:
— Сэр Уильям просил меня передать вам, что вам лучше всего скрыться, исчезнуть, пока ещё есть возможность.
Сердце Хираги почти остановилось.
Ему хотелось закричать во все горло, разум его был совершенно расстроен той быстротой, с которой сменялись события после предательства Ори, и глубиной охватившей его паники и страха. Потом до его сознания вновь стали доходить звуки извне, и он услышал ключевое слово в бормотании Тайрера насчет того, «как ему жаль, что он должен потерять такого ценного союзника в его стремлении узнать о Японии как можно больше, но, похоже, нет никакого способа избежать этого...»
Голова его прояснилась.
— Есть мыс'рь, Тайра-сан, — мягко заговорил он. — П'рохо д'ря меня уходить сейчас, я обязательно мертвый. Хочу помогать инге'рийский друзья, хочу быть ценый союзника, очень ценый друг. Я знаю про даймё Сацума, знаю секреты Сацума. Сойа дава'р мне маного... простите, дава'р мне много информации. Я мозна объяснить, как де'рать Сацума пас'русный, мозет, дазе бакуфу пас'русный. Я хочу помагать. Спросите сэр Уи'рьям: я давать информации, выручать гайдзин, вы выручать меня и давать информации, чест'ный обмен. Друзья, neh?
Тайрер взволнованно обдумал это предложение: сэр Уильям, конечно, согласится, но только если информация окажется действительно ценной и только если он получит её , расспрашивая Накаму лично. Это означает... о боже, я не могу!
— Мне придется раскрыть Вилли секрет, что вы говорите по-английски. Этого никак не избежать, а я просто не могу выложить ему, что скрывал такую жизненно важную информацию, меня точно выгонят. Я не могу так рисковать, только не теперь, когда Вилли в таком гнусном настроении! — «Пусть уж лучше Накама уходит, пока моя голова не оказалась на плахе, а сам он не стал международным инцидентом». — Извините, — в отчаянии произнес он. — Это невозможно.
— А, просу просчения, мозет, есть способ, — сказал Хирага и сделал последний гамбит, чтобы выиграть время. — Есть вести от Фудзико — и-и-и-и, вы де'рать бо'р'сой успех у неё, теперь она думает, вы самый 'ручий друг. Мама-сан говорит, очень жа'рь, но Фудзико вчера начинаца зенский бо'реть, каздый месяц бо'реть, поэтому не мозет вас принимать один, два день. — Он заметил тут же мелькнувшее на лице Тайрера разочарование, которое быстро сменилось выражениями сначала покорности, потом радостного ожидания.
От облегчения у него закружилась голова, и он слегка расслабился, в который раз поражаясь, что человек, не говоря уже о таком важном чиновнике, как Тайра, может позволять себе так открыто показывать свои внутренние чувства другому, тем более врагу. Поистине эти варвары — невероятный народ.
— Вот, — продолжил он, протягивая ему веер с написанными на нем иероглифами, который она приготовила по его просьбе. — Это стихотворение, Фудзико писать: «Считаю часы, очень грустный. Тороп'рю часы, когда твое солнце сиять на мне, тогда нет грустный, остановица время». — Он наблюдал, как Тайрер бережно берет веер в руки, довольный своим выбором слов, хотя каллиграфия у неё была отвратительной. «Тем не менее, — подумал он, — мой замысел, похоже, сработал как нельзя лучше». — Про главный гайдзин есть п'ран, но снача'ра, встреча с сёгун, Тайра-сан, встреча бы'р харосый, да?
В своей комнате Райко закончила накладывать косметику на лицо и одевалась к вечеру. Она остановила свой выбор на новом розовом кимоно. Большая цапля украшала его спину, вышитая золотой нитью. Долгие месяцы она заглядывалась на него. И вот теперь оно принадлежало ей, она заплатила за него из той прибыли, которую принесла ей на редкость удачная продажа жемчужных серег. Они оказались даже ещё более ценными, чем она считала вначале.
«И-и-и-и, — радостно думала она, — ками и боги, которые заботятся о мамах-сан, были милостивы ко мне в тот день. Очень удачная сделка, сплошная прибыль, за вычетом доли Фурансу-сана». Деньги за лекарство едва стоили того, чтобы о них говорить, хотя она в своих официальных книгах поставила солидную сумму в графе расходов. Она улыбнулась про себя. Стоимость трав была мизерной, но знания, какое растение взять и кто мог сорвать его, в какое именно время года и как приготовить настой, — а-а, эти знания могли стоить сколько угодно.
— Эта гайдзинская принцесса будет чудесным, долгосрочным помещением средств, — пробормотала она себе под нос, довольная тем, что она увидела в своём высоком, в полный рост, зеркале. Это было единственное современное зеркало во всей Ёсиваре, подарок от клиента, привезенный специально для неё из Англии. Её лоб пошел морщинами, когда она слегка нахмурилась, вспомнив о нем: «Кентербери, тот самый гайдзин, которого убили на Токайдо эти глупцы Ори и Сёрин. Бака! Он был хорошим клиентом и чрезвычайно высоко оценил мои услуги, когда я нашла ему идеальную любовницу, Акико, которую теперь зовут Фудзико — очень удобно для нас, что наши инге'рийские гайдзины редко делятся между собой своими женщинами, предпочитают совокупляться тайком, всегда с одной женщиной, и держат её в секрете от других в нашем Плывущем Мире, который весь основан на благоразумии и умении хранить тайну.
Тайра ничего не знает, Фудзико получила новую жизнь и нового любовника. Всем хорошо.
— Госпожа? Пришел гайдзин Фурансу-сан.
— Хорошо. — Райко проверила, все ли компоненты лекарства на месте, и положила его рядом со столиком. Когда она решила, что Андре ждет её именно столько, сколько нужно, не слишком мало и не слишком долго, она послала за ним. — А, Фурансу-сан, добро пожаловать в мой скромный дом. — Она наполнила крошечные, как наперстки, чашечки своим лучшим саке и сказала, подняв свою: — Вы выглядите очень хорошо.
— Ваше здоровье! Десять тысяч лет жизни, — вежливо ответил Андре.
Они поговорили о погоде, о том, как идут дела, и потом перешли к первому вопросу.
— Ваш выбор серег оказался ещё более утонченным, чем я думала, ваша доля вдвое превышает ту сумму, которую вы просили.
Его глаза расширились.
— Господи, так много?
— Да. — Она налила ещё саке, радуясь за них обоих своему умению вести дела, потому что, разумеется, после того как сделка была окончательно заключена между ними, вопрос точного выполнения её условий стал вопросом лица. — Мой банк, Гъёкояма, нашел клиента, китайского торговца шелком и опиумом из Шанхая, который посещал Канагаву. — Она опять улыбнулась. Потом добавила деликатно: — Он дал понять, что готов приобрести столько подобных безделушек, сколько я смогу предложить.
Его улыбка была под стать её собственной. Он осушил свою чашечку, подставил её , чтобы она наполнила её снова, и произнес:
— За будущие безделушки!
— Дальше, есть...
— Прежде чем дальше, Райко. Почему он платил так много?
— В тяжелые времена мудрый человек вкладывает часть своего богатства в крошечные вещи, которые он может спрятать в рукаве. Он не дурак, я и сама подумывала о том, чтобы оставить их себе по той же причине.
Он взглянул на неё с новым интересом.
— Какие тяжелые времена в Китае?
— Он сказал, что весь Китай охвачен восстанием, повсюду голод, гайдзины ведут в Шанхае меньше дел, чем обычно, хотя теперь, когда английский флот опустошил побережье Мирса и потопил много пиратов Белого Лотоса, морские пути некоторое время будут безопасными и торговля вверх и вниз по Янцзы весной оживится. И-и-и-и, Фурансу-сан, я слышала, англичане потопили сто джонок и убили тысячи пиратов, многие деревни сожжены дотла. — Её страх был явным. — Их способность убивать ужасна.
Она задрожала всем телом, зная, что, хотя японцы презирали китайцев как людей слабых, они делили с ними один общий великий страх: страх перед гайдзинами — и были одержимы одним стремлением: навеки закрыть для них свои земли.
— Когда корабли гайдзинов вернутся, они нападут на нас?
— Да, Райко, если бакуфу не выплатят установленных сумм. Будет война, да. Не здесь, не в Иокогаме. В Эдо.
Некоторое время она рассматривала свою чашечку, раздумывая, как она могла бы ещё больше обезопасить себя и обратить это в выгоду, больше чем когда-либо убежденная, что каким-то образом она должна быстро отделаться от Хираги и Акимото, прежде чем станет известно, что она причастна к катастрофе с Ори, что она укрывала его и их, каким бы праведным ни было сонно-дзёи.
Волна тревожного предчувствия качнула её , и она принялась обмахиваться веером, пожаловавшись на слишком крепкое саке. — Карма, — произнесла она вслух и стряхнула с плеч то, что «может быть», оставив только то, что «есть».
— Теперь, ещё одна хорошая новость: есть девушка, которую я хотела бы вам представить.
Андре показалось, что сердце его замерло на мгновение, когда же оно снова забилось, его удары стали слабее, чем раньше.
— Представить когда?
— Желаете вы увидеть её до того, как мы обсудим деловую сторону, или после?
— До, после, какая разница. Заплачу что спросите, если понравится. — Опять по-галльски безразличное пожатие плечами и голое, кричаще обнаженное отчаяние.
Оно её совсем не тронуло. «Почему оно должно меня трогать, — подумала она. — Ян, изголодавшийся по инь, — суть нашего мира, и без этого голода наш Плывущий Мир камнем пошел бы на дно.
Странно, что одержимость, с которой ян стремится соединиться с инь — туда и обратно, тараня ворота, больше боли, чем удовольствия, отчаянно желая закончить, отчаянно желая продолжать, если закончит, то всегда ему мало, если не закончит, то стонет в ночи, — странно, что одержимость эта так мимолетна; инь никогда не знает такой алчности. В этом женщины благословенны, хотя боги, если боги существуют, жестоко обошлись со всеми смертными.
Трижды я пыталась уйти вперед своего пути, всегда потому, что мой инь желал владельца одного особенного для меня яна — будто ян не всегда более-менее одинаков, — всегда выбор мой был бесполезен и не приносил ничего, кроме горя, не имел будущего и дважды моя страсть осталась безответной. Как глупо! Зачем? Никто не знает.
Ладно. Теперь жаркое томление иня можно загасить так легко, а мама-сан вообще может играть с ним. Легко можно заплатить за ян, или прибегнуть к харигата, или пригласить к себе в постель одну из дам. Фудзико, например, которая как будто любит такое разнообразие и чей поцелуй может быть небесным».
— Райко знает меня, да? — говорил Андре, и она подумала: «Воистину это так». — Я знаю Райко. — «Воистину это не так». — Мы старые друзья. Старые друзья всегда помогают старым друзьям. — «Верно, верно, но ты и я не старые друзья, не в том особом смысле, который эти слова имеют для азиатов, и никогда не будем ими. Ты — гайдзин».
— Фурансу-сан, старый друг, — сказала она. — Я устрою встречу, вы и эта дама, — сказала она.
Он почувствовал слабость во всем теле и постарался не показать этого.
— Да. Благодарю вас.
— Это будет скоро. Последнее: лекарство. — Она опустила руку рядом со столиком. Небольшой сверток был аккуратно завязан в квадрат простого шелка и выглядел нарядно, как дорогой подарок. — Слушайте внимательно. — Снова её наставления были ясны и понятны. Она заставила его повторять их, пока не убедилась, что он запомнил все правильно.
— Райко-сан, пожалуйста, говорить правду, лекарство опасное, да, нет?
— И-и-и-и, правду? Разве я не серьезный человек? Я Райко Трех Карпов. Разве я уже не говорила вам? Конечно, оно может быть опасным, и, конечно, оно не опасное! Это обычная проблема, которая постоянно случается у всех девушек, и лечение редко бывает проблемой. Ваша принцесса молода и здорова, поэтому все должно пройти легко, без всяких проблем.
— Принцесса? — Его черты стали жесткими. — Вы знаете, для кого это?
— Догадаться было нетрудно. Сколько в Поселении женщин, достаточно дорогих для вас, чтобы вы взялись им помогать? Не тревожьтесь, старый друг. Тайна со мной остается тайной.
Помолчав немного, он спросил:
— Какая проблема возможна?
— Боль в животе и никакого результата, просто сильное недомогание. Тогда мы должны будем попробовать ещё раз, с более сильным лекарством. Если и оно не сработает, тогда есть другой способ.
— Какой?
— Об этом ещё будет время поговорить. — Райко со спокойной уверенностью похлопала рукой по свертку. — Тут должно быть все, что ей понадобится.